«Клуб Шести» - Максим Веселов

– Вот в такие моменты я ощущаю себя больше верующим, чем атеистом. Человек, выполняя высшую задумку, считает, что он делает «дело». И дело это называет на понятном ему языке, том, который в состоянии понять его мозг. А потом выходит, что сделанное было гораздо объёмнее и более многоплановое, чем он мог себе представить… Я же думал тогда, что надо найти обычный предлог, что бы всучить вам денег, Теодор, что бы сделать вас знаменитым, поднять на ту высоту, на которую вы взошли без меня, только что бы эту высоту увидели все и все признали.

В этом и заключалось моё status kwo, этим и ограничивалось. А оно вот оно как обернулось… Я даже предположить не мог…

Антон Владимирович снял с шеи клубный амулет и стал вертеть его в руке, разглядывая. Он словно впервые увидел масштабы своей задумки. И что-то смущало его, Теодор заметил, что АВ борется с какой-то мыслью, которая не вписывается в его концептуально настроенный, вечно создающий планы мозг, идёт вразрез с уже намеченным дальнейшим действием.

Наконец он отложил амулет в изголовье и сказал:

– Я хотел сегодня закрыть Клуб Шести… У меня появились следующие планы. Именно поэтому меня и небыло вчера на презентации, что называется «сращивал» новое дело.

А теперь… Я даже не знаю. Слишком хорошо всё получилось. Теодор, эта схема – работает. И вы убедились в этом на собственном примере. И все, как вы их называете, «клубисты», тому подтверждение. Никому кроме пользы Клуб не принёс ничего, никакого вреда.

– Потому, что нормальная помощь от незнакомого человека нужна всем. Вы поставили верную ставку, сформулировав девиз Клуба. И нашли мне занятие на всю оставшуюся жизнь. Я принимаю у вас Клуб.

– Я назначаю вас Председателем Клуба Шести.

– Аминь.

– Кармапа Ченно.

20.

Дико зазвонил телефон.

Звонок был необычен, поэтому Теодор не сразу сообразил, что звенит и где.

Сознание возвращалось и, по пути приносило ощущения: очень холоден нос, так, что промёрзли ноздри; пахнет горелой хвоей; озябли пальцы рук и ног; лежать неудобно – жёстко.

Художник открыл глаза и увидел чёрный потолок.

Сразу всё вспомнилось. Вершина. Воробей. Домик на вершине. Тханка на стене и светает за окном. Орёт телефон, но это не звонят, это – будильник. Теодор точно помнил, что никогда не выставлял будильник на телефоне ведущего, а этот «голос» несомненно этого телефона. Проснулся окончательно.

Приподнялся на локте, мышцы заныли. Огляделся. Один. На постели АВ лежала записка. Дотянулся, взял, глаза привыкали к полумраку, строчки тряслись – холодно.

Желаю много удачи и много Будд над головой!

Вот и всё, что было в записке. Он ушёл. Его ждали новые дела, новые души. И вам много удачи и Будд над головой, дорогой Сальери, не захотевший быть Сальери!

Теодор поднялся, подбросил в печку веток покрупнее, огонь сразу схватил хвою.

Потеплело, домик словно оживал. Налил в жестяную кружку воды и поставил греть чай.

Вышел «до вiтру», открыл дверь, шагнул за порог… да так и забыл, зачем шёл.

Вершина перед рассветом.

Рваные облака под ногами и до горизонта – снежные тучи облаков, над которыми на полнеба свечение зарождающегося светила. В разрывы облаков видны чёрные, синие и тёмно-зелёные пропасти земли. Местами кучками огоньки городов и сёл. Ползающие огоньки фар.

Всё человеческое – там.

Жизнь там. Разодранная страстями и интригами, склеенная любовью и нежностью, окрылённая удачами и битая минутными сражениями за успех… Там. Внизу. У подножия горы. А здесь – стеклянный холод ветра и восходящее солнце. Ярило.

Теодор опустил руку в карман и ощупал медальон Антона Владимировича.

Он ещё вчера догадался забрать оберег АВ. Понял, что бывший президент Клуба Шести захочет уйти из его жизни навсегда. Ну, нет, уважаемый. Ты ещё увидишь свой портрет в галерее Клуба. Теодор вынес из домика мольберт, разложил поудобнее краски и начал рисовать восход Ярила над вершиной горы Воробей. 2004//2-3.08.2005 г. МВ Примечания: (1)* – Будучи человеком дотошным, можно попытаться составить некую пирамиду разделения людей. К примеру, на вершину водрузить веру или неверие в Бога, далее – уточнение в какого именно Бога, далее – моральные принципы и заповеди, далее – интересы, кружки и партии, приверженцев идей и, что и понятно, зацементировать всё это могучим «и т. д., и т. п.». Дело в том, что, как мы видим, в итоге получится горный ландшафт, а не одна единственная пирамида. По сему и решено было в самом начале этого повествования сумбурно перечислить наибольшее количество человеческих «полётов мысли», да не обидится на автора тот самый справедливо дотошный читатель.

Москва