От Бовы к Бальмонту и другие работы по исторической социологии русской литературы - Абрам Рейтблат

Справедливость этих наблюдений подтверждают и обследования земских статистиков, проведенные в 1880—1900 гг. и позволившие охарактеризовать отношение крестьян к книге и чтению, их читательские предпочтения и состав крестьянских библиотек. Хотя исследования проводились в разных регионах и в разные годы, тем не менее они дали во многом совпадающие результаты. В ходе обследований выявилось, что замеры в разных средах позволяют «ухватить» процесс «входа» лубочной книги в круг крестьянского чтения (на определенном этапе) и выхода из него (на другом этапе социокультурного развития). В этом плане крайними точками (означающими границы сферы действия лубочной книги) являются в качестве нижней границы – отсутствие интереса к книге вообще (что не совпадает с неграмотностью, так как многие неграмотные увлеченно слушали чтение лубочных книг), а в качестве верхней – чтение «интеллигентской» научно-популярной и художественной книги и презрительное отношение к лубку. Соответственно, тогда и весь репертуар лубочных изданий можно типизировать (и расположить полученные типы) по степени близости к тому или иному полюсу. В этом случае ближе всего к «нечтению» стоит интерес к религиозной книге, далее следуют сказки, затем исторические романы, и, наконец, ближе всего к «интеллигентской» книге находятся книги писателей-лубочников на современные темы (отметим, что введенная нами типология соответствует историческим этапам появления того или иного пласта лубочной литературы).

Рассмотрим подробнее специфику отношения крестьян к каждому основному разделу лубочной литературы (сами они подразделяли все книги на «божественные» и «сказки»).

В проведенных обследованиях было зафиксировано наличие у крестьян большого числа религиозных книг. Однако из приводимых ниже процентных распределений было бы бессмысленно делать какие-либо заключения о соотношении различных типов книг в крестьянском чтении. Это связано с тем, что и условия хранения, и характер чтения применительно к разным типам книг были принципиально различны.

Религиозная книга считалась предметом сакральным. Она читалась главным образом «отсталой» частью деревни – пожилыми крестьянами, женщинами, причем чаще всего чтение приурочивалось к религиозным праздникам, посту и т.п. Упомянутый уже крестьянин из Калужской губернии отмечал, что «книги духовного содержания предпочитаются светским в великий пост, а стариками повсегда, потому что желают спасения»408. Как отмечал один из исследователей, «в божественной книжке народный читатель ищет морального поучения, примера, нравственной поддержки, <…> решения мучающих его вопросов морального, а иногда и социального характера», «он часто считает самое чтение религиозной книжки богоугодным и душеспасительным делом, а в книжке видит нечто вроде талисмана, предохраняющего от несчастий»409. Поэтому религиозная книга тщательно сберегалась, в доме хранилась на особом почетном месте, обычно имела большой объем и хороший переплет. Обладание такой книгой как бы повышало степень добродетельности владельца. Священник, занимавшийся распространением религиозных книг среди крестьянского населения в 1880—1890-х гг., отмечал, что, несмотря на свою бедность, «крестьянин не любит мелкой и дешевой книги», а даром вообще не берет, так как «задаром взять, так за книгу надо замаливать»410. Все это обеспечивало хорошую сохранность религиозных книг. Книга светская (сказки и повести) чаще всего имела небольшой объем, приобреталась в расчете на прочтение, а не хранение, циркулировала в молодежной среде, причем переходила из рук в руки и многократно читалась и в результате быстро выходила из строя. Таким образом, сам факт интенсивного использования обуславливал понижение доли сказок, повестей, рассказов, песенников среди хранившихся у крестьян книг.

Вот какова была структура домашних книжных собраний (в которых преобладала лубочная книга) крестьян трех губерний России в начале XX в. (100% – общее число книг в обследованных библиотеках данной губернии)411.

По данным обследования, в Воронежской губернии в 1897 г. на хуторах и в небольших селах в домашних библиотеках крестьян религиозные книги составляли 69,3%, в больших промышленных селениях – 50,5%412. Характерно, что наибольшей популярностью пользовались не Ветхий завет и не Евангелия, а жития святых. Крестьяне предпочитали не общие поучения или отвлеченные от знакомой бытовой конкретики рассказы, а биографические повествования, позволяющие прочувствовать основные положения христианского образа жизни: «…жития рассчитаны на аудиторию, которой нужны не идеи, а нормы, сами же по себе догматические утверждения принимаются априори. Цель агиографии, по-видимому, заключается в установлении определенной эмоционально-нравственной атмосферы, особого “православного” мирочувствования. “Умилением”, посредством которого растапливается духовный холод и из души выпаривается тяжкость самоутверждения, с помощью “страха божия”, который должен отрешить от себя и высвободить восторженное изумление Чуду, агиография создает атмосферу подданнической присвоенности, в которой легко блаженствовать. <…>. Не ищущее выхода, но возвращающееся в себя и потому удовлетворенное умиление и есть источник эмоциональной заинтересованности читателя житий, источник удовольствия в смысле довольства, успокоения <…>. Неограниченное повторение вперед известного поучения утверждает в вере в неизменность существующего порядка вещей и в его твердое соответствие предписанному закону»413. К числу самых популярных книг этого рода принадлежали жития Тихона Задонского, Сергия Радонежского, Кирилла и Мефодия, Алексия человека божия, Зосимы и Савватия Соловецких и др.

Из других религиозных книг шире всего были распространены Псалтырь, Евангелие, религиозно-нравственные книги. Библия почти не встречалась в крестьянской среде, здесь бытовало представление, что, полностью прочитав Библию, можно сойти с ума.

Если попытаться сформулировать характер изменений, происходивших в чтении крестьян, его необходимо будет определить как переход от книги религиозной – к книге светской, от житий святых – к романам и повестям. Правда, тот факт, что, как признавали наблюдатели, «наибольшим уважением со стороны стариков пользуются книги духовно-нравственного содержания, а молодым поколением уважаются более рассказы, повести и даже романы»414, отнюдь не означал быстрой смены одного типа чтения другим. Это, скорее, констатация возрастных предпочтений читателей. Став стариками, крестьяне нередко меняли свои интересы и становились читателями религиозно-нравственной литературы. Случалось и так, что разные типы литературы сочетались в чтении одних и тех же лиц. Например, в Орловской губернии пожилые мужики, собиравшиеся зимой для совместного чтения, в одни дни читали житийную литературу, а в другие – лубочные издания сказок («Бова», «Еруслан» и т.п.)415.

Светскую лубочную книгу читала главным образом молодежь. Приведем несколько характерных свидетельств. По словам крестьянина из Рязанской губернии, он в детстве и юности (конец 1870-х – начало 1880-х гг.) «читал всякие под руку попадающиеся книги: “Бову Королевича”, “Еруслана” во всех его вариантах, “Английского милорда”, “Францыля” <…>»416. Поэт Е.Е. Нечаев, сын рабочего, вспоминал про середину 1870-х гг.: «[К нам] стал заходить молодой коробейник, с которым я подружился; коробейник приносил сказки лубочного издания, за ночлег, ужин и чай он дарил мне всякий раз книжку в 36 страниц, самого разнообразного содержания: “Солдат Яшка – красная рубашка”, “Еруслан Лазаревич”, “Живой мертвец” и проч., а позднее преподнес мне роман “Медвежья Лапа”». Поэт Г.И. Шпилев уже в начале XX в. «читал все попадавшие в мои руки, но главным образом лубочные издания, вроде “Бовы Королевича”, “Еруслана Лазаревича”, “Битвы русских с кабардинцами” и т.п. В лубочном же издании и изложении я прочитал про “Илью Муромца” и “Тараса Бульбу”. “Тарас Бульба” мне понравился, и это заставило меня, уже позже, прочитать его у Гоголя»417.

Что же значила лубочная литература для крестьянства? Ответ на этот вопрос чрезвычайно затруднен, и одна из основных причин этого – слабая изученность круга знаний и верований русских крестьян, их стремлений и чаяний. Немногочисленные работы современных исследователей затрагивают лишь отдельные аспекты социально-политических, религиозных и этических представлений русского крестьянства второй половины XIX в.418 Задача же целостного системного описания мира представлений русского пореформенного крестьянства, структуры и динамики ценностей и норм, регулирующих его деятельность, еще далеко не решена.