На орлиных крыльях - Кен Фоллетт

– Конечно, хочу.

– Тогда подгоняй любую незаправленную машину к нашей резиденции, и я дам тебе там вместо нее залитую под пробку.

– Сколько еще у нас работает иранцев?

– С десяток самых лучших, да еще четыре шофера.

– Мне нужен список их фамилий.

– Ты знал, что сюда летит Росс?

– Мать твою! Впервые слышу, – опешил Коберн.

– Мне только что сказали. Он везет с собой Боба Янга из Кувейта, который примет от меня хозяйственные дела, и Джона Хауэлла работать над всякими юридическими проблемами. Хотят, чтобы я помогал Джону на переговорах насчет залога.

– Ах, вот как? – Хотелось бы Коберну знать, что задумал Перо. – Хорошо, я принимаю от тебя дела.

– Джей, почему ты не говоришь, что затевается?

– Почему же? Могу сказать – ничего особенного.

– Не морочь мне голову, Коберн. Я хочу знать, что происходит.

– Все, что я хотел сказать, я сказал.

– Не делай из меня дурака. Подожди что-либо затевать, пока не увидишь автомашины: дай Бог, чтобы у них уцелели рули.

– Извини.

– Джей…

– Да?

– Никогда в жизни не видел я раньше таких чудных чемоданов, как этот.

– Все это так, все так.

– Да я знаю, зачем ты явился сюда, Коберн.

Коберн тяжко вздохнул:

– Пойдем походим немножко.

Они вышли на улицу, и Коберн рассказал Тэйлору про штурмовую команду спасателей.

На следующий день Коберн вместе с Тэйлором отправился подбирать тайные квартиры-убежища. Идеальным оказался дом Тэйлора по адресу: улица Афбат, 2. Он находится в районе Тегерана, где живут в основном армяне, которые будут относиться к американцам, возможно, не столь враждебно, как иранцы, в случае, если бунты в стране примут еще более жестокие формы. Кроме того, дом этот расположен невдалеке от гостиницы «Хьятт», оттуда спасатели станут выезжать на машинах. В доме работает телефон и имеется достаточный запас солярки для обогревательной системы. Во дворе, огороженном глухой стеной, можно припарковывать шесть автомашин, а в доме есть черный ход, через который можно ускользнуть, если в парадный вход будет ломиться отряд полиции. К тому же, владелец дома в нем не живет.

С помощью карты Тегерана, висящей на стене в кабинете Коберна (на ней еще в начале эвакуации обозначался каждый дом в городе, в котором проживали семьи сотрудников ЭДС), они подобрали еще три пустых дома в качестве запасных явок.

В течение дня Тэйлор заправлял машины бензином, а Коберн перегонял их одну за другой от «Бухареста» к четырем намеченным в качестве убежищ домам, оставляя у каждого по три машины.

Глядя на карту города, Коберн припоминал, кто из жен сотрудников компании работал в американской военной миссии, поскольку такие семьи пользовались привилегиями и получали больше продовольствия. Он вспомнил восемь таких семейств, которые могли оставить кое-что из продуктов. Завтра он заедет в их дома, возьмет там консервы, сухие пайки и питье и развезет все это по явкам.

Наметил он и пятую явку, но туда не поехал. Эта явка должна быть совершенно секретной и безопасной, убежищем на самый крайний случай – ни одна душа не должна появляться в этом доме до самого последнего момента, если такой момент наступит.

Вечером он позвонил из квартиры Тэйлора, где остался один, в Даллас и попросил к телефону Мерва Стаффера.

Стаффер, как всегда, говорил бодро и весело.

– Привет, Джей! Как поживаешь?

– Прекрасно.

– Рад, что ты позвонил, потому как у меня для тебя послание. Карандаш при тебе?

– Конечно.

– Записывай: хонки кейт гуфбол зеро хонки дамми…

– Мерв, – перебил Коберн.

– Да?

– Что за хреновину ты несешь, Мерв?

– Но это же код, Джей.

– А что значит «хонки кейт гуфбол»?

– Хонки – это буква X, кейт – К.

– Мерв! X – это отель, а К – кило.

– О-о, – всполошился Стаффер. – Я не знал, что вы договорились применять для обозначения букв какие-то конкретные слова.

Коберна разобрал смех.

– Слушай сюда, – сказал он. – Раздобудь перед следующим разговором у кого-нибудь уставной военный алфавит.

Теперь смех разобрал Стаффера.

– Конечно, достану, – промолвил он. – Хотя сдается мне, что на этот раз нам придется применять мой алфавит.

– Ну ладно, давай диктуй.

Коберн записал зашифрованное послание, а также сообщил Стафферу свое местонахождение и номер телефона, тоже по алфавиту, придуманному Стаффером. Закончив разговор, он расшифровал переданное Стаффером послание.

Весть была приятной. На следующий день в Тегеран прилетали Саймонс и Джо Поше.

В тот день, когда Коберн прилетел в Тегеран, а Перо – в Лондон, 11 января, исполнилось ровно две недели, как Пол и Билл сидели в тюрьме.

За все это время их водили в душ всего один раз. Надзиратели, увидев, что идет горячая вода, отпустили каждой камере по пять минут на помывку. Когда заключенные входили гурьбой в тесную душевую кабину, они забывали о всяком стыде и приличии, наслаждаясь минутным теплом и моясь под горячей водой. Они не только мылись, но и исхитрялись простирнуть кое-что из одежды.

Через неделю в тюрьме закончился баллонный газ, поэтому заключенных кормили холодными продуктами и сырыми овощами. К счастью, им разрешили брать у посетителей во время свиданий апельсины, яблоки и орехи.

По вечерам электричество нередко выключалось на час-два, и тогда заключенные зажигали свечи или пользовались ручными фонариками. В этой тюрьме сидели заместители министров, подрядчики правительственных заказов и крупные тегеранские бизнесмены. В камере номер 5 вместе с Полом и Биллом находились также двое придворных из свиты шахини. Последним сюда посадили доктора Сьязи, который работал в Министерстве здравоохранения под началом доктора Шейка, будучи начальником департамента, называемого реабилитационным. Сьязи был психиатром и направил свои познания на то, чтобы его сокамерники не забывали о нормах морали. Он без конца придумывал всякие игры и развлечения, чтобы облегчить и оживить тоскливую тюремную жизнь. Так, например, он выдумал и ввел в обиход такой порядок, когда после ужина каждый заключенный в камере должен рассказать смешной анекдот или придумать какую-нибудь шутку. Узнав сумму залога, определенную Полу и Биллу, он заверил, что им следует ожидать прихода Фары Фосетт Мэйджорс, у которой муж имел состояние всего-навсего в шесть миллионов долларов и считался самым богатым человеком в Иране после шаха.

Пол вошел в удивительно прочные отношения с «паханом» камеры, самым давним ее обитателем, который, по тюремному обычаю, становился старостой. Это был невысокий, лет под пятьдесят иранец, он мало чем мог помочь американцам, разве что подначивал их побольше есть и подкупать стражу, чтобы те разрешали побольше передач. Он знал десяток-другой фраз по-английски, а Пол немного говорил на фарси, и на такой ломаной смеси они исхитрялись вести разговоры. Тепло и озабоченность, с которыми староста относился к своим иностранным сокамерникам, исходили явно от чистого сердца.

Пола восхищало мужество его коллег по филиалу ЭДС в Тегеране. Ллойд Бриггс, который теперь улетел в Нью-Йорк, Рич Гэллэгер, сидевший в городе все время, и Кин Тэйлор, который уезжал, а потом вернулся, – все они каждую минуту рисковали своими жизнями, когда ехали в тюрьму мимо толп беснующихся бунтовщиков. Перед ними также маячила угроза, что Дэдгару может прийти в голову мысль схватить их и засадить за решетку, как еще одних заложников. Но особенно Пол был тронут, когда узнал, что в Тегеран возвращается Боб Янг, так как жена Боба только что родила, и для отца новорожденного, конечно же, это было неподходящее время, чтобы подвергать себя опасности.

Поначалу Пол думал, что его освободят с минуты на минуту. Теперь же он успокаивал себя, говоря, что его освободят со дня на день.

Одного из заключенных из их камеры выпустили на свободу. Это был Лючио Рэндоне, итальянский строитель, работавший в строительной компании «Кондотти д'Аква». Рэндоне вернулся в тюрьму на свидание, принес с собой две большие плитки шоколада и сказал Полу и Биллу, что говорил о них итальянскому послу в Тегеране. Посол обещал встретиться с американским коллегой и рассказать, как можно вызволить людей из тюрьмы.

Но больше всего надежд Пол возлагал на адвоката доктора Ахмада Хоумена, которого Бриггс нанял вместо иранских юристов, давших неудачный совет насчет залога. Хоумен приходил к ним уже в первую неделю их пребывания в тюрьме. Беседа проходила по некоторым причинам не в комнате для свиданий, размещающейся в одноэтажном здании на противоположной стороне двора, а в приемной тюрьмы. Пол опасался, что присутствие надзирателей помешает откровенному разговору с адвокатом, однако Хоумен ничуть не испугался стражников.

– Дэдгар стремится завоевать себе авторитет, – заявил он.