Мифы о России и дух нации - Александр Горянин

Не подвергаясь негативистскому воздействию, венесуэльцы чувствуют себя комфортно внутри своей национальной культуры. В этом главный секрет их счастья.

Чернуха и политкорректность

О многом говорит и список стран, идущих в «статистике счастья»  сразу вслед за Венесуэлой: Турция, США, Нигерия, Австралия, Пуэрто-Рико, Швеция, Филиппины… В этом списке словно нарочно чередуются страны бедные и богатые, еще раз подтверждая отсутствие зависимости между ощущением счастья и доходами на душу населения. Едва ли кто-то осмелится утверждать, что венесуэльцы (турки, нигерийцы и т. д.) вообразили себя счастливыми незаконно и самочинно, поскольку, де, у них нет объективных оснований быть особенно довольными жизнью.

Они счастливы уже потому, что никто не смеет внушать им, что они живут в состоянии перманентной катастрофы. Зато над тем, чтобы пригнуть нашего гражданина, трудятся самые мощные силы. Бывшие доценты марксизма, отвязанные журналисты, политические легковесы, энергичные грантополучатели, профессиональные хохмачи делают все, чтобы их аудитория чувствовала себя дискомфортно внутри своей национальной культуры. Нагнетание пессимизма идет — порой в лоб, но гораздо чаще намеками, экивоками и обиняками — с утра до вечера.

Мы настолько к этому привыкли, что уже не замечаем. И все же обратите внимание: когда авторы определенного рода заводят речь про неудачные военные кампании в истории России (считанные, замечу), они всегда прибегают к выражениям вроде «позорный исход Крымской войны» , «унизительное поражение от японского оружия» , «бесславный провал финской кампании 1939-40 гг» , «пощечина, полученная в Афганистане» ? Но если тот же автор упоминает, скажем, наполеоновскую авантюру, к ней почему-то не прилагается определение «позорная» , хотя она завершилась полным разгромом французов и взятием Парижа русскими войсками. Данный ярлык не навешивают на шведов в связи с целым столетием (между 1709 и 1808) их поражений от России, не навешивают даже на Оттоманскую империю, претерпевшую бессчетные разгромы от русского оружия.[112] С чисто военной точки зрения Красная Армия совершила чудо, сломав за два месяца, да еще зимних, неприступную «линию Маннергейма» , однако мы все время читаем о «провале финской кампании» . Такое отношение вытекает, это понятно, из нравственной оценки сталинской политики, но ведь неприступная линия была прорвана, не так ли? С чисто военной точки зрения?

Кстати, почему-то нравственная оценка политики Гитлера не заставила ни одного из наших авторов написать, что Германия подверглась во Второй мировой войне унизительному разгрому, хотя, казалось бы, куда уж дальше. Унизительному, тотальному, позорному, оглушительному, неслыханному.

Негласная российская разновидность политкорректности подразумевает, что никакая чернуха не должна быть оспариваема, это как бы неприлично. Недавно Г.Явлинский, лидер партии «Яблоко» , заявил, не моргнув глазом, что 97 % населения России живет в нищете,[113] и все промолчали, даже прекрасно понимая, что это глупость. У нас, видите ли, так принято. Принято раздувать свои проблемы, принято ныть, выть и жаловаться. Удивительно ли, что в странах, где принято совсем другое — не терять бодрость духа, «держать фасон»  во что бы то ни стало, улыбаться вопреки скребущим на душе кошкам, подобные заявления воспринимают буквально, им верят (тем более, что хотят верить), их с готовностью перепечатывают?

Там, где наговаривать на себя неприлично, никто усомнится в серьезности исходящего из России заявления о том, что русским коллективно присущ маниакально-депрессивный психоз, каковой и определил всю историю страны. Ведь такое никто про себя зря не скажет! А раз не зря, то на это утверждение (из многократно перепечатанной всеми, кому не лень, статьи «Россия № 6»  В.Новодворской; эта тетя неспроста известна под кличкой «Жириновский для интеллигенции» ) позволительно ссылаться как на экспертное заключение.

«Тысячу лет угнетали народ, держали его в полуголодном состоянии!»  — патетически и, кажется, даже убежденно восклицает с экрана писатель Э.Радзинский, выпускник Историко-архивного института. (О «тысячелетнем полуголодном состоянии»  у нас речь уже шла,[114] и мы к этому еще вернемся.)

«Больные города. Больной народ. Больное поколение. То, что называется сейчас гуманитарной катастрофой» , — в голос рыдает журналистка А.Боссарт («Новая газета» , № 66, 2000).

Пикет у Думы. На одном из лозунгов: «Народу, голосовавшему за коммунистов, — вотум недоверия!»  (И о «неправильном народе»  поговорим тоже.)

А уж если оценки дал «the famous Russian philosopher»  Бердяев, их положено принимать просто как окончательные истины. «Знаменитый русский философ»  сказал, среди прочего (я уже имел неудовольствие цитировать эту выдающуюся мысль): «Развитие России было катастрофическим»  — и уже не сосчитать, сколько раз это повторили разные ленивые и нелюбопытные.[115]

Когда очередная телевизионная дура задает собеседнику такой вопрос: «Как по-вашему, Россия — страна рабская или бандитская?»  (вполне заурядный вопрос на нашем телевидении, резко реагировать на такое считается неинтеллигентным), это мало содействует душевному комфорту обычного, нормального человека.

Его ребенок приносит из школы учебник, где истории второй мировой войны отведено десять страниц (об этом учебнике довольно много писали, но все равно не хочу делать ему дополнительную рекламу), и из этих страниц явствует, что победу над гитлеровской Германией одержал генерал Эйзенхауэр. Действиям на советско-германском фронте отведено две страницы из десяти, Сталинградская битва не упомянута за незначительностью.

И сколько уже было подобных учебников! Каждому периоду русской истории в них (после строгого экзамена) выставляется двойка.

КАЧЕСТВО ЖИЗНИ И СЧАСТЬЕ КАК ОБЪЕКТЫ ИСТОРИЧЕСКОГО АНАЛИЗА

Печально, но факт: есть нации кичливые и некичливые. Первые склонны к бесконечному восхищению собой, вторые более скромны, к тому же берут на веру восхищение первых. Именно первые еще в прошлом веке подарили человечеству несколько мыслителей, напористо внушавших — и внушивших, — что только их страны («передовые» , «прогрессивные» ) развиваются правильным образом и должны ставиться в пример прочим — «отсталым»  и (или) «реакционным» . Пример, видимо, недостижимый, поскольку отсталые нации, будучи «внеисторическими» , прожили Средние века и Новое время не должным образом, и потому отстали навек.

Эти донаучные представления дожили до наших дней. Их отголоском является, например, призыв к «возвращению России на большак мировой цивилизации» . Нет такого большака. Даже школьникам уже как-то неловко объяснять, что у каждой страны свой «большак»  — если уж мы допускаем метафору пути (хотя она еще мало кого не сбила с толку).

Критерии, на основе которых «прогрессивным»  объявляется так называемая западная модель развития (допустим, что несмотря на разнообразие исторических судеб отдельно взятых западноевропейских стран, ее усредненный алгоритм поддается вычислению), не выдерживают критики. Да, эта модель подготовила переход к представительной демократии, либеральной экономике, «гражданскому обществу» , соблюдению основных прав и свобод. Но этот переход произошел по большому счету только за последний век, от силы полтора, после череды мучительных, невыносимых столетий. Если подразумеваемая цель общественного развития всякой страны состоит в том, чтобы в ее населении на каждый данный исторический момент была как можно выше доля людей, имеющих удовлетворительные для своего времени жизненные стандарты (не будем говорить «счастливых» : среди людей Средних веков уже не провести социологический опрос о счастье), можно ли признать путь Запада блистательным? Выходит, что нельзя.

В наши дни «качество жизни»  стран, регионов, городов и т. д. социологи вычисляют, оценивая такие показатели, как доступность образования, стоимость медицинского обслуживания, уровень преступности, обеспеченность транспортом, чистота питьевой воды, разнообразие сервиса, социальная защищенность людей, комфортность климата и ряд других. Для прошлых времен критерии будут поневоле проще: страдал ли человек от холода зимой, часто ли болел, досыта ли ел, каков был уровень его гигиены, много ли имел досуга и чем заполнял, какие радости жизни были ему доступны, тяжек ли был социальный контроль и существовало ли от него спасение в невыносимых случаях. Полученные выводы должны кореллироваться с такими показателями, как продолжительность жизни и прирост населения. Дожившие до работоспособности дети были единственным видом социальной защиты родителей и младших членов семьи. Чем благополучнее была жизнь в той или иной стране, тем больше детей в ней доживали до брачного возраста и тем выше был прирост населения. Я уже приводил (см. выше главку «К вопросу о «качестве жизни»  былых времен» ) данные о том, что за три века, между 1500 и 1796 годами, число только великороссов (без малороссов и белорусов) выросло в 4 раза (с 5 до 20 млн), тогда как французов — лишь на 80 % (с 15,5 до 28 млн), а итальянцев — на 64 % (с 11 до 17 млн).