Проклятье Победителя (ЛП) - Мари Руткоски

— Я повела себя бесчестно по отношению к тебе? — спросила Кестрел.

По его лицу пронеслось что-то странное.

— Бесчестно? — повторил Арин. Он поднял взгляд к голым ветвям, будто почти ожидал увидеть там плоды, как если бы стояло лето.

— Книга. Надпись, которую я прочитала. Дуэль. То, как я обманула тебя. Отданный мною приказ посадить тебя под замок. Я повела себя бесчестно?

Он скрестил руки на груди и покачал головой, ни на мгновение не отрывая глаз от деревьев.

— Нет. Бог долгов знает, что я обязан тебе.

— Тогда в чем дело? — Кестрел так сильно пыталась сдержаться и не спросить о слухах или девушке на рынке, что сказала что-то еще хуже: — Почему ты не смотришь на меня?

— Мне нельзя с тобой даже говорить, — пробормотал Арин.

Кестрел осознала, почему ей никогда не казалось правдоподобным, что это Ракс выпустил Арина.

— Мой отец, — произнесла она. — Арин, тебе не нужно о нем беспокоиться. Утром в день Зимнего бала он уезжает. Весь полк отправляют на восток воевать с варварами.

— Что?

Он резко поднял на нее внимательный взгляд.

— Все может быть как раньше.

— Я так не думаю.

— Но… ты мой друг. — Выражение его лица изменилось, однако Кестрел все равно не могла его прочесть. — Просто скажи мне, что не так, Арин. Скажи мне правду.

Когда он заговорил, его голос звучал хрипло:

— Я твоя собственность. Как ты можешь верить, что я скажу правду? Зачем мне ее говорить?

Зонтик дрожал в руках Кестрел. Она открыла рот, но осознала, что если заговорит, то не сможет контролировать свои слова.

— Я скажу тебе кое-что, что, будь уверена, является правдой. — Арин встретил ее взгляд. — Мы не друзья.

Кестрел сглотнула.

— Ты прав, — прошептала она. — Не друзья.

*

Арин едва не получил ножом по горлу.

— Тебя хранит бог жизни, — ахнул Плут. Он отпрянул, и в тенях его небольшой спальной комнаты блеснул клинок. — Что, черт побери, ты здесь делаешь? Вламываешься в мой дом ночью, как вор. Влезаешь через окно. Тебе повезло, что я вовремя увидел твое лицо.

— Я должен тебе кое-что сообщить.

— Начни с того, почему не мог прийти в дом торгов в приличное время. Я думал, у тебя свободный выход. Как насчет того, чтобы взять у девчонки кольцо с печаткой?

— Оно недоступно.

Плут прищурился, глядя на Арина и постукивая своим коротким клинком по бедру. Бледное сияние уличного фонаря осветило медленную улыбку, которая появилась на его лице.

— Поссорился со своей леди, а? Любовные споры?

Арин почувствовал, как его лицо помрачнело и напряглось.

— Спокойно, парень. Просто скажи мне: слухи — правда?

— Нет.

— Хорошо. — Плут примирительно поднял руки, держа нож свободно. — Раз ты говоришь, что это ложь, значит, так и есть.

— Плут. Я нарушил правило вечернего звона, перебрался через стену поместья генерала и пробрался через охраняемый город, чтобы поговорить с тобой. Не думаешь, что нам нужно обсудить более важные вещи, чем валорианские сплетни?

Плут приподнял бровь.

— Генерал уезжает сражаться на восток. Он забирает весь полк. Утром перед Зимним балом. Это возможность, которую мы ждали.

Плут уронил свой нож на стол. Он выдохнул и рассмеялся.

— Это прекрасно, — произнес он. — Отлично.

Перед мысленным взором Арина возникло утонченное лицо Кестрел. Он увидел ее перевязанное колено. Как побелели костяшки ее пальцев. Услышал, как надломился ее голос.

— Революция произойдет в ночь бала, — сказал Плут. — Бочки с черным порохом будут на месте. Я поведу атаку на поместье генерала. Он оставит дома свою личную стражу, поэтому нам стоит ожидать сопротивление. Но с помощью твоего оружия мы сможем с ними справиться, и захват имения станет важной победой. Тем временем, валорианское высшее общество отведает на балу вина с ядовитым гостинцем. Арин, — нахмурился Плут, — не смотри на меня так. Даже ты не сможешь найти в этом плане недочет. Все пройдет отлично. Город станет нашим. — Плут положил руку на плечо Арина и сжал пальцы. — Свобода будет нашей.

Эти слова разрезали узлы, затянувшиеся внутри Арина. Он медленно кивнул и повернулся к окну.

— Что ты делаешь? — спросил Плут. — Ты подверг себя достаточному риску, чтобы прийти сюда, и точно также будешь рисковать, чтобы вернуться в имение. Я могу спрятать тебя до атаки.

«Почему ты не смотришь на меня?» — спрашивала Кестрел. Боль в ее голосе ранила его. Заставила вспомнить, как отец подарил ему на восьмые именины лошадку из дутого стекла. Арин помнил ее сужавшиеся книзу ноги, изогнутую шею — это был предмет чистоты, подобной звездам. Арин замешкался, и лошадка разбилась о плиточный пол.

— Нет, — сказал Арин Плуту. — Я возвращаюсь. Когда это произойдет, я должен быть там. 

Глава 25

По крайней мере, прогулка по апельсиновой роще помогла колену Кестрел. Оно стало легче сгибаться, и каждый день Кестрел заставляла себя ходить все больше. Скоро она почти избавилась от хромоты, а затем и вовсе перестала хромать. Она снова обратилась к музыке и позволила своим пальцам порхать, позволила неистовым нотам заполнять ее сознание настолько, что утрачивала способность мыслить. Было блаженством не думать ни о чем, не вспоминать холодную апельсиновую рощу и то, что она сказала и сделала, о чем просила и чего хотела.

Кестрел играла. Она забывала обо всем, кроме обволакивающей окружающий мир музыки.

*

За день до Зимнего бала экономка-валорианка доставила Кестрел посылку, завернутую в муслин.

— От портнихи, — сказала женщина.

Кестрел взяла сверток и почти увидела сквозь тонкую материю блеск ткани платья.

Она отложила его в сторону.

Вечером раб принес ей записку от отца: «К нам прибыл кое-кто, и он желает тебя видеть».

Возможно, Ронан. Эта мысль не обрадовала Кестрел, а лишь пришла и ушла и не затронула девушку до тех пор, пока она не осознала, что это неправильно.

С Кестрел было что-то не так. Ей следовало бы радоваться возможности увидеть друга. Следовало бы надеяться, что Ронан для нее больше, чем просто друг.

«Мы не друзья», — сказал Арин.

Но она не будет думать об Арине.

К ужину она одевалась старательно.

*

Мужской голос, раздававшийся из обеденной залы, показался Кестрел знакомым, но она не смогла сразу определить, кому он принадлежал.

— Спасибо, что не реквизировали мой корабль, — говорил мужчина. — Я бы потерял немалую сумму дохода — а возможно, и сам корабль, — если бы империя позаимствовала его для военных целей.