Белый раб - Ричард Хилдрет

Касси была уже одета, деньги уплачены, и акт о продаже находился в руках миссис Монтгомери, когда неожиданно к дому подъехал её брат, сопровождавший их в путешествии. Он стал высмеивать сестру за её, по его словам, нелепую страсть вмешиваться в отношения хозяев с их слугами. Он довольно резко поговорил с ней, укоряя за неосторожность, якобы проявленную ею яри этой покупке, и за высокую цену, которую сорвал с неё торговец. Потом, покачав головой и улыбнувшись, он уже более миролюбивым тоном добавил, что когда-нибудь нелепая доверчивость и щедрость доведут её до беды. Миссис Монтгомери очень благодушно отнеслась к насмешкам своего брата. Приказано было подать карету, и все уехали вместе.

Дамы, которых Касси сопровождала на молитвенное собрание, и были миссис Монтгомери с дочерью. Жили они в каких-нибудь десяти милях от Карлтон-холла. Вот уже шесть месяцев, если не больше, как мы с Касси, не ведая этого, находились так близко друг от друга.

О своей госпоже Касси говорила с большой любовью. Её благодарность не знала границ. Казалось, ей доставляло особую радость служить своей благодетельнице, которая была к ней всегда мягкой и доброй, что так редко встречается даже у людей, способных иногда на порывы великодушия.

Окончив свой рассказ, Касси обхватила мою шею руками, прижалась головой к моей груди и, глубоко вздохнув и подняв ко мне залитое слезами лицо, прошептала, что зато теперь она чувствует себя совершенно счастливой. Иметь такую госпожу и против всех ожиданий встретиться с любимым мужем, которого она считала потерянным навек, чего ещё она могла желать?..

Увы! Бедняжка забывала, что мы рабы, что нас завтра же могли опять разлучить, что мы могли попасть в руки новых хозяев и ещё раз испытать страдания и горе!

Глава двадцать вторая

Мы не успели сказать друг другу и половины того, что хотели, как по движению толпы на склоне холма угадали, что утреннее богослужение окончено. Никогда ещё проповедь моего хозяина не казалась мне такой короткой. Мы поспешили к своим господам, ожидая их приказаний. Приближаясь к импровизированному амвону, я увидел мистера Карлтона, беседовавшего с двумя дамами. Оказалось, что это и были миссис Монтгомери и её дочь. Мы с Касси остановились в нескольких шагах от них. Миссис Монтгомери, оглянувшись и увидев нас обоих, подозвала Касси и, указывая на меня, спросила, не это ли и есть её муж, встреча с которым привела её сегодня утром в такое волнение.

Этот вопрос, заданный миссис Монтгомери довольно громко, привлёк внимание её собеседника. Мой хозяин, казалось, был несколько удивлён, увидев меня в этой новой роли.

— В чём дело, Арчи? — спросил он. — Что всё это значит? Впервые слышу, что ты женат! Не станешь ли ты утверждать, что эта хорошенькая девушка — твоя жена?

Я ответил, что это действительно моя жена, хотя мы уже два года, а то и больше, не виделись и ничего друг о друге не знали. Я добавил, что никогда не говорил ему об этом только потому, что утратил всякую надежду когда-либо увидеться с моей женой. Наша встреча сейчас была чистой случайностью.

— Ну что же, Арчи! — сказал мистер Карлтон. — Если это твоя жена, тогда ничего не поделаешь. Только теперь ты, наверное, половину времени будешь пропадать в Поплар-Грове. Так ведь, кажется, называется ваше поместье, миссис Монтгомери?

Она подтвердила это, а затем, после короткого молчания, заметила, что, по её мнению, хозяева слишком мало считаются с брачными союзами своих слуг. Для неё лично эти браки, что бы там ни говорили, священны. Если Касси и я в самом деле женаты и я парень порядочный, то она не станет возражать, чтобы я приходил в Поплар-Гров так часто, как это разрешит мистер Карлтон.

Мой хозяин заявил, что вполне ручается за моё добронравие. Повернувшись ко мне, он приказал привести лошадей. Я торопился как только мог, но когда я вернулся, оказалось, что миссис Монтгомери уже уехала, и вместе с ней Касси. Мы вскочили на лошадей, и только на полпути к Карлтон-холлу мой хозяин вдруг вспомнил, что я только что встретился с женой, с которой долго был разлучён. У него явилась мысль, что, быть может, нам было бы приятно провести вместе несколько лишних минут. Он поздравил меня полушутя-полусерьёзно (словно не был уверен, что раб может поверить в искреннее расположение к нему хозяина) и беспечным тоном добавил, что я, надо полагать, буду не прочь провести вторую половину дня в Поплар-Грове.

Я знал, что мистер Карлтон человек очень добрый, и давно привык не считаться с его деланно пренебрежительным тоном, и хоть мне и не очень нравилась форма, в которую было облечено его предложение, оно настолько обрадовало меня, что я стремительно за него ухватился. Вынув из кармана карандаш, мой хозяин тут же написал мне пропуск и даже указал, какой дорогой мне ближе проехать. Пришпорив коня, я поскакал в указанном направлении и вскоре догнал экипаж миссис Монтгомери, который и проводил до самого её.

Это была одна из тех красивых усадеб, которые иногда, хоть и очень редко, встречаются как в Виргинии, так и в Каролине и могут служить доказательством того, что жители этих штатов, как бы пренебрежительно ни относились они к красоте, способны всё же почувствовать эту красоту в архитектуре и любят комфорт. К дому вела широкая аллея развесистых вековых дубов. И дом и пристройки были, по-видимому, очень старые, но содержались в полном порядке. Состояние парка и всех живых изгородей свидетельствовало о тщательном уходе за насаждениями.

Когда дамы вышли из кареты, я приблизился к ним. Я сказал миссис Монтгомери, что мой господин разрешил мне навестить жену и что, если с её стороны не последует возражений, я очень хотел бы провести здесь вторую половину дня.

Миссис Монтгомери ответила, что Касси такая славная девушка, что нельзя не уважить её просьбу. Она добавила, что, если я буду вести себя прилично, она никогда не станет возражать против моих посещений. Миссис Монтгомери задала мне несколько вопросов по поводу нашего брака и обстоятельств, которые нас разлучили. Её мягкий голос и дружелюбный тон убедили меня в том, что Касси была права: миссис Монтгомери была хорошая и добрая женщина.

Нет сомнения, всюду в рабовладельческих штатах можно встретить приветливых женщин и добрых хозяек. Но как мало пользы способна принести их доброта! Она помогает только в отдельных случаях. Она не может изменить жалкий удел раба и облегчить страдания многих тысяч несчастных, которые не слышат голоса более нежного, чем грубый окрик надсмотрщика, и не знают ничего мягче плети.

С домашними слугами в Поплар-Грове обращались очень приветливо и снисходительно, и все они были очень привязаны к семье миссис Монтгомери. Но, как это часто случается, положение рабов, занятых в поле, было совсем иным. Прошло около трёх лет с тех пор, как после смерти мужа, который всё завещал ей, миссис Монтгомери вступила во владение имуществом и стала единственной хозяйкой поместья. Её справедливость и природная доброта помогли ей и в деле управления плантацией руководствоваться теми же гуманными принципами, которые она применяла у себя дома. При жизни её мужа невольничий посёлок был расположен на расстоянии трёх с лишним миль от господского дома. Рабам не разрешалось являться в дом без вызова; и миссис Монтгомери видела их совсем редко, очень мало знала об их жалобах и нуждах и почти ничего не понимала в ведении хозяйства на плантации. Большую часть своего времени она тратила на посещение родных, живших в Виргинии, или на поездки в северные города. А когда она бывала дома, явное нежелание мужа, чтобы она вникала в дела плантации, удерживало её от всякого вмешательства в хозяйственные вопросы.

После смерти мужа, когда и земля и рабы стали её личной собственностью, миссис Монтгомери не могла уже мириться с мыслью, что она ничего не предпринимает для улучшения жизненных условий более ста живых существ, которые с утра до ночи на неё трудятся. Она решила совершенно изменить всю систему управления плантацией. С этой целью миссис Монтгомери прежде всего приказала перенести невольничий посёлок возможно ближе к дому, с тем чтобы она могла ежедневно бывать там, знать нужды и желания своих слуг и помогать им.

Её поразило, как плохо их кормили и одевали и как много заставляли работать. Миссис Монтгомери приказала увеличить паёк и облегчить их труд. До неё дошли слухи о целом ряде жестокостей, творимых управляющим. Она прогнала управляющего и пригласила нового. Рабы, узнав, что госпожа проявляет участие к их судьбе, засыпали её градом просьб и всевозможных жалоб. Одному необходимо было одеяло, другому — котелок, третьему — башмаки. Каждый из них просил о каком-нибудь пустяке, отказать в котором было бы жестоко, но за каждой просьбой, которую она удовлетворяла, следовал десяток других, таких же пустяковых, но вполне законных. К концу года все эти, казалось бы, небольшие расходы составили довольно значительную сумму, поглотившую чуть ли не половину доходов с плантации. Наряду с этим не проходило дня, чтобы миссис Монтгомери не осаждали жалобами на чрезмерную строгость нового управляющего. Рабы постоянно приходили к ней с мольбами отменить то или иное взыскание, которое управляющий на них наложил. После того как два пли три раза управляющий за свои жестокости получил выговор от хозяйки, его это ещё больше озлобило. Посыпались новые жалобы. Разобраться в том, кто прав и кто виноват, миссис Монтгомери была не в силах. Управляющий утверждал одно, рабы говорили другое. Миссис Монтгомери уволила второго управляющего. Третий в возмущении отказался от места сам: такая мягкость, по его словам, была ему противна. Четвёртый, решив не перечить своей великодушной хозяйке, предоставил рабам делать всё, что им вздумается, и работать сколько хотят. Получив позволение ничего не делать, рабы, разумеется, этим воспользовались и почти совсем забросили труд. С тех пор как плантация перешла в руки миссис Монтгомери, урожай с каждым годом неизменно уменьшался; в этом же году урожая, можно сказать, вовсе не было.