Поднять перископ! - Сергей Лысак

— Ваше благородие, а сколько же они за нами идти будут? Неужели, до самых льдов? А дальше? Ведь они для льдов, вроде бы, не приспособлены.

— Нет, Петр Ефимович. До льдов они идти не будут — потеряют нас раньше. Мы им в этом поможем. А пока пусть смотрят. У нас не убудет. Мы же, вроде как на смотринах…

Прошло еще трое суток. «Косатка» вышла из Скагеррака и следовала Норвежским морем, не удаляясь далеко от берега. Ветер сменился на норд — ост и волнение стало несколько меньше. Скалистые норвежские берега не давали разгуляться большой волне, и лодка шла под их прикрытием все дальше и дальше на север. Уже пройден Ставангер, Тронхейм и скоро надо будет менять курс, повернув на запад, в Атлантику. А два соглядатая не отстают. Идут следом, как привязанные. Ну — ну…

Глянув на карту, Михаил понял, что в эту ночь надо уходить от … противника. В надводном, или в подводном положении, видно будет по обстоятельствам. Придется также открыть экипажу часть правды. Сказать, что ни к каким льдам они не идут. А идут… М-м-да… На войну. Одно другого лучше. Впрочем, за войну пока можно и не говорить. Идут в южную Атлантику. Мало ли, какие дела там могут быть у «чокнутого немца».

Как раз перед сменой вахт, в двадцать три сорок пять по бортовому времени, Михаил поднялся на мостик. Второй дизель был запущен, прогрет и пока работал на холостом ходу. Ветер перешел на чистый ост и задувал в правый борт, но под прикрытием берега большой волны не было. Спереди и сзади, чуть мористее, шли оба крейсера. Стало заметно холоднее и если бы не теплая одежда, заказанная в Петербурге, то на открытом мостике субмарины, продуваемом всеми ветрами, можно было бы давно превратиться в ледышку. Заступающая вахта — второй помощник и два сигнальщика уже поднялись на мостик и адаптировали свое зрение к темноте. Рулевые в центральном посту тоже готовились к передаче вахты. «Косатка» по — прежнему шла экономическим ходом с ходовыми огнями, не вызывая никаких подозрений у своего «эскорта». Но все было готово к тому, чтобы совершить прыжок в неизвестность. Михаил внимательно осмотрелся. Крейсеры уже привыкли к спокойному поведению «Косатки» и даже не приближаются, сохраняя дистанцию около мили, ориентируясь по ее ходовым огням. Михаил внимательно осмотрелся вокруг, оценивая дистанцию до крейсеров и расстояние между ними. Сейчас «Косатка» как никогда напоминала ему его «малышку» U — 177. В общих чертах он предупредил экипаж о том, что предстоит оставить англичан с носом. И вот теперь ответственный момент наступил.

— Так, господа, начинаем. Выключить ходовые огни. Обе машины полный вперед, право на борт!

Огни погасли, взревели оба дизеля, и субмарина рванулась вперед, начав поворот в сторону берега. На крейсерах, очевидно, не ожидали подобного и не сразу отреагировали. «Косатка» успела удалиться на полмили в сторону прибрежных скал, скрывшись в ночной тьме, и начала разворачиваться на обратный курс, стараясь проскочить за кормой концевого крейсера. Крейсера включили прожекторы и пытались нащупать ими беглянку, но вахтенные офицеры обоих крейсеров пришли к выводу, что ни один нормальный человек не повернет в сторону скал, и будет стараться уйти в открытое море. Поэтому, старательно искали лодку там, где предполагали ее увидеть. Но ее там почему — то не было. Считая, что такого не может быть потому, что не может быть никогда, они удалялись все дальше и дальше. Михаил знал, что ночью в штормовом море визуально обнаружить субмарину практически невозможно. Поэтому, проскользнув в пяти кабельтовых вдоль борта англичанина, старательно светившим прожекторами совсем в другом направлении, разошелся с ним на контркурсах и продолжал полчаса идти на юг. Оглядываясь назад, туда, где вспыхивали лучи прожекторов и две «гончих» безуспешно пытались обнаружить выскользнувшую из западни «волчицу», он снова почувствовал себя на войне. Недолгий перерыв подарила ему судьба. Теперь он снова вольный одинокий охотник. И на него самого будут устраивать охоту. И надо снова перехитрить всех. Надо заставить врага бояться собственной тени. А для этого надо сродниться с «Косаткой», как когда — то он сроднился с U — 177. Чувствовал каждый ее вздох, знал все ее повадки и точно знал ее предел, за который нельзя заходить. Так же, как и предел своего экипажа. И экипаж верил своему Старику. Все знали, что Старик обязательно вытащит их чуть ли не с того света, куда они заглядывали с завидным постоянством. Потому, что иначе просто не может быть…

— Отлично. Они нас потеряли. Курс зюйд — вест восемьдесят, идти два часа полным ходом. Затем одна машина стоп, вторая — экономический ход. Огни не включать, вести наблюдение. При встрече с другими целями не приближаться ближе трех миль. Смотрины закончились, теперь нам надо исчезнуть. В случае чего — немедленно вызывать меня на мостик.

Михаил открыл люк и спустился в рубку. Вахтенные удивленно проводили его взглядом. Хоть произнесенные слова и не выходили за рамки обычного, но все почувствовали тон, которым они были сказаны. Заметили странную метаморфозу, произошедшую с капитаном.

— Ваше благородие, а что это с командиром? Он же, вроде бы, только на «купцах» раньше ходил? А тут — как будто броненосцем командовал?

— Не знаю, братец. Сам не пойму, что это на нашего капитана нашло…

Вахтенный второй помощник сам был удивлен не меньше сигнальщика. Никто из них не знал, что поднялся на мостик перед выполнением маневра Михаил Рудольфович Корф. А руководил маневром по уклонению от двух военных кораблей потенциального противника и ушел с мостика уже фрегаттен — капитан Михель Корф.

Глава 9. Призрак в океане

Утро выдалось хмурым. Небо было полностью затянуто тучами, и свежий ветер вспенивал гребни волн. «Косатка» шла на запад, периодически то проваливаясь в ложбину между волнами, то взлетая на гребень. Горизонт был чист. Оба английских крейсера исчезли, и субмарина в гордом одиночестве рассекала своим острым форштевнем волны, уходя все дальше от норвежских берегов.

Михаил поднялся довольно рано и вышел на мостик, поздоровавшись с вахтенными. На вахте до восьми часов стоял старпом и сейчас он хитро поглядывал на своего капитана.

— И что дальше делаем, Михаил Рудольфович?

— Одеваем шапку — невидимку, Василий Иванович. От этих двух английских бульдогов мы сбежали. И теперь наша задача превратиться в призрак. Который должен исчезнуть в океане и не появляться до определенного момента. До какого именно, скажу позже. Передайте по вахте — в случае появления встречных судов — погружение. Абсолютно никто не должен нас видеть.

— И как долго идти этим курсом?

— Пока не обойдем Фарерские острова и можно будет повернуть на зюйд, следуя на большом удалении от берегов. Случайные встречи нам не нужны. Команде скажете, что план экспедиции изменен и в Арктику мы не идем.

Михаил видел, как оба сигнальщика навострили уши, прислушиваясь к разговору. Но в разговор не встревают, соблюдают дисциплину. Усиленно делают вид, что разглядывают горизонт в бинокли. Но в том, что максимум через полчаса после смены вахты об этом будут знать все, кто не спит, можно не сомневаться. И объявление об изменении дальнейших планов — простая формальность. Ну и ладно. Когда — то все равно бы об этом все узнали. Михаил побыл еще какое — то время на мостике, дождался смены вахты в восемь часов и лично проинструктировал кондуктора Емельянова. И напоследок добавил.

— А после вахты, Петр Ефимович, подготовьте карты на переход в южную Атлантику. До самого Кейптауна. Поскольку Вы у нас сейчас третий помощник, Вам и карты в руки. Тренируйтесь. Что непонятно, спрашивайте. У меня, у старшего и у второго помощника. Не стесняйтесь.

— Так куда же мы идем, Ваше благородие?

— Пока в южную Атлантику. Больше сказать не могу. Могу сказать одно — под лед нырять мы не будем. У нас совершенно другая задача.

Новость мгновенно облетела «Косатку» и вызвала неоднозначную реакцию. От откровенно восторженной, кто лезть под лед особо не хотел. И до сдержанно нейтральной. Кому было наплевать, куда лезть, лишь бы хорошие деньги платили. Больше всех, неожиданно, стали возмущаться радиотелеграфист и доктор. Доктор шумел, что готовился к работе в Арктике, а не неизвестно где. Радиотелеграфист вел себя тише, но напомнил, что договор был об испытании аппаратуры в высоких широтах. И то, как господин Корф себя ведет — это нарушение договора. На это Михаил ответил, не мудрствуя лукаво.

— Господа, я ни перед кем не давал письменных обязательств, что иду именно в Арктику. Сейчас обстоятельства изменились. Поверьте, для этого есть веские причины. Вы дали согласие участвовать в экспедиции независимо от пункта назначения. И за это вы получаете хорошее жалованье. Какая вам разница, за работу в каком районе океана его получать? Рихард Оттович, Вы говорили, что являетесь российским подданным. И поэтому я надеюсь, что Вы являетесь патриотом России. Касаемо договоренностей с «Телефункен» — они получат подробный отчет о работе установки в экстремальных условиях. Но только — в условиях высоких температур и повышенной влажности. Я даже согласен вернуть им скидку, какую они мне любезно предоставили. И уверяю Вас, что та экспедиция, которая нам предстоит, по своей сложности и напряженности не уступает арктической. Если не превосходит ее. И я думаю, что если в этих условиях аппаратура хорошо себя зарекомендует, то это будет прекрасной рекламой «Телефункен», к чему я приложу все усилия. Если же руководство «Телефункен» начнет вести себя, как обычный уездный склочник, занимающийся сутяжничеством с целью содрать с меня неустойку, то я выплачу неустойку по решению суда и создам такую антирекламу аппаратуре «Телефункен», что о дороге на российский рынок ей можно будет забыть. Теперь касательно Вашей работы, Рихард Оттович. Надеюсь на Вашу сознательность и благонадежность. Аппаратуру использовать только в режиме приема. На передачу ни в коем случае не работать. Могу сказать, что наша миссия секретная и нам ни в коем случае нельзя раскрывать наше местонахождение до определенного момента. Больше пока сообщить ничего не могу. Но поверьте мне на слово, все это делается на благо России. Вопросы есть?