Слепой. Кровь сталкера - Андрей Воронин

– Ну и как тебе, Лиза, после Швеции в России? Мы изменились? – спросил Потапчук.

– Да нет, – пожала плечами Лиза, пытаясь улыбнуться. – Такие же горячие, взрывные и неуправляемые…

– Зато шведы, наверное, для тебя идеал спокойствия и уравновешенности… – проговорил генерал Потапчук, мешая в мангале угли.

– Нет, – покачала головой Лиза, – шведы – очень неуравновешенные люди. Говорят, нрав того или иного народа определяет погода. А в Швеции лето короткое и жаркое, а осень, зима, весна бесконечно долгие, ветреные, дождливые. Когда я впервые приехала в Швецию, мне казалось, что они все время ходят с шарфиками на шее, вообще не снимают шарфиков. А что до неуравновешенности, так, представьте, они могут встать ночью и заниматься бегом. Меня это поначалу даже веселило. Ночь, холод, а выглянешь в окно: по парку под фонарями кто-нибудь обязательно совершает пробежку. В шарфике, шапочке, кроссовках…

– А вы с мужем, может, тоже по ночам бегали? – спросил Потапчук, с тревогой глянув на жену, теперь вдову, генерала Чернявского. Та вроде как немного успокоилась и с интересом следила за разговором.

– Федор Филиппович, дорогой, – улыбнулась она, – я уверена, что у них, молодых, ночью были дела поинтереснее. Правда, Лизонька?

Лиза, стараясь казаться спокойной и беззаботной, кивнула.

Вадик вынес из дома гитару, все настроились спеть несколько песен. У Лизиной мамы был чудесный голос, и Федор Филиппович упросил-таки ее спеть для всех пару романсов. Лиза тоже любила петь, но так петь, как мама, она не умела. Вадик очень быстро подхватил мелодию, и в теплое, еще не усыпанное звездами летнее небо понеслась до боли знакомая Лизе с самого детства, а если учесть, что мама пела ее еще и тогда, когда Лиза была всего лишь ее клеточкой, то знакомая Лизе еще до ее рождения песня:

Восток зарей пылает,

Спит табор кочевой.

Никто любви не знает

Цыганки молодой.

Эх, нани-нани-нани-на,

Эх, нани-нани-нани-на,

Никто любви не знает

Цыганки молодой.

Подайте мне гитару,

Налейте мне вина!

Подайте мне мальчонку,

В кого я влюблена.

Эх, нани-нани-нани-на,

Эх, нани-нани-нани-на,

Подайте мне мальчонку,

В кого я влюблена.

Подали ей гитару,

Налили ей вина,

Но не дали мальчонку,

В кого та влюблена.

Эх, нани-нани-нани-на,

Эх, нани-нани-нани-на,

Но не дали мальчонку,

В кого та влюблена.

– Я вовсе не влюблялся,

Я вовсе не любил.

Я просто посмеялся,

Я просто пошутил.

Эх, нани-нани-нани-на,

Эх, нани-нани-нани-на,

Я просто посмеялся,

Я просто пошутил.

Мальчишки вы, мальчишки,

Холодные сердца!

Вы любите словами,

А сердцем никогда.

Эх, нани-нани-нани-на,

Эх, нани-нани-нани-на,

Вы любите словами,

А сердцем никогда…

Мама закончила петь и заплакала. Но Лиза даже не успела подойти к ней. Ожил ее мобильный. Из Швеции звонил Карл. Надо сказать, что она уже двое суток не могла до него дозвониться. И по правде, уже начинала тревожиться.

Лиза отошла подальше от компании и нажала кнопку ответа.

– Хэллоу, Лиза! – сказал Карл как-то слишком бодро и весело. Учитывая, что он не знал еще, что нашлись его брат с женой и, как казалось Лизе, довольно искренне переживал из-за пропажи Лизиного отца и болезни матери, это было более чем странно.

– Хэллоу… – сдержанно ответила Лиза и решила все-таки обрадовать или, скорее, успокоить Карла: – Ганс и Хелен нашлись. Они в Москве.

– Знаю, знаю, все знаю, но я тебе звоню по другому поводу!

– Почему я тебе не могла дозвониться? – строго спросила Лиза и добавила: – Я волновалась. Ты же знаешь, у меня отец пропал и мать болеет…

– Да, я помню, но мне с тобой нужно обсудить одну очень важную сделку! – не унимался Карл.

– Хорошо, – вздохнула Лиза, – давай обсудим.

Если говорить, что именно стало за рубежом для Лизы самым неожиданным, так это то, что иностранцы могли по телефону говорить друг с другом практически на любую тему, не опасаясь ни подслушки, ни прослушки. Лиза же еще с детства отлично помнила, как ее мама, чуть прикрывая ладонью трубку, все время шептала: «Это нетелефонный разговор. Договорим при встрече». А когда она чуть подросла, родители доходчиво объяснили ей, что все телефоны, особенно почему-то их телефон, прослушиваются и конфиденциальную информацию лучше сообщать лишь с глазу на глаз. Но за рубежом, в Швеции все было иначе. И Карл смело заговорил с ней о деле:

– Лиза, есть хорошее предложение, и я решил объединить нашу клинику с одной лабораторией и клиникой по пересадке органов. Я уверен, что там пригодятся и наш с тобой опыт, и наше мастерство. И главное, наши сбережения. Это теперь очень перспективное, прибыльное направление. У них налажены все контакты. Нужны только финансы, специалисты и помещения. Они хотят расширяться.

– Карл, давай обсудим это по приезде… – тихо сказала Лиза. Ей совсем не хотелось говорить о таких вещах по телефону, да еще когда рядом веселится компания и ловит каждое ее движение и слово генерал Потапчук.

– Ты что, не одна? Где ты? С кем ты? – спросил Карл, не скрывая волнения.

– Успокойся, Карл. Я с мамой. Я смотрю за мамой. Я же говорю, мама очень плохо себя чувствует, – попыталась успокоить мужа Лиза. – Я не могу сейчас ни о чем другом думать. У меня проблемы. Подожди, пока я приеду.

– Я не могу ждать, нужно действовать, – решительно сказал Карл.

– Карл, ну ты же видишь, мне не до этого. У меня отец пропал, мама болеет.

– Лиза, это очень, очень выгодное дело. И у наших шведских компаньонов уже есть надежные партнеры, – начал злиться Карл. – Но они не могут сейчас выехать в Россию, поэтому я и позвонил тебе – ты должна там, в России, срочно подписать кое-какие документы. Ты должна встретиться с нашими партнерами…

– Уже с нашими партнерами? – вздохнула Лиза. – То есть ты уже там сам все без меня решил?

Внутреннее чутье подсказывало Лизе, что здесь далеко не все чисто. И если их новые партнеры не могут выехать в Россию, вполне возможно, что власти их здесь не больно-то и хотят видеть. И будь она сейчас в Швеции, она обязательно бы поподробнее изучила тех, кто предлагает им сотрудничество. Но Карл, как истинный швед, просчитывал лишь свою собственную выгоду. А обещанный высокий процент от прибыли наверняка вскружил ему голову. И теперь разубеждать его в чем-либо бесполезно.

– Лиза, я дал твой телефон одному человеку. Он тебе позвонит, и вы встретитесь. Он приедет туда, куда ты скажешь, – решительно сказал Карл. – Он введет тебя в курс дел.

– Карл, я сейчас за городом. Я не в Москве, не могу туда вернуться, – поспешила предупредить Лиза, косясь при этом на Потапчука. Нужно было бы, конечно, обрисовать Карлу ситуацию более подробно, но Лиза пока что не могла придумать, как это сделать. Сказать, что она заболела и лежит в загородном госпитале? Напомнить Карлу, что не может оставить одну мать? Или придумать, что едет по следам отца и в данный момент находится очень далеко от Москвы? В конце концов Лиза решила сказать последнее.

Но Карл уже отключился. Лиза попыталась дозвониться ему, но он больше не отзывался.

– Что-то случилось? – спросил, подойдя к Лизе, Потапчук.

– Да нет, – покраснела Лиза. – Муж, Карл, звонил. Но я сама с ним разберусь.

– Надеюсь, ты ему не сказала, где ты находишься? – пристально глядя на Лизу, спросил Потапчук.

Лиза лишь покачала головой. Она растерялась и не знала, говорить или нет Потапчуку о новых планах мужа и о том, что он просит ее встретиться с каким-то своим или не своим компаньоном. В конце концов Лиза твердо решила никому не отвечать и никуда не ехать.

Остаток вечера она провела возле мамы. Потапчук, который утром, как она поняла, отправлялся в дорогу, первым предложил возвращаться в дом.

Мама настолько устала, что, как только легла, сразу уснула. А Лиза, которая ночевала с ней в одной комнате, еще долго ворочалась в постели, раздумывая над тем, говорить или нет генералу Потапчуку о планах мужа. В конце концов, сказав самой себе сакраментальную фразу: «Утро вечера мудренее», Лиза отвернулась к стене и, поставив на всякий случай свой мобильник на виброрежим, попыталась отключиться.

Только она наконец начала засыпать, как ожил ее мобильник. Номер, который высветился на дисплее, был незнаком. И первое, что пришло в голову Лизе, – это то, что звонит тот, с кем она должна встретиться по наводке Карла. Можно было, конечно, не отвечать, но Лизу всегда напрягало, если кто-то настойчиво ее разыскивал.

Поэтому, вздохнув, она вышла в коридор и, не зажигая света, тихо сказала:

– Але…

– Лиза, это я, привет! – отозвался в трубке знакомый мужской голос.

Это был Виктор, водитель отца, в которого она была влюблена еще девчонкой. А первая любовь – болезнь хроническая. И даже теперь, когда Виктор так неоднозначно повел себя в Зоне, когда, возможно, именно он был виновен в смерти отца, она все равно терялась, слыша его грубоватый, с хрипотцой голос. Тем более что ведь они оставили его в больнице, практически на операционном столе.