Дорога соли - Джейн Джонсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я подняла голову и увидела, что даже белокурый карапуз смотрит на меня, разинув рот.
«Все правильно, — злобно подумала я, лежа на неровной земле в весьма неудобной позе, лишенной всякого достоинства. — Смотри на меня как следует и запомни, сынок. Вот так устраивает истерику взрослый человек. Советую тебе усвоить прекрасные англо-саксонские вокабулы, которые ты только что слышал, чтобы как-нибудь от души потрясти своих папашу с мамашей, этих самодовольных и чопорных буржуа!»
Но тут кто-то подхватил меня под мышки и поставил в вертикальное положение, а потом усадил на стул. Поднялась суматоха, все забегали, залопотали на своем непонятном берберском. Через несколько секунд прибежал человек из обслуги с кувшином воды и небольшим белым полотенчиком. Я почувствовала, что кто-то легко шлепает меня по щекам.
— Пустяки, царапина, ничего страшного, — бормотал по-французски утешающий голос.
Я сорвала с лица полотенце, мне вдруг стало ужасно противно, что кто-то позволил себе такую фамильярность.
— Оставьте меня в покое!
— Простите, ради бога, я хотел вам только помочь…
Конечно, это Таиб, его резко очерченное лицо, мрачнеющее под складками тагульмуста.
— Извините, — сказала я, смущенная своей резкостью. — Просто мне до чертиков надоело нуждаться в чьей-то помощи.
— А я было подумал, не захотите ли вы прокатиться со мной в одну деревеньку в горах. Там живет пожилая женщина, которая могла бы сказать вам, что написано на листке в вашем амулете.
— Это правда? — Я вскинула на него глаза.
Любопытство в душе моей боролось с осторожностью. Можно ли довериться этому человеку? Ведь я лишь недавно с ним познакомилась.
«А можно ли вообще доверять людям?» — продолжал изводить меня внутренний голос.
Я сделала глубокий вздох, прогнала прочь эту недостойную мысль и согласилась:
— Хорошо…
— Да и хватит вам уже бездельничать на солнышке, ведь правда же?
Я улыбнулась в ответ. Что и говорить, убедительно сказано.
— Пожалуй.
— Европейцы не привыкли сидеть сложа руки. — Он присел рядом, внимательно посмотрел мне в глаза и засмеялся. — А вот мы, марокканцы, можем бездельничать по нескольку дней подряд. В Париже я работаю без перерывов, днем и ночью, а здесь снова становлюсь самим собой. — Таиб провел рукой вокруг, как бы охватывая жестом и город, и великолепный горный пейзаж, окружающий его. — Успокаиваюсь, почти не работаю, иногда вообще ничего не делаю. Встаю поздно, завтракаю не торопясь, долго, потом сижу в кафе с друзьями. Мы пьем кофе, разговариваем. Я хожу в гости к родственникам и знакомым, по которым соскучился в городе, узнаю, что у них нового, весь день провожу с ними. Смотрю, как горы меняют цвет под лучами солнца. Много сплю, сижу и созерцаю, просто гляжу, как перед глазами проходит жизнь. Но для вас, я вижу, такое существование в тягость.
— Терпеть не могу ничего не делать. Начинаю от этого беситься, — покачала головой я.
— Очень жаль. Отказываетесь от собственного же блага.
Я бросила на него быстрый взгляд, но решила прикусить язычок и полюбопытствовала:
— А что… эта ваша старушка? Где она и как вы ее нашли?
— Живет в одной деревушке, Тиуада называется, пара часов на машине к югу отсюда. Нана знала ее, когда еще была маленькой. Она… в общем, наша дальняя родственница.
— Эта женщина умеет читать тифинаг?
— Не знаю, нана так говорит. — Таиб пожал плечами. — Что вы теряете? Проведете время с одним из самых обаятельных сынов Тафраута и вдобавок полюбуетесь замечательной местной природой. Это уже немало.
— Вы считаете себя обаятельным?
Он одарил меня лукавым взглядом из-под ресниц, и, к своей досаде, я заметила, что они значительно длиннее моих.
— Мне часто так говорят.
— Во что вы оцениваете честь, которой меня удостаиваете?
Я уже привыкла к поведению местного населения. Улыбаясь и делая вид, что оказывают одолжение, эти люди на самом деле только и думают, как бы одурачить глупых туристов.
Но Таиб, похоже, обиделся, хотя тут же спрятал это чувство.
— Если уж вам так хочется, можете оплатить бензин, — отрывисто сказал он и встал. — Не забудьте захватить какой-нибудь плащ. Когда солнце садится, в горах бывает прохладно.
Я смотрела, как он сбегает по ступенькам к автомобильной стоянке гостиницы, и чувствовала какую-то странную нервную дрожь, потом встала и кое-как доковыляла до номера, чтобы взять куртку, которую всегда надевала, отправляясь в горы.
Спустившись к стоянке, Таиба я не увидела — как сквозь землю провалился. На площадке, оставленная непрактичными хозяевами под палящими лучами солнца, жарилась парочка автомобилей из тех, что можно взять напрокат. Доисторический «рено» управляющего самодовольно пристроился в тени фигового дерева. Еще здесь стояли пустой пикап «дакия» и навороченный внедорожник, сияющий черным лаком. За то короткое время, что я провела в Марокко, нетрудно было научиться мгновенно отличать местные машины от иностранных. Я решила, что Таиб, должно быть, отъехал заправиться перед поездкой, поэтому очень удивилась, когда внедорожник заворчал, тронулся с места, сделал разворот и остановился возле меня.
— Ишь ты, «фольксваген туарег», — сказала я, падая на сиденье рядом с водителем. — Вы купили его за название?
— Вовсе нет, — с непроницаемым лицом ответил он.
Утопая в роскошных кожаных креслах, наслаждаясь прохладой кондиционеров, мы двинулись в путь, покатили вниз по длинному склону холма, мимо покрашенных в терракотовый цвет современных домов, интернет-кафе с нарисованной от руки рекламой в витрине магазинчика, где можно купить местный антиквариат, старика, сидящего боком на изнуренном муле. Работники снимали с грузовика ящики с безалкогольными напитками и таскали их в какое-то складское помещение, которое и так, на мой взгляд, было забито под завязку.
Я вытянула шею.
— Высококалорийная кока-кола, — заметила я. — Ведь это ужасно.
— Да, — отозвался Таиб. — Здесь не любят диетическую. Люди с детства считают сахар большой ценностью. Если пьешь низкокалорийную кока-колу, значит, ты бедняк. Даже если стоит она столько же. Мы ведь всегда торговали сахаром. Не знаю, в курсе ли вы, но марокканский сахар продавали по всему свету. До сих пор новобрачным у нас дарят сахарные головы, да и не только им. У моей мамы есть такие, ей на свадьбу подарили, а еще когда я родился.
— Правда? — Мне стало интересно. — Сахарные головы? Никогда их не видела.
— Увидите.
В центре города было много школьников. Стайками по три-четыре человека они куда-то шли, оживленно переговариваясь. Мальчики в купленных на базаре паленых джинсах, футболках и кроссовках под «найки», девочки все худенькие и темноволосые, в брюках и белых курточках, словно в городе проходил съезд юных фармацевтов, а сейчас их выпустили на перерыв. Почти все они были с непокрытыми головами. При этом те немногие взрослые женщины, которых я видела, — их матери, тетушки или старшие сестры — были одеты в обязательный черный хайк.[48] Они оставляли открытыми только лицо, всегда подвижные смуглые руки и ярко обутые ноги. По обеим сторонам за столиками уличных кафе сидели мужчины, курили, пили чай, разговаривали и лениво поглядывали вокруг. Впрочем, глаза их подмечали мельчайшие подробности происходящего. Общая атмосфера была умиротворенная и спокойная, никто не трудился не разгибая спины, кроме разве работников кафе. На центральной площади Таиб остановился и вышел, оставив меня в машине. Я огляделась. По одну сторону площади виднелся ряд магазинчиков с покрытыми пылью витринами. Прямо на улице были выставлены ковры. Их яркие краски каждый день вылизывались солнечными лучами, которые превращали в тени, как на старых цветных фотографиях, полосатые шерстяные накидки и халаты с капюшонами, выглядевшие слишком уж толстыми, хоть на Южный полюс бери с собой. Здесь красовались сабли и кинжалы с великолепными орнаментами, серебряные украшения и короткие низки крупных бусин, развешанные на обитом фетром щите, позеленевшие от времени медные чайники, огромное количество больших старых глиняных кувшинов. Подобные я видела в доме старой Лаллы Фатмы. Все эти товары предназначались для туристов, но были достаточно потрепанными и наверняка подлинными.
В машине становилось душно. Я повернула ключ зажигания, нажала на кнопку, опустила стекло и тут же увидела каких-то двух подростков, лениво едущих мимо на древнем раздолбанном велосипеде, расставив в стороны колени и локти. Один из них обернулся, через плечо посмотрел на меня и сказал что-то приятелю, который сидел впереди и рулил, упираясь обеими ногами в раму. Тот развернул велосипед и, вихляя во все стороны, снова проехал мимо, но в противоположном направлении.