Коварный заговор - Роберта Джеллис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это было не потому, что Иэн обращался с ним любезнее, чем с остальными. Будучи менее увертливым, чем Оуэн, он не раз получал прямые удары, не говоря уже о многочисленных эпитетах вроде «неповоротливый болван», «осел» и «червяк ползучий», которые ему приходилось выслушивать гораздо чаще, чем другим. Джеффри, однако, подобные эпитеты не расстраивали. Поначалу это было связано с чувством какого-то родства с болью Иэна.
Прекрасная леди Элинор действительно не была жестокой к самому Джеффри — взамен она была жестокой к его господину. С течением времени тем не менее настроение Иэна стало совершенно безразлично Джеффри, поскольку никак не задевало его. Он и прежде никогда не обижался на синяк или два и теперь понимал, что оскорбления, сыпавшиеся из уст Иэна, имели причиной скорее его хандру, нежели какие-то недостатки в самом Джеффри. К тому же эти оскорбления никогда даже не приближались к тем предметам, к которым Джеффри был особо чувствителен.
Пугливое и смущенное поклонение человеку, который вытащил его из ада, который всегда был добр и справедлив к нему, переросло в душе Джеффри в глубокую и верную любовь. Прежде было невозможно проверить эту привязанность, когда он еще не видел господина по-настоящему вне себя. Вспышки гнева, случавшиеся с Иэном, которые описывал Оуэн, казались Джеффри слишком поверхностными, чтобы дать представление об истинном характере господина. Кроме того, во Франции поблизости был его отец, и Джеффри опасался, что отношение Иэна к нему смягчается желанием произвести хорошее впечатление на Солсбери. Теперь, увидев Иэна во всей красе, Джеффри понял, что может доверять ему. Поэтому, когда из замка Роузлинд прибыл гонец, именно Джеффри привел его к Иэну.
Он обнаружил своего господина сидевшим на табурете с закрытыми глазами, прислонившись спиной к стене хижины. Джеффри на мгновение замешкался. Он знал, что Иэн плохо спал, и не решался разбудить его.
— Да, что там? — взревел Иэн, не открывая глаз.
— Гонец из Роузлинда, господин. Глаза Иэна широко раскрылись. Джеффри с сочувствием наблюдал, как побледнело его лицо.
— Ну и? — отрывисто бросил Иэн.
Гонец открыл седельную сумку, которую держал на плече, и вытащил оттуда большой пакет свернутых в трубки документов. Краска вернулась на лицо Иэна, когда он развернул сначала один свиток, потом еще один. Брачные договоры! Беглый просмотр показал, что это было пять копий одного и того же. Пять! Элинор все предусмотрела. Один — для нее, один — для него, один — в местную церковь, один — в архив епископа и один — королю. Он посмотрел на густо исписанные листы, и слабая улыбка — первая за три дня — скривила его губы. Некоторое время нужно было, чтобы собраться, и ничуть не меньше времени — сделать пять копий. Значит, она, вероятно, приступила почти сразу после его поспешного отъезда из Роузлинда.
— Что сказала твоя хозяйка? — спросил Иэн.
— Доставить срочно, господин, что я и сделал, а потом следовать вашим приказам.
— Это все?
— Да, господин.
— Ничего другого не было? Никакого письма?
— Все, что мне было передано, вы получили, милорд. Иэн понимал, что это был, конечно, глупый вопрос. Разумеется гонец отдал бы ему все сразу. Значит, Элинор еще сердится. Иэн посмотрел на документы, не решаясь начать читать. Если она хочет избавиться от него, то могла вписать такие условия, какие он не сможет принять. А его отказ подписать будет воспринят как формальный отказ от женитьбы.
— Передохни немного, — сказал он гонцу. — Тебе придется скоро опять ехать.
«Ведьма», — подумал Иэн, сообразив, что она приперла его рогатиной. Вспышка гнева, решимость побить ее в ее же игре и все же сохранить эту мегеру для себя заставили его обратиться к чтению. Он быстро пробежал глазами документ, рассчитывая, что попытка заставить его уклониться от своего предложения выявится мгновенно. Однако ничего подобного не было. Чувство, что он, возможно, был несправедлив, подогреваемое страхом, что Элинор согласна выйти за него, но намерена как-то связать ему руки, побудило его перечитать все сначала, на этот раз очень внимательно, каждое слово.
Перечитав контракт во второй раз, Иэн опять переставил табурет к стене и беззвучно присвистнул. «Ну и ведьма», — снова подумал он, но теперь уже с любовным восхищением. Она слишком горда, чтобы просить прощения, и именно поэтому не написала ему письмо и не передала весточку. Этот договор был лучшим извинением, какое он мог получить. «И я более чем доволен», — решил он про себя. В конце концов, если бы Элинор сказала ему, что сожалеет о своей выходке, ему пришлось бы ответить, что это он должен извиняться за то, что спровоцировал ее. А подобный обмен любезностями мог привести к большим уступкам с его стороны, чем с ее.
Иэн стыдился, что недооценил Элинор. Когда все страхи улеглись, он должен был признать, что она не из тех, кто пользуется увертками. Она восстала бы на него с ножом в руке, если бы потребовалось, и сражалась бы лицом к лицу за то, к чему стремилась. Однако он был слишком доволен результатом, чтобы усовещивать себя. Он взглянул на Джеффри, который не получал приказа уйти и потому стоял, терпеливо дожидаясь распоряжений. Иэн улыбнулся ему.
— Никогда не пытайся спорить с женщиной, — назидательно сказал он. — Она все равно одолеет тебя. И что хуже всего, — добавил он со смехом, — ты будешь только рад этому.
— Господин? — с сомнением спросил Джеффри. Иэн снова рассмеялся.
— Тебе нужно еще несколько лет, прежде чем тебя начнет это беспокоить. А теперь иди и принеси мне перо и чернила — у управляющего должны быть — и поищи, нет ли человека, который знает дорогу в Винчестер и тамошнюю местность… Ах, да, еще лист пергамента, а потом пришлешь ко мне гонца.
* * *Разумом Элинор понимала, что Иэн должен подписать договор. Это был честный документ, следовавший его собственным предложениям. У него нет причин не подписывать. Но на сердце у нее скребли кошки. Каждый раз, когда она начинала готовиться к свадьбе, будь это размышления над тем, какое платье сшить, или переговоры о необходимых для приема гостей поставках продуктов, ее охватывали приступы сомнений. Она знала и доверяла Иэну как другу, однако не имела ни малейшего представления, каков он в более глубоких личных отношениях.
Саймон любил ее, более чем любил — молился на нее, — и Элинор знала, что всегда могла вести себя с ним по своему разумению. В ее отношениях с Иэном такой уверенности не было. Наверное, она успела уже продемонстрировать ему все свои самые худшие черты характера и в очень неудачное время. И вполне вероятно, что он захочет иметь какие-то гарантии, что она станет послушной женой, а не сварливой мегерой, какой себя явила.