Крапленая обойма - Сергей Зверев

– Вы уверены, что положили их сюда?

– Конечно, доктор.

Лаврентьев на секунду задумался, а затем предложил:

– А что, если нам заглянуть в ваш тайник?

– Но, доктор... Если Они подглядят?

– А какая уже разница? Если бумаги исчезли, то в тайнике ничего и нет. Разве не так?

У Фомина отвисла челюсть:

– Вы правы. Вы, как всегда, правы, доктор. В тайнике ничего нет. Я вынул бумаги оттуда вчера, как и обещал вам. Там ничего нет.

– Значит, и бояться нечего, – улыбнулся психоаналитик.

Заложив руки за спину, Фомин нервно заходил по комнате, остановился возле стола, поднял «Беретту» и посмотрел на психоаналитика:

– Хорошо, доктор. Идемте.

Они прошли на кухню, на том же первом этаже. Фомин закрыл за Лаврентьевым дверь, подошел к окну и занавесил его. После чего приблизился к Лаврентьеву и шепотом, боясь, что его кто-то услышит, произнес:

– Не включайте только свет.

– А как же мы увидим? – выразил сомнение Лаврентьев.

– У меня есть фонарик. Когда будет нужно, я его включу.

– Хорошо, хорошо, – поспешил успокоить пациента Лаврентьев; в конце концов, нужно было окончательно убедиться, что вчерашний Фомин не врал.

Хозяин особняка подошел к высокому кухонному шкафу, стоявшему у обитой вагонкой стены, и стал его двигать. За шкафом он аккуратно вынул из стены три доски-вагонки. В образовавшемся пространстве была видна дверца сейфа. Фомин достал с верха шкафа фонарь, включил его на секунду, направив свет на дверцу, как бы показывая Лаврентьеву, где он хранил свое сокровище, после чего положил фонарик на прежнее место и принялся возиться с кодовым замком сейфа. Что-то тихонько щелкнуло, и дверца плавно двинулась в сторону.

Сердце у психоаналитика екнуло.

Фомин опять нашарил фонарик и высветил глубокое нутро сейфа. Ценные бумаги отсутствовали.

– Вот видите, – в темноте Лаврентьеву показалось, что зашипела змея. – Нет ничего. Я забрал, доктор. Говорю вам, я забрал. Они сумели меня обхитрить. Стоило мне только немного расслабиться и уснуть... Они поставили на мою усталость. И не ошиблись. Я сплоховал, доктор.

– Ничего еще не потеряно, – не терял надежды Лаврентьев.

– Правда? – Глаза у пациента блеснули в темноте, словно у волка.

– Правда, – психоаналитик желал поскорее покинуть эту комнату. – Закрывайте. И давайте пойдем назад.

Фомин закрыл дверцу сейфа, поставил на место кухонный шкаф; шторы оставил так, как они были.

Психоаналитик первым вышел в гостиную и свободно вздохнул. Следом выскочил Фомин.

– Доктор, я не виноват. Вы ведь знаете, правда? Вы сказали, что не все потеряно. Вы мне скажете, кто Враги, да? Вы откроете Их мне? Скажите доктор, прошу вас?

Вид у Фомина был жалкий, что у ягненка перед закланием.

Под пристальным взглядом пациента Лаврентьев надолго задумался. Узнавать у Фомина, что случилось с ценными бумагами, было бесполезно – в том состоянии, в каком он находился сейчас. Нужно было вернуть прежнего Фомина, тот бы все рассказал. Но как?

Ответ пришел неожиданно быстро, и как-то сам собой. Когда-то, еще в самом начале своей карьеры, психоаналитик Лаврентьев практиковал гипноз. От гипноза пришлось вскоре отказаться, поскольку доверительные беседы были более действенными. Но сейчас... Сейчас можно было попробовать погрузить пациента в состояние гипнотического сна и заставить вернуться в прошлый вечер.

– Собирайтесь, – бросил Лаврентьев Фомину.

Он решил провести сеанс гипноза у себя в кабинете. Там было привычнее и спокойнее.

Глаза у Фомина радостно засияли. Он бросился к столу, схватил пальто и остановился. Некоторое время смотрел на свою верхнюю одежду непонимающим взглядом, затем осторожно положил пальто назад, вытащил из шкафа пиджак, накинул его и вновь вернулся к столу.

Лаврентьев, глядя на действия Фомина, задумался. Он вспомнил, что вчера тот вернулся в кашемировом пальто. Но на улице было тепло. Зачем ему понадобилось пальто?.. Нужно было любыми способами узнать, где был вчера вечером Фомин. Лаврентьеву даже показалось, что, узнай он это, сразу найдет ключ и ко всем остальным загадкам.

Фомин поднял «Беретту», подержал ее в руке и довольно ловко сунул себе за пояс брюк, прикрыл рукоятку полой пиджака, будто он проделывал это всю свою жизнь.

– Зачем вам оружие? – Лаврентьев не без грусти наблюдал за манипуляциями Фомина.

– Как же, доктор? Вы же сами теперь видите, насколько Они опасны.

– Оставьте пистолет дома, – Лаврентьев не двигался с места.

– Нет, нет, доктор. Этого нельзя делать. И я не могу допустить, чтобы Они сотворили что-то не только со мной, но и с вами. Вы ведь не можете себя защитить. А уж я это сделаю. Не сомневайтесь.

И Фомин с какой-то гордостью выпятил грудь.

Лаврентьев не стал спорить. Только время убивать. К тому же он хотел еще заехать по дороге домой. Проблема Риты продолжала существовать.

Мир раскололся на кусочки. На мелкие стеклянные осколочки, которые закружились, всасывая в свой водоворот. А затем все полетело кувырком. Осколки исчезли, появились земля и небо. Она закричала, потому что земля и небо не остались на месте, а замелькали перед глазами, поочередно находясь то вверху, то внизу. Она летела в тартарары. Пока еще были видны земля и небо, кувыркающиеся перед глазами. Но там, впереди, она уже чувствовала... ее встретит пустота. Страшная, темная пустота. И тут все остановилось. Карусель прекратилась. Тишина. Ее стоны. И вдруг шаги. Отчетливые, надвигающиеся на нее. Она заорала, словно к ней спускался сам дьявол, чтобы забрать ее душу и обречь на вечные муки...

И в ужасе подскочила на кровати, тупым бессмысленным взглядом уставившись перед собой. По лицу стекали капли холодного пота, руки дрожали, сердце стучало молотом. Сон был настолько реальным, что долгое время она не могла прийти в себя. Разве все это приснилось? Это уже с нею было. Не так давно.

Рита откинула одеяло и поднялась с кровати. Понемногу реальность успокаивала ее. И хотя ноги слегка подрагивали, она уже чувствовала себя довольно уверенно. А вскоре и эта дрожь прошла. Кошмарный сон был просто сном, который она постаралась побыстрее забыть.

Рита была в легкой сорочке, через тонкую ткань просвечивали упругая грудь и стройные бедра. Босиком она прошлепала до ванной и сунула голову под струю холодной воды. После чего ощутила себя совершенно спокойной и полной сил. Вышла из ванной комнаты, обернула голову полотенцем. То, что мужа не было, ее нисколько не удивило. В конце концов, до него ей нет никакого дела. По большому счету, он ее и не интересовал.

Рита достала фен, косметичку и стала приводить себя в порядок, когда услышала звук вставляемого в замочную скважину ключа. Муж, наверное, вернулся.

Ее догадка подтвердилась. Дверь распахнулась, и Лаврентьев, войдя в квартиру, так и застыл у порога.

Рита вмиг преобразилась. На лице у нее заиграла виновато-похотливая улыбка. Она томно потянулась к мужу, очаровывая его запахом свежевымытых волос. Лаврентьев, которого секундой раньше раздражало даже воспоминание о жене, неожиданно почувствовал, как начал теряться перед соблазнительно улыбающейся супругой.

Рита обняла его за шею и, заглядывая в глаза, елейно спросила:

– Ты где пропадал, милый?

Это Лаврентьев хотел у нее спросить, где она была вчера? Да, впрочем, и не только об этом. А получалось, что он должен был сейчас оправдываться.

– Я был у пациента.

– Всю ночь? – недоверчиво осведомилась Рита.

– Всю ночь. Я был у Фомина. Ты должна знать.

– Но почему всю ночь? – не понимала Рита.

Лаврентьеву стало жарко. Отвечать дальше он не желал и решил сам задавать вопросы.

– Ты-то где вчера была?

– Дома. Где же еще! – Глаза ее излучали неподдельную доверчивость.

Лаврентьев вдруг поймал себя на мысли, что, находясь рядом с женой, он не может ее ни в чем обвинить.

– Тебя не было, когда я приехал. Ты должна была меня ждать. Мы ведь договаривались вместе поехать к Фомину.

– Я опоздала, милый, – нисколько не смущаясь, сказала она. – Задержалась в городе, ходила по магазинам. Затем взяла такси, мы попали в пробку. Без своей машины очень плохо.

– В пробку ты могла попасть и на своей машине.

– Зато от магазина к магазину я не ходила бы своими ножками, а подъезжала бы. И, – она прижалась к психоаналитику, отчего тот почувствовал дрожь во всем теле, – я опоздала всего на часик. Ты мог бы и подождать.

– Нет. Не мог, – нахмурился Лаврентьев. – Фомин меня ждал. Я должен был быть у него. К тому же я не знал, когда ты появишься. Могла бы хоть оставить записку или позвонить.

– Позвонить? – Рита хмыкнула. – Ну извини... Я просто рассчитывала вовремя вернуться.

– Кстати, а что с телефоном? – вспомнил Лаврентьев.