Ловцы фортуны - Каролин Терри

— Рэндольф, я очень польщена твоим предложением, но, к сожалению, должна от него отказаться. — Ее слова прозвучали неловко, а вежливость формулировки казалась неправдоподобной ей самой. Искусство компромисса давалось Тиффани очень нелегко. — Мне приятно, что ты занял такое важное место в банке. Я же буду заниматься делами нашей бриллиантовой компании. Когда-нибудь мы оба вступим в брак и, без сомнения, наши семьи будут очень дружны. Я отношусь к тебе как к родному брату, Рэндольф, а не как к кузену.

Он спокойно улыбнулся. Тиффани с удивлением обнаружила, что он красив особой, сдержанной и элегантной красотой. Черты его лица были правильными, изящными и аристократичными, губы красиво очерчены, волосы густые, темные и блестящие. Она попыталась разобраться, почему же он столь неприятен ей, но не смогла объяснить это какими-либо особенностями его внешности. Возможно, дело было в несколько неестественной манерности, с которой он наклонял голову или подавал руку, в выражении лица… не говоря уже о том, как он сгреб девушку на яхте… Тиффани так и не смогла сформулировать для себя истоки своей неприязни к Рэндольфу и, отказавшись от этих бесплодных попыток, сосредоточила внимание на его словах.

— Ты настоящая деловая женщина, Тиффани, и к тому же очень талантливая! Однако понимаешь ли ты, какие трудности и неудобства могут возникнуть если ты выйдешь замуж за другого мужчину, а я женюсь на другой женщине? Во-первых, твой муж — который, возможно, женится на тебе из-за денег — неизбежно начнет завидовать моему положению, что создаст проблемы в вашей семье и в наших деловых отношениях. Во-вторых, когда вырастут наши дети, кто что унаследует? Представь только вражду между нашими сыновьями или дочерями, — торопливо добавил он. — Ничто не ослабляет предприятие сильнее, чем внутренние раздоры, и я не хочу видеть, как империя Кортов распадется на мелкие осколки, дабы каждый претендент получил свою долю. Она должна сохраниться как единое мощное предприятие; каждый из наследников делает свой вклад, но один — не обязательно самый старший, но зато самый способный — должен стать во главе. Ты же знаешь, что я прав, Тиффани, и только вместе мы сможем достигнуть этого.

Посмотрев на проблему с его точки зрения, Тиффани должна была признать, что все это звучит довольно разумно. Согласившись на его условия, она могла бы способствовать упрочению бизнеса и в то же время иметь связи на стороне — ведь именно в этом заключалась предложенная им сделка. Но она не могла сказать ему, что бизнес расцветет и в том случае, если она расширит с помощью Филипа бриллиантовую империю; что Филип не будет обижаться на Рэндольфа, потому что их интересы лежат в разных плоскостях. Что она зубами и когтями будет добиваться, чтобы ее дети правили миром. Она не должна была говорить об этом, потому что — и это было важнее всего — не вынесла бы прикосновения Рэндольфа.

— И есть еще одно обстоятельство, которое необходимо учитывать. — Рэндольф вновь улыбнулся, причем с такой искренностью, что Тиффани сразу почувствовала: сейчас он сообщит нечто, дающее ему огромное преимущество перед ней. — Пока тебя не было, твой отец рассказал мне о некоторых мерах, принятых им для твоего же блага на случай его непредвиденной кончины. Проще говоря, дорогая, пока тебе не исполнится двадцать пять лет, все твои финансовые интересы будут находиться под опекой, а я буду твоим официальным опекуном.

Вырвавшееся у Тиффани ругательство было совершенно не подобающим девушке из хорошей семьи. Рэндольф удивленно приподнял бровь, но воздержался от замечаний.

— Это все ты устроил! Ты использовал свое влияние на отца, стоило мне отвернуться, — набросилась она на кузена, совершенно не владея собой. Но что же делать? Надо немедленно потребовать, чтобы отец объяснил условия опеки, а самое главное — может ли она выйти замуж по своему выбору или должна ждать двадцатипятилетия. Ведь Рэндольф никогда не даст согласия на ее брак. Что ж, останется только молиться, чтобы Джон Корт дожил до ее двадцать пятого дня рождения. Сколько же ему лет? Шестьдесят один, подсчитала она, и у него хорошее здоровье. Господи, пусть он подольше это здоровье сохранит!

— Дело вовсе не во мне, — спокойно ответил Рэндольф. — Это очень разумное распоряжение, когда речь вдет о богатой юной девушке вроде тебя. Что же до «влияния на отца», то я вовсе не добивался чести быть твоим опекуном. Просто такие условия являются обычными в деловом мире: Если ты по какой-либо причине не сможешь или не захочешь работать в семейном бизнесе, я всегда подстрахую тебя. И, конечно, если выйдешь за меня замуж, то сможешь спокойно проводить время — например, путешествовать по миру, — а я позабочусь о твоем имуществе.

И вновь ей была предложена сделка — личная свобода в обмен на совместное ведение бизнеса. И она допускала, что в этом вопросе ему можно довериться — он будет оберегать ее бриллианты лучше, чем кто бы то ни было. Но даже если бы не было Филипа, брак с Рэндольфом совершенно немыслим.

Но сегодня они, по крайней мере, обсуждали проблему в спокойном разумном тоне, что было, конечно, гораздо продуктивнее взаимных оскорблений, таких, как в прошлый раз.

— Извини, Рэндольф, — и она протянула ему руку.

— И ты меня, но я все же буду надеяться, что ты передумаешь, — он взял ее руку, не выказывая никаких признаков бешеной страсти или гнева. — Твоя несдержанность, Тиффани, часто провоцирует проблемы. Я хотел бы, чтобы ты знала, что всегда сможешь положиться на меня в трудную минуту.

Она недоверчиво рассмеялась.

— Господи, да что же, по-твоему, может со мной случиться?

— О, чего только не бывает. Например, ты очень красива, однако ведешь себя слишком смело и неосторожно — это может спровоцировать изнасилование и даже беременность.

Рэндольф произнес это небрежным тоном, однако тема была слишком скользкой, чтобы доставить Тиффани удовольствие.

— Ты можешь считать меня шлюхой, Рэндольф, — резко заметила она, — но не оскорбляй меня, принимая за дуру!

— Я и не думал оскорбить тебя, дорогая. Если бы ты была дурой, я не добивался бы твоей руки.

— Ты хочешь моих денег, а не меня!

— Может быть, поначалу это и было правдой, но, к своему несчастью, я полюбил тебя. Я не хотел этого: довольно глупо постоянно терпеть унижения и оскорбления от объекта своей любви, особенно если тот не испытывает к тебе симпатий. Временами я даже не могу сдержать свои чувства и совершаю глупости, но бывает, я горжусь своей любовью, хотя мне и не отвечают тем же. Спокойной ночи, дорогая.

Он поцеловал ее руку и вышел. Тиффани торопливо поднялась в свою комнату и тщательно вымыла то место, к которому прикасались его губы. Потом она села на постель и задумалась. Действительно ли он любит ее? Его голос звучал искренне, и в этой новой роли он выглядел вполне терпимо. По крайней мере ненависть и страх, испытываемые ею по отношению к нему, несколько поутихли. И все же в нем было нечто макиавеллиевское, к тому же она была не уверена в его искренности. Сидя в сгущающихся сумерках, Тиффани пришла к неприятному выводу, что ее переиграли.

Рэндольф тоже удалился в свою комнату. Рукою, дрожащей от усилий сдержать себя в присутствии Тиффани, он вытер пот с лица, а затем отпер большой шкаф. Внутри него стояли ряды книг, из которых он выбрал один том, и с блеском в глазах, учащенно дыша, стал медленно переворачивать своими белыми пальцами страницы, с похотливым наслаждением разглядывая непристойные картинки. В шкафу находилась его порнографическая коллекция, быстро растущая библиотека эротики, которой Рэндольф упивался втайне от всех. Но сейчас она не могла удовлетворить его.

Вновь заперев шкаф, он вышел из дома и быстро направился на квартиру своей любовницы. Без единого слова он указал ей на спальню, нетерпеливо подтолкнув девушку, когда та неохотно повернулась к двери. Это была другая девушка, не та, которую Тиффани видела на яхте, но лицо ее точно так же исказил страх, когда она поняла, чего он хочет от нее сегодня.

Спальня была задрапирована в черное, начиная от стен и кончая покрывалом на постели, на которое лицом вниз легла девушка. Вместо украшений на стенах висели кнуты. Рэндольф дотошно осмотрел их и выбрал один, с ремнем, усеянным по всей длине узлами. После этого он сам полностью разделся, облизывая пересохшие губы, и поднял кнут.

Эта девушка омерзительна, подумал Рэндольф, и вытянул ее кнутом по голой спине. Она слишком покорна, слишком безответна, в то время как Тиффани боролась бы, царапалась, кричала. Ему нравилось причинять боль, но немой страх и жалкие всхлипывания девушки были слабой заменой того высокомерного духа, которые он жаждал сломить. Однако его возбуждение росло, и он спустил с привязи свои эмоции, которые усиленно сдерживал в присутствий Тиффани. К облегчению девушки — ее шрамы едва зажили от предыдущего избиения — он отбросил кнут раньше, чем обычно, и вошел в нее сзади, быстро закончив с громким восторженным криком.