Кладбище для безумцев - Рэй Брэдбери

– А как насчет фильма «Смерть несется вскачь»? Он хочет, чтобы я вернулся к работе над ним!

– Когда это ему приспичило? – Фриц вскочил на ноги.

– Полчаса назад.

– Но он не может снимать этот фильм без…

– Правильно, без Роя. А Рой пропал. И мне поручено найти его. А студия закрывается на двое суток для ремонта и подкраски, хотя никакой подкраски не требуется.

– Ничтожества. Тупые задницы. Никто мне ничего не сказал. Ладно, не нужна нам их дурацкая студия. Мы можем переписать Иисуса у меня дома.

Раздался телефонный звонок. Фриц чуть не задушил трубку в кулаке, а затем передал ее мне.

Звонили из храма Ангела[167] Эйми Сэмпл Макферсон.

– Простите, сэр, – произнес явно приглушенный женский голос, – вы, случайно, не знакомы с человеком, который называет себя Иисус?

– Иисус?

Фриц выхватил у меня трубку. Я снова ее отобрал. Мы оба приникли к ней ухом.

– Заявляет, что он призрак Христа воскресшего и заново раскаявшегося…

– Дайте-ка мне! – прокричал другой, мужской, голос. – Преподобный Кемпо у телефона! Вы знаете этого ужасного Антихриста? Мы могли бы вызвать полицию, но если бы газеты узнали, что Христа вышвырнули из нашей церкви… В общем, даю вам полчаса, чтобы спасти этого безбожника от гнева Господа! И моего!

Я выронил трубку.

– Христос, – простонал я, обращаясь к Фрицу, – воскресе!

Глава 49

Мое такси подкатило к воротам храма Ангела как раз в тот момент, когда последние заблудшие овечки выходили из многочисленных дверей, покидая затянувшиеся допоздна занятия в приходской школе.

Преподобный Кемпо ждал перед входом, заламывая свои грубые руки и расхаживая с таким видом, будто в зад ему вставили динамитную шашку.

– Слава богу! – вскричал он, бросаясь ко мне. Вдруг он остановился в ужасе. – Так это вы юный друг этого мерзкого типа, да?

– Иисуса?

– Иисуса! Что за чудовищная мерзость! Да, Иисуса!

– Я его друг.

– Жаль. Ладно, поторапливайтесь!

Он взял меня под руку и потащил в тот придел, где располагалась главная аудитория. Там не было ни души. Откуда-то сверху доносился мягкий шелест перьев, взмах ангельских крыльев. Кто-то проверял звуковую аппаратуру, издавая различные небесные шепоты.

– И где же?.. – осекся я.

Ибо там, посреди алтаря, на сверкающем Господнем престоле из чистопробнейшего золота восседал Иисус Христос.

Он сидел прямо, устремив взгляд куда-то сквозь церковные стены, положив руки на подлокотники, ладонями вверх.

– Иисус! – Я побежал через проход и вдруг остановился.

Потому что из обеих ран на открытых запястьях капала свежая кровь.

– Ну разве не кошмар? Ужасный человек! Прочь! – завывал преподобный за моей спиной.

– Это христианская церковь? – осведомился я.

– Да как вы смеете спрашивать?!

– Вам не кажется, что в такой момент, возможно, сам Христос проявляет к вам милость? – поинтересовался я.

– Милость?! – вскричал преподобный. – Он ворвался во время мессы с криком: «Я истинный Христос! Я боюсь за свою жизнь. Прочь с дороги!» Подбежал к алтарю и выставил напоказ свои раны. С тем же успехом он мог бы взорвать самого себя. Прощение? Всеобщий шок, чуть ли не бунт. Наша паства никогда от этого не оправится. А если люди расскажут, если начнут звонить из газет, вы понимаете? Он превратил нас в посмешище. Твой друг!

– Мой друг…

Однако голосу моему не хватало блеска, он срывался в фальцет, как у переигрывающего актера в пьесе Шекспира.

– Иисус! – воззвал я из бездны.

Глаза Иисуса, устремленные в вечность, заморгали и обратились на меня.

– О, привет, юнга, – сказал он. – В чем дело?

– В чем дело?! – закричал я. – Ты тут только что устроил вокруг себя адский кавардак!

– О нет, нет! – Иисус вдруг осознал, где находится, и посмотрел на свои руки. Он рассматривал их так, словно кто-то подсунул ему двух тарантулов. – Меня снова бичевали? Меня выследили? Мне конец. Защити меня! Ты принес бутылку?

Я похлопал по карманам, как будто все время носил с собой подобные вещи, и отрицательно покачал головой. Затем обернулся к преподобному, и тот, изрыгая проклятия, прошмыгнул за спинку престола и сунул мне в руку бутылку красного вина.

Иисус рванулся к бутылке, но я выхватил ее и стал держать как приманку.

– Иди сюда. Тогда откупорю.

– Как ты смеешь говорить с Христом в таком тоне!

– Как ты смеешь называть себя Христом?! – воскликнул преподобный.

Иисус отступил назад.

– Я не смею, сэр. Я и есть Христос.

Он поднялся в жалкой попытке изобразить надменность и упал со ступенек.

Преподобный выругался, словно готов был собственноручно убить его.

Я поднял Иисуса, благополучно провел его между скамьями, помахивая бутылкой, и вывел из церкви.

Такси все еще ждало у входа. Прежде чем сесть в машину, Иисус обернулся и увидел его преподобие, стоявшего в дверях, с пылающими от ненависти щеками.

Иисус поднял вверх свои кровавые лапищи.

– Святое прибежище! Да? Прибежище?

– Даже ад, – прокричал преподобный, – не станет тебе прибежищем!

Бах! Дверь захлопнулась.

Я представил, как внутри храма вспорхнули тысячи ангельских крыльев, со свистом рассекая лишенный святости воздух.

Иисус ввалился в такси, схватил бутылку вина и, наклонившись вперед, прошептал на ухо таксисту:

– В Гефсимань!

Мы поехали. Водитель одним глазом заглянул в свой дорожный атлас.

– Гефсимань, – пробормотал он. – Что это: улица, проспект или площадь?

Глава 50

– Даже крест не спасет, даже крест не спасет теперь, – бормотал Иисус, пока мы ехали по городу, неподвижно глядя на свои израненные запястья, словно не мог поверить, что это его руки. – Куда катится мир?

Он поглядел через окно такси на проплывающие мимо дома.

– Христос страдал маниакально-депрессивным психозом? Как и я?

– Нет, – запинаясь, ответил я, – он не такой дурак. А вот ты точно из породы придурков и тупиц. Что тебя туда занесло?

– За мной гнались. Они преследуют меня. Я – Светоч мира. – Но последнее было сказано с горькой иронией. – Господи, лучше бы я не знал так много.

– Расскажи мне. Исповедуйся.

– Тогда они начнут преследовать и тебя тоже! Кларенс, – прошептал он. – Ведь он тоже не умел быстро бегать, верно?

– Я тоже знал Кларенса, – сказал я, – много лет назад…

Мои слова испугали Иисуса еще больше.

– Никому не говори! От меня они этого не услышат.

Одним залпом он выпил полбутылки вина, затем подмигнул и сказал:

– Я нем как рыба.

– Нет уж, сэр Иисус! Вы должны рассказать мне, хотя бы на тот случай, если…

– Если не доживу до завтрашнего утра? Не доживу! Но я не хочу, чтобы мы погибли оба. Ты славный придурок. Придите ко мне, дети мои, и через Господа да вознесетесь на Небеса!

Он выпил, и улыбка пропала с его лица.

По пути мы остановились. Иисус отчаянно пытался выскочить из машины, чтобы купить джина. Я пригрозил ударить его и купил бутылку сам.

Машина медленно вплыла в ворота киностудии и замедлила ход у дома моих бабушки с дедушкой.

– Э, – сказал Христос, – да это смахивает на негритянскую баптистскую церковь на Сентрал-авеню! Я не могу туда войти! Я не черный и не баптист. Просто Христос, иудей! Скажи ему, куда ехать!

На закате такси остановилось у подножия Голгофы. Иисус посмотрел вверх, на свой старый знакомый насест.

– Разве это настоящий крест? – Он пожал плечами. – Не более, чем я настоящий Христос.

Я внимательно посмотрел на крест.

– Ты не можешь здесь спрятаться, Иисус. Теперь все знают, куда ты ходишь. Надо найти для тебя действительно тайное местечко, если вдруг позовут на пересъемки.

– Ты не понимаешь, – сказал Христос. – Небеса закрыты, ад тоже. Они найдут меня даже в крысиной норе или в заднице бегемота. Голгофа, плюс вино, – единственное место. Ну-ка, убери ноги с моей тоги.

Он вылил в глотку остатки вина и стал подниматься на холм.

– Слава богу, я успел сняться в своих основных эпизодах, – сказал Иисус. – Все кончено, сынок.

Иисус взял мои руки в свои. Свалившись некогда с горних вершин в пропасть и теперь задержавшись где-то посредине, он был невероятно спокоен.

– Я не должен был убегать. И никто не должен был видеть, как ты со мной разговариваешь здесь. Они принесут еще молотков и гвоздей, и ты сыграешь второго вора-статиста по левую руку от меня. Или Иуду. Принесут веревку, и вот ты – Искариот.

Он обернулся и положил руки на крест, а одну ногу поставил на маленький колышек, приделанный сбоку, чтобы легче было забираться.

– Можно последний вопрос? – попросил я. – Ты и вправду знаешь Человека-чудовище?

– Боже, да я был там в ту ночь, когда он родился!

– Родился?

– Да, черт возьми, родился, а что, это звучит странно?

– Объясни, Иисус. Я должен это знать!

– И умереть за то, что ты это знаешь, болван? – сказал Иисус. – Почему ты хочешь умереть? Иисус спасет, да? Но если я Иисус и мне конец, то и вам всем конец! Посмотри на Кларенса: бедный ублюдок. Парни, которые его брали, в страхе разбежались. А когда им страшно, они паникуют, а когда они паникуют, они ненавидят. Ты знаешь, что такое настоящая ненависть, мой мальчик? Так вот, это она: никаких любительских вечеринок, никаких скидок за хорошее поведение. Кто-то говорит «убей!», и тебя убивают. А ты ходишь вокруг да около со своими глупыми, наивными представлениями о людях. Господи, да ты не сможешь познать настоящую шлюху, если она укусит тебя, и настоящего убийцу, если он пырнет тебя ножом. Ты будешь умирать и, умирая, скажешь: «Так вот какой он», – но будет уже поздно. Так что послушайся старого Иисуса, дурачок.