Под тенью Феникса - Андрей Годар

Пришлось отправлять к ним людей для налаживания нормального хозяйства, снабжать инструментами и мелкой техникой, оказывать техпомощь, налаживать медицину. На устаканивание ушло ещё несколько месяцев. Зато был получен удовлетворительный результат – посёлок заработал так, как было нужно. Более того, люди ощутили важность и нужность ответственного сотрудничества, в котором нет места ни лени ни, упаси Господи, бунту. Так, или примерно так, мы действовали и во многих других трудных случаях, коих было большинство: налаживали обветшалое хозяйство, завязывали быт на постоянной помощи из лагеря и на выходе получали относительную стабильность.

Конечно, мысли о том, чтобы обращаться с людьми так, как они к тому привыкли, то есть просто отнимать что нужно, у нас возникали регулярно. Но чёткая линия сотрудничества и солидарности, заложенная Томми во все его планы, не позволяла таким мыслям разрастаться. Грабежи – это путь в никуда, говорил он, а затем выдавал обстоятельную речь о том, что на паразитизме никакого развития не построишь и что нечего поступать подобно тем, с кем мы боремся ради нового мира. Слова он подбирал убедительные, однако с некоторым трудом: было видно, что грабеж ему омерзителен сам по себе, но убеждать людей голыми эмоциями и давлением авторитета он избегал, всегда старался первым делом сеять рациональное зерно. Стоит ли говорить, что вокруг себя он собирал людей, которые способны были таким доводам внимать?

Условное деление всех выживших работало хорошо, было просто думать что есть «мы» а есть «они», создающие и разрушающие, люди и… вроде как нелюди. Существовала очень чёткая грань между теми, кто вёл хозяйство и между грабителями, которые психологически утратили способность рассчитывать на что-либо, кроме своей агрессии. Слишком уж обособленно они держались, слишком давно отрезали себя от нормального, цивилизованного общества. На допросах никто их об этом не спрашивал, но я уверен в том, что внутри банд существовало что-то вроде кодекса, который строго осуждал тех, кто захотел завязать с разбойным прошлым. В результате, члены таких банд разительно отличались от остальных людей даже внешне – почти всегда одеты в армейские камуфляжные костюмы, на армейский же манер вооружены автоматами и гранатами, часто имеют заметные ранения в виде шрамов, оторванных ушей, выбитых глаз или хромоты после пулевого ранения. Если бы они не спешили скрыться, увидев ещё издали наших ребят, и попытались, например, выдать себя за отряд какого-нибудь местного атамана, это вполне могло получиться. Но всех атаманов округи мы знали и поддерживали с ними отношения разной степени теплоты, так что обман в любом случае был бы моментально раскрыт. Так что образ врага у нас был совершенно чёткий.

К сожалению, жизнь не всегда позволяет делить всё, с чем мы сталкиваемся на черное и белое. Иногда глаз мозолит досадный серый цвет, и тебе приходится делать непростой выбор, ибо просто так принять внезапно появившийся третий вариант нет возможности. Еще хуже, когда к одному решению тебя склоняет рассудок, а к другому – противоположному – чувства. Кажется, именно такие ситуации называются словом «дилемма». Прошлой осенью именно перед такой дилеммой встал один наш отряд, а позже и весь лагерь.

В октябре 2029-го один наш отряд под командованием атамана Ерша выехал с разведкой далеко в западном направлении и вернулся через два дня с пустыми рожками и богатой добычей. Сразу по возвращению Ерш отправился докладываться Томми. Я как раз дежурил на въезде, и сразу отметил свежие пробоины на автобусе и странную нервозность атамана. Стоит заметить, что особой наблюдательностью в общении с людьми я ранее не отличался, но отстранённость Ерша, его взгляд поверх головы и отрывистые фразы отметил сразу. Прошло что-то около часа, когда Симон вызвал меня по рации и сказал, что нужно явиться в штабной барак. Бараки у нас, к слову, были совсем простые, переделанные из гаражей и одноэтажных корпусов недостроенного непонятно чего на отшибе города. Временное решение недолгих перспектив.

Томми сидел за своим столом, вопреки обыкновению не прямо, а вполоборота, вытянув ноги в проход, и сосредоточенно лущил пальцами семечки. Его ничего не выражающий взгляд буравил стену напротив – её участок слева от большой карты региона, на котором не было ничего, кроме ноздреватой бетонной поверхности. Услышав, что я вошёл, он указал на один из стоящих рядом стульвев:

– Здравь будь, боярин. Присядь. Интересно услышать твоё мнение.

– Здравствуй. Что-то случилось? – я пододвинул стул и тоже сел вполоборота, опёршись локтем на стол. Только сейчас я обратил внимание, что на нём стояла маленькая видеокамера, которую мы обычно используем на допросах.

– Ну как сказать случилось… Скажем – нештатная ситуация. Ничего такого, но разобраться с итогами нужно. Семечки будешь?

– Давай.

Я взял из стоявшей на столе миски полную горсть семечек и подтянул поближе блюдце для скорлупок, Томми включил видеокамеру, разложил экранчик и развернул его ко мне. На дисплее появилось бородатое лицо Ерша, – куда более спокойное, чем на КПП. Голос за кадром произнёс: «Так, давай ещё раз: обстоятельнее и на камеру».

Ерш кивнул и заговорил: «Значит, свернули мы от трассы, едем по грунтовке, она там не совсем запущенная. Через два километра посёлок, людей ни души. Мы высаживаемся на разведку – подчищено, окна побиты, двери повыломаны… Ну видно, кто-то прошёлся здесь задолго до нас, и прошёлся плотно. Причём не то, что технику и уголь забрали, а вообще почти всё: в домах все шкафы, все сундуки раскрыты, тряпьё кругом валяется: ну натурально, полноценный обыск устраивали. Только домов там было, наверное, штук под восемьдесят-сто… обычно, когда рядом дорога, то дома подчищают постепенно, и это заметно. И остаётся много мелких предметов вроде вилок-ложек, инструмента, лопат всяких – ну, того, что шакалью обычно без надобности. А тут вообще ничего такого не осталось, только совсем рухлядь и мусор.

Ходим мы, значит, смотрим на это всё, и уже где дома заканчиваются, натыкаемся на гору трупов. Даже не гора, а вал такой невысокий и длинный – видно было, как люди стояли такой толпой вдоль поля, а потом их постреляли. Там на костях уже ничего не осталось, только лохмотья от одежды, много месяцев пролежали. Ну я даже не знаю, на что это похоже, просто как… будто нашествие какое средневековое, когда не оставляли никого в живых и вывозили всё, что можно вывезти. Никогда такого раньше не видел.

Ну чего делать, залезли обратно в автобус, поехали дальше. Проехали, кажется, километра четыре – на карте точно отмечено – видим ещё один поселок. Дымок из труб поднимается, козы-коровы на привязи пасутся: жилой, в общем. По инструкции, останавливаемся перед въездом, включаем мегафон и зачитываем приветствие… Да, по полной форме №1, со всеми предупреждениями.

Вычитав текст, начинаем сначала, помалу продвигаясь вперёд. Поравнялись с первым домом, по нам саданули картечью два раза, с одной точки из чердачного окна. Даём предупредительную очередь в воздух, зачитываем приветствие по форме №3. Отъехали немного назад, на открытое место, затребовали переговорщика.. Стояли около двадцати минут, пока не вышел мужичок с белой тряпкой. Подходит, объясняем ещё раз, что у нас предложение о дружбе и сотрудничестве и нужно переговорить с главным, если такой имеется. Если нет, то нужно общее собрание… ну и так далее, как обычно. Тот говорит, что главный есть, только он сегодня вроде как не в духе с утра был. Ну а нам что же – не ждать ведь, в самом деле. Требуем ещё одного проводника и долго пытаемся объяснить, зачем он нам нужен. Говорить о том, что одного заложника нам недостаточно, естественно, не вариант.

Выторговываем ещё одного мужика, берём в автобус, едем через весь посёлок к дому их большака. А обстановочка вокруг та ещё: машины понатыканы в каждом дворе, в каждом заезде. Некоторые полуразобраны, некоторые завалены хламом. Попадались и достаточно ухоженные. Но их было много, гораздо больше, чем бывает обычно в таких местах. Тем более, если учесть удалённость от трассы и ситуацию по соседству. Ещё было очень много всяких хозяйственных вещей вроде тачек, автопокрышек, генераторов каких-то… Ну такой чепухи, которая обычно хранится в сараях или гаражах, а тут под открытым небом везде, почти в каждом дворе понаставлено.

На улице – много вооруженных мужиков, но не организованно, а порознь, каждый у своего дома, некоторые на дороге. Вооружены все больше двуствольными ружьями, всего несколько раз что-то похожее на АК заметил, но это легко могло быть и Сайгой или чем-то подобным. Женщин, детей, стариков видно не было. В целом, обычный люд, обычно себя ведёт, только это хламье вокруг выглядело странным.

Подъехали к дому – обычный дом, безо всякой охраны на первый взгляд. Местный, что был с нами, предупреждает, чтобы держались чуть сзади и в стороне, а то может и выстрелить сгоряча. Делаем, как он говорит. Мужик стучит – нет ответа. Кричит: «Свои, открывай!». За дверью долгое время тихо, потом шорох, мычание, щёлканье. Появляется нечёсаный бородатый парень с автоматом. Оружие держит не наперевес, просто в руке. Но, видя нас, поднимает ствол. Проводник начинает ему быстро объяснять, что: «Эти люди только хотят поговорить, они предлагают мир, предлагают нам помогать». Он слушает, долго смотрит на нас своими стеклянными глазами, потом опускает автомат и говорит: «Лютый». Не сразу понимаю, что он представился, делаю шаг вперёд, называю себя. Стоим молча ещё какое-то время, Лютый то ли изучает нас, то ли думает, что дальше делать, то ли вообще залип нафиг. Ну, я тоже смотрю на него, замечаю капли крови на рубашке спереди, нездоровый цвет лица. Потом он оживает, говорит: «Идём», и шагает в дом, мы за ним, группой из пяти человек. Проводники хотели остаться снаружи, но мы их выталкиваем вперёд, они не особенно сопротивляются.