Правдивые байки воинов ПВО - Сергей Дроздов

Прибывшие с занятий пораньше Альфонс, Сокола и Артуша стали угощать товарищей удивительно вкусным шашлыком. На вопросы «откуда такое счастье взялось», они лишь загадочно посмеивались. Угостились и другие любители жареного мяса, кому его хватило…

После обеда наш дежурный при выносе мусора обнаружил за свалкой свежеободранную собачью шкуру, скелет и остатки костра.

В шкуре угадывались знакомые черты Балбеса… Когда эта весть разнеслась по дивизиону, кто-то хохотал, а многим любителям шашлыка стало по-настоящему плохо… Трио «терминаторов» чуть не убили.

Так у нас остался только один Балбес. Комвзвода Третьей батареи.

Саша Керогаз

Нашим замкомвзвода был младший сержант Александр Коротаев. Будучи немногим старше нас, он держал группу в уставной строгости. Весь первый курс мы вообще были с ним на «вы».

Конечно же, поначалу мы обижались на него. Требовательность замкомвзвода часто казалась нам чрезмерной, замечания – придирками.

Он получил за это кличку Керогаз. Сейчас, спустя 30 с лишним лет, понимаешь, что всё он делал правильно, и обижались мы на него почти всегда зря, по юношескому максимализму оценок.

С «высоты прожитых лет» осознаёшь, что 4 года, которые мы провели в казарме, принесли нам немалую пользу в плане воспитания характера, привития чувства коллективизма и взаимопомощи. И это – не просто дежурные слова. В армейских условиях ты всё время на виду. Все твои недостатки и положительные стороны становятся заметны. И если в подразделении порядок (а порядок у нас был отменным) и нет уголовных традиций издевательств над слабыми и младшими, то люди в здоровой среде стараются быть лучше, душевнее, проще.

Наглецов, эгоистов, жмотов и шкурников у нас не любили, и такие качества личности в курсантской среде не были популярны.

«И я борюсь: давлю в себе мерзавца…» – Высоцкий, в своё время, тоже не случайно написал эту фразу.

Немалую роль в этом процессе, как я теперь, спустя годы, понимаю, сыграл и Саша Керогаз.

Некоторые черты его поведения нас веселили и запомнились надолго.

Своеобразную команду Керогаз всегда подавал на утреннем осмотре:

«Снять ремни, показать наличие начищенных блях!»

Угрожая нам возможными взысканиями в случае каких-то нарушений установленных правил, Саша любил приговаривать: «Я всегда иду навстречу!».

Если не помогало, давал наряд, или лишал увольнения. Фразу эту и я слышал частенько, и она запомнилась на всю жизнь.

Курсе на втором Валера Самосвалов спел нам в курилке довольно популярную тогда студенческую песню:

«Получим мы диплом —Рванём в деревню,Там будем сеять лёнИ пахать землю.В кабак мы превратимИзбу читальню,А ударник стучит:Ёп – тап – тудапОб наковальню!!!»

Весёлая песенка как-то перекликалась с нашей будущей судьбой, и её незамысловатые слова понравились.

Весь текст её я не помню, но строчки, особенно поразившие Керогаза, запомнились:

«…он был блатной чувак,Жувал резину!!!Пил, жрал самогон,Ёп – тап – тудап,Сквозь соломИну!!!»

Саша, будучи в хорошем настроении любил их цитировать:

«Ты что, «чувак», тоже, что ли, «жУвал резину?»

Обращался он таким образом к какому-нибудь «борзанувшему» подчинённому.

И очень веселился от того, что песенный чувак «пил, жрал самогон сквозь соломИну». Керогазу, выросшему на ярославской земле и хорошо знавшему вкус и крепость тамошнего самогона, сама мысль о возможности его пить через «соломИну» казалась невероятной.

Как и все ребята, поступившие в училище из армии, он испытывал проблемы с учёбой, особенно в высшей математике, электро– и радиотехнике, спецкурсах и других точных науках. Помогал ему Жора там, где мог, да и сам Керогаз старательно грыз гранит науки.

После памятной истории с Кучмой и взятием Вовой Колосовым «не своего билета», Керогаз, получивший на этом спецкурсе «тройку», возненавидел Вову «всеми фибрами души».

Распределяя очерёдность нашего захода на экзамен или зачёт, Керогаз был строг и непреклонен:

«Колосов – первый, а кто желает идти вторым?!»

Почему-то именно в первых рядах у нас никто не любил ходить на экзамены, и Вова всегда заполнял первую вакансию, по решению Керогаза.

Робкие попытки Колосова протестовать на этот счёт Керогаз отклонял холодно и безоговорочно: «Ты уже взял „не свой билет“, хватит. Теперь будешь брать только „свои“!».

В училище было принято тщательно готовиться к семинарам, заранее распределять «выступающих» (по 2—3 человека) по запланированным вопросам, готовить «фиксированные сообщения» и т. д.

Почему-то у нас в группе этот энтузиазм не прижился, и обычно на самоподготовке перед семинаром Керогаз с трудом назначал по 1 «солисту» на каждый вопрос. Так уж сложилось, отчего-то.

Некоторые преподаватели поначалу дивились «слабой активности» группы, и пеняли за это Керогазу, но потом привыкали.

Необычный инцидент произошел у нас на семинаре по философии.

В начале 2-го курса нам представили совсем юного майора (бывшего выпускника нашего училища), который закончил ВПА и прибыл к нам в «партийный ВУЗ» преподавателем философии. Он должен был вести у нас семинары по диалектическому материализму.

Майор был переполнен знаниями, энтузиазмом и фонтанировал диковинными новациями.

Перед первым семинаром он пришел к нам на самоподготовку и изложил своё «вИдение» организации семинара.

«Если я на семинаре увижу меньше пяти поднятых рук – буду вызывать отвечать не желающих, а любого курсанта из списка. Если меньше 3-х рук – отвечать будет сам замкомвзвода!» – озвучил нам розовощёкий майор свои драконовские требования.

Мы приняли это к сведению, без особого удивления и обсуждения. Керогаз попытался было записать хотя бы по 2 желающих выступить по каждому вопросу, но таковых не оказалось, да и он особенно не стал настаивать.

На семинаре майор огласил первый вопрос и поинтересовался желающими отвечать. В аудитории он увидел одну сиротливо поднятую руку.

«Так, значит, не поняли моих требований. Вызываю по списку, как и предупреждал. Ефрейтор Юрьев будет отвечать!» – зловеще улыбаясь, заявил майор.

Если бы он вызвал кого-то другого, тот, может быть, и попробовал бы «помучиться». Ефрейтор же с олимпийским спокойствием сообщил ему:

«А я не готов отвечать по этому вопросу, товарищ майор!»

«Вам двойка, товарищ Юрьев!» — был ответ майора. И он зашел с другой стороны списка группы:

«Вызывается курсант Андеев!»

«А я тоже не готов отвечать по этому вопросу!» – ответил ему Шура, сияя своей фирменной «американской улыбкой».

Майор перестал источать энтузиазм, тускло влепил «пару» Шуре, и вызвал к доске единственного желающего.

Выслушав его ответ, майор похвалил выступавшего и сообщил, что пошел нам навстречу по первому вопросу, но уж по второму-то спуску никому не даст и выполнит все свои обещания насчёт трёх и пяти рук.

Огласив второй вопрос семинара, он уставился взглядом в аудиторию.

Опять же торчала одна рука желающего поделиться своими знаниями.

«Опять нет пяти рук?! Даже трёх нет?!» – поделился он с нами своими наблюдениями.

«Как я и предупреждал: отвечать будет замкомвзвода младший сержант Коротаев!»

И тут Керогаз не подкачал. Злобно глядя на майора, он заявил:

«Я не готов отвечать по этому вопросу, товарищ майор!»

После чего произошло и вовсе неожиданное: юный майор молча быстренько собрал свои конспекты, другие «манатки» и почти бегом покинул аудиторию.

«Вешаться побежал!» – прокомментировал ситуацию Ефрейтор Юрьев, обидевшийся на него за полученную «двойку».

Минут 20 никто к нам не приходил, и мы начали высказывать опасения, что пророчество Ефрейтора о самоповешении преподавателя исполнилось.

Потом дверь открылась, и в аудиторию прибыл лично начальник кафедры философии полковник Наздрачёв. Он минут 30 беседовал с нами о трудностях преподавательской работы, о том, что молодым свойственно ошибаться, а мы должны это понимать и поддерживать начинающих преподавателей философии.

Видимо, юный майор принял нашу реакцию на его требования за демонстрацию, и убежал жаловаться руководству.