Те, кто старше нас - Алексей Барон

Андрей подумал о том, как мало радости видела Хадича. Терпеливо выносила неведомо почему мучительную жизнь, изо всех сил старалась свить свое гнездо. И в последний свой вечер ждала мужа, собиралась его кормить. А он вон как… Нелюдь. Откуда только такие берутся! Впрочем, известно откуда. От таких же, как и они. Из подворотен. Леха вон идет на смену. Да разве один Леха? Сколько их еще. Тех, кому с детства недоразвитые родители не внушили элементарных представлений о добре…

— Дети есть? — спросил Андрей.

— Да, — сказала соседка. — Дочь. Телеграмму уже послали.

Не зная, как лучше выразить сожаление и сочувствие к этой ни за что угасшей женщине, Андрей неожиданно для себя перекрестил лежащее тело. За его спиной кашлянул Рустам.

— Извини, — сказал Андрей. — Я забыл. У вас ведь другая вера.

— Э! Было бы от души. Пусть хоть в чей рай попадет. Хоть в ваш, хоть в наш. Спасибо тебе.

— Вот ты — русский.

— Да.

— А я — татарин.

— Ну?

— Наши предки сколько друг друга тузили?

— Лет пятьсот. Или даже семьсот, точно не помню. А что?

— Да вот мы с тобой теперь рыбу ловим. И — ничего. Можно ведь?

— Можно.

— Ну и слава богу.

— Слава аллаху, — рассмеялся Андрей.

— Чего хохочете? — недовольно сказал председатель. — Думаете, все хорошо? Шиш! Скоро осенний бал. Вот там и посмотрим дружбу народов.

Рустам озаботился.

— Слушай, Андрей. Пусть твои на осенний бал не ходят.

— Чего так?

— Охломоны приедут. Из Малого Имыша. С нашими драться будут. Студентам лучше не высовываться.

Андрей вспомнил тутошние балы. Со стрельбой, выдиранием штакетин, пинанием лежачих и немыслимым матом.

— Спасибо, послежу.

— Вот-вот, — сказал председатель. — Васька, стаканы-то прихватил?

— Обижаете, Михал Захарыч.

— Тогда приступай.

Васька точными движениями разлил водку. Председатель поднял граненый, до краев полный, родной, советский.

— Значит, так. За родину. Родину продавать нельзя.

Все закивали:

— Да, да. Это уж никак.

— Распослецкое дело, — отдельно вставил парторг.

Андрей с легкой паникой наблюдал, как они пьют. Словно водичку, мелкими глотками. Морщились, правда. Председатель крякнул, занюхал горбушкой, кивнул Андрею:

— Ты чего, Василия? В колхозе вроде не впервой.

— Да все не привыкну.

— Залпом пробуй, легче пойдет. Только выдыхай не до, так дураки одни пьют. Выдыхай после. Иначе горло зашкребет.

Андрей выдохнул, как советовали, но все равно горло за-шкребло, он раскашлялся. Больше половины осталось в стакане.

Ему дали огурец и луковицу. На выбор. По спине похлопали.

— Давай, давай. А то вона куда лезть придется. Задубеешь.

Андрей глянул на угрюмую серую реку, на ледяные закраины у берегов и послушно проглотил остаток водки. Из глаз выступили слезы.

— Во, — сказал парторг. — Теперь будешь здоров, доктор.

— Если жив останусь, — просипел Андрей.

— А куда ты денешься из Советского Союза, — усмехнулся парторг.

«Только на небеса», — хотел ответить Андрей, но удержался. Так же, как и все, он ни словом не поминал о смерти Хадичи Вакеевой. И это, по-видимому, оценили.

Председатель сказал:

— Свой парень! Ну что? Давайте начинать рыбалку. А то получается, что пить приехали.

С бреднем ходили парами, посменно. Сначала председатель с Васькой, потом Рустам с Андреем. Парторга оставили на берегу по причине ревматизма. Он готовил еду да следил за костром.

Навряд ли в воде была хотя бы пара градусов выше нуля. Ноги в первый раз просто обожгло. В-ва! Зато во второй он их уже не чувствовал. Пневмония была обеспечена. Быть может, и гангрена. Андрей посмотрел на Рустама и с надеждой подумал, что вот инженер ведь не первый раз ловит по осени, а никакой пневмонии не боится. Может, пронесет? Да и водки много выпито.

— Чего смотришь? — крикнул Рустам. — У меня таких плавок, как у тебя, нет. Жена одни семейные покупает.

— Дурень! Ничто так не украшает мужика, как семейные трусы.

— Это почему?

— Туда много помещается.

Рустам захохотал, поскользнулся и упал.

— Эй! — крикнул с берега председатель. — Бредень держите! Всю рыбу упустите, жеребцы.

— Пусть вылезают, — сказал парторг. — Замерзнут.

— Пять ведер уже есть?

— Даже с лишком.

Андрей с Рустамом вытащили бредень на песок и принялись трясти его над ведром. Но куда надо вываливалась только тина. Рыба билась, извивалась, совершала огромные скачки.

— Жить хочет. А мы — есть, — философски заметил Васька. — Закон природы. Василич, ты ее за голову не хватай! Щука, чай, не карась. А щука, она такая штука…

— Ай!

—Ну вот, говорили же… трах тибидох.

— Зверюга!

— Еще бы! Речной волк. Засовывай палец в водку.

Выпили еще раз. Посидели у костра, поговорили. Небо вызвездило на славу. Оттуда, сверху, бесшумно скатывались метеоры.

— Вот есть там кто-нибудь или нет? — спросил партийный человек.

Пятеро мужчин подняли головы и долго разглядывали звезды. Председатель с хрустом откусил огурец.

— Должны быть, — сказал он. — А как же? И жить, наверное, получше нашего умеют. Тьфу ты, огурец горький попался.

— Странно, — сказал Рустам. — Неужели кто-нибудь сидит, на нас смотрит?

— Смотрит, смотрит, не сомневайся.

— Сомневаюсь, — не согласился парторг. — Чего ж не объявляются?

— Может, и объявляются.

— Лично я ни разу не видел.

— А ты возьми да сходи на стрельбище. Сегодня ночь подходящая. Да и вообще… сентябрь.

Парторг сплюнул.

— Мало ли что с пьяных глаз покажется.

— О чем это вы? — спросил Андрей…

— Есть тут одна легенда местная, — сказал парторг. — Будто старик появляется.

— Какой старик?

— Призрачный. В одних трусах, или как там называется. Вроде этого, индийского революционера, как его… босиком ходил. Убили которого. Имя такое нерусское.

— Махатма Ганди?

— Во-во. Махатама. Только все, кто этого Махатаму видел, были э… не совсем трезвы.

— А, вот оно что.

— Не веришь? — спросил Рустам.

— Почему бы и нет? — рассудительно сказал Андрей. — Вон по Европе призрак ведь бродил. А в Сибири места куда больше.

— Эх, — вздохнул парторг. — Нельзя смеяться над марксизмом. За него столько народу перебито, не сосчитать. При царе у нас в деревне народу вдвое больше жило, чем сейчас. Что, зазря сгинули, скажешь? Ученый называется…

— Ученый должен проверять, — возразил Андрей.

— Марксизм?!

— Нет, марксизм сегодня не успею. Я про стрельбище.

Парторг тряхнул бутылку.

— А, это. Давай проверяй. Пить все равно нечего.