Голая экономика. Разоблачение унылой науки - Чарлз Уилэн

Что из приведенных выше соображений совершенно точно сбудется? Ничего. Кандидат-мужчина может грезить о том, как будет сидеть дома со своими пятью детьми. Кандидат-женщина, возможно, много лет назад решила, что совсем не хочет иметь детей. Но и это не самые вероятные сценарии. Кандидата-женщину наказывают за то, что компания не располагает информацией о ее личных обстоятельствах и полагается на якобы объективные данные об общих социальных тенденциях. Справедливо ли это? Нет (к тому же и незаконно). И все же логика, которой руководствуется фирма, резонна. В данном случае дискриминация рациональна, что ставит всю идею дискриминации с ног на голову: обычно дискриминация иррациональна. Как указал лауреат Нобелевской премии Гэри Беккер в книге «The Economics of Discrimination» («Экономика дискриминации»), работодатели, имеющие «вкус к дискриминации», жертвуют прибылями, обходя представителей цветных меньшинств в пользу менее квалифицированных белых [60]. Пациент, отказывающийся от приема знаменитым чернокожим врачом из-за цвета его кожи, просто глуп. Юридическая фирма, которая стремится свести к минимуму текучесть персонала, играя среднестатистическими данными, может оскорблять наши чувства и нарушать федеральные законы, но действует она вовсе не глупо.

Если подойти к этой ситуации как к информационной проблеме, можно сделать несколько важных выводов. Во-первых, в данной ситуации компании не единственные злодеи. Когда женщины-специалисты принимают решения родить, взять отпуск по беременности и родам, а затем уйти из компаний, где они работали, они обрекают свои компании на траты, причем несправедливо. И что еще более важно, они перекладывают издержки ситуации на других женщин. Ведь компании, считающие, что работники, берущие отпуска по беременности и родам, а затем увольняющиеся, просто «подрывают» их, склонны к большей дискриминации молодых женщин (особенно тех, кто приходит устраиваться, уже будучи беременными) при найме на работу и менее склонны предоставлять молодым матерям щедрые пособия. Во-вторых, подобная проблема имеет простое и легкое решение в виде щедрого пакета пособий по беременности и родам, которые, однако, подлежат погашению. Если женщина возвращается на работу, пособия остаются у нее. Если она увольняется, то возмещает полученную сумму. Это простое изменение политики и информация о ней Дают нам почти все, в чем мы нуждаемся. Компаниям больше не надо беспокоиться по поводу выплаты пособий женщинам, которые не вернутся на работу. Напротив, появляется возможность выдавать более крупные пособия, не создавая при этом стимула получить деньги и уволиться. В свою очередь, женщины перестанут сталкиваться с прежней дискриминацией при найме на работу.

Разумеется, наилучшее долгосрочное решение — это изменение поведения на уровне семьи. Если мужчины будут более заметно участвовать в выполнении обязанностей по воспитанию детей (и тогда, когда мужчины станут делать это), характеристика контингента лиц, ищущих работу, изменится. Интервьюер, работающий с кандидатами на рабочие места, уже не сможет рациональным образом приходить к выводу о большей вероятности того, что ищущие работу женщины уволятся, а мужчины нет. Таким образом, стимул, побуждающий компании к дискриминации молодых женщин при приеме на работу, исчезнет полностью. В то же время компании, среди работников которых выше удельный вес мужчин, рано уходящих с работы, чтобы поиграть в футбол или по предписанию врачей, будут проявлять большее понимание необходимости нахождения баланса между работой и семьей и делать работу более лояльной для всех имеющих детей работников, как мужчин, так и женщин.

Эта глава не о дискриминации, а об информации, которая лежит в основе многих проблем, связанных с дискриминацией. Информация особенно важна в тех случаях, когда у нас нет всех необходимых нам сведений. Рынки имеют свойство благоприятствовать тем, кто знает больше. (Вы когда-нибудь покупали подержанную машину?) Но если неравенство — или асимметрия — информации становится слишком большим (большой), рынки могут попросту рухнуть. Это фундаментальное открытие лауреата Нобелевской премии 2001 г. Джорджа Акерлофа, экономиста из Калифорнийского университета (г. Беркли). В его статье, называющейся «The Market for Lemons» («Рынок туфты»), для доказательства центрального тезиса использован рынок подержанных автомобилей. Любой человек, продающий подержанную машину, знает о ней больше, чем любой ее потенциальный покупатель. Это порождает проблему, аналогичную той, с которой мы столкнулись при рассмотрении «стипендий надежды». Владельцы машин, довольные своими автомобилями, менее охотно расстаются с ними. Поэтому покупатели подержанных машин предполагают наличие скрытых дефектов и требуют скидки. Но поскольку определенная скидка уже встроена в рынок подержанных машин, владельцы высококачественных автомобилей обнаруживают еще большее нежелание продавать их, что гарантирует наполнение рынка плохими машинами. Теоретически рынок подержанных качественных автомобилей не должен работать — в ущерб всем желающим купить или продать качественную подержанную машину. (На практике же такие рынки часто действуют по причинам, изложенным господином, с которым м-р Акерлоф разделил Нобелевскую премию, — об этом несколько позже.)

«Рынок туфты» — характерный образец идей, получающих признание Комитета по Нобелевским премиям. По мнению Шведской королевской академии наук, это «простая, но глубокая и универсальная идея, богатая многочисленными импликациями и имеющая широкое применение». Например, здравоохранение одолевают проблемы информации. Потребители услуг здравоохранения — пациенты — почти всегда хуже информированы о лечении своих заболеваний, чем доктора. Действительно, даже после приема у врача мы можем не знать, правильно ли нас лечат. Эта асимметрия информации лежит в основе бед нашего здравоохранения.

При старой системе «платного медицинского обслуживания», существовавшей до появления организаций поддержания здоровья (или ОПЗ), врачи взимали плату за каждую выполненную ими процедуру. Причем пациенты не платили за эти дополнительные анализы и процедуры; за это платили их страховые компании. Между тем медицинские технологии предлагали все новые варианты лечения. Это было дорогостоящей комбинацией: у врачей был стимул выполнять дорогостоящие медицинские процедуры, а у пациентов не было причин отказываться от предлагаемого лечения. Если вы приходили к врачу с головной болью, а врач предлагал вам провести сканирование головного мозга, вы почти наверняка соглашались — «просто чтобы быть уверенным». Ни вы, ни ваш врач не совершали ничего безнравственного. Когда стоимость не имеет значения, совершенно разумно исключить возможность рака мозга, даже если единственным симптомом этого заболевания оказывается головная боль на утро после вечеринки в офисе.