Мой ненастоящий (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta"

— Я подожду, — коротко обещаю я.

Влад уходит. Уводит за собой Тимура. И дарит мне очень жаркий взгляд напоследок. Какая жалость, что я не могу начать собирать эти взгляды в коллекцию.

Наверное, стоило попробовать остановить Влада, но на самом деле — мне было прекрасно известно, что танк проще остановить, чем Владислава Ветрова — от исполнения принятого им мгновенного решения.

Он всегда решал быстро, практически мгновенно, и безжалостно прощался с отсеченными вариантами выбора.

Вот и сейчас.

Я не торопясь иду по чужому дому, таращусь на чужих гостей, стараясь не вслушиваться в их шепотки и не замечать их косых взглядов. 

Я среди местной высокомерной элиты как будто белая утка среди черных куриц. Слишком бросаюсь в глаза.

Тут что ни женщина — то зарисовка на тему сексуальных пухлых губ и ног, одни других длиннее. Они даже бокальчик в длинных пальцах держат по особенному. Так, что хоть сейчас высекай в граните. И складки эти на длинных роскошных платьях — тоже.

Нет, ни за что бы я сюда не пришла, если бы не мой чертов муж.

Ради него придется потерпеть эту ярмарку чужого тщеславия.

Я подцепляю с подноса ближайшего официанта бокал с шампанским и выпиваю его, не замечая вкуса.

Это будет долгий вечер. Даже если он продлится пять минут, но вряд ли мне повезет отмучиться так скоро.

Боже, как же долго его нет…

Практически вечность, хотя я уверена — гляну на часы, и окажется, что даже двадцати минут не прошло…

Идиотка. Просто придурочный, безмозглый Цветочек.

Сама хоть понимаешь, что с тобой происходит?

Тебя же как наркоманку ломает без него, самым лютейшим образом.

Ты же уже в фантазиях десять раз набросала себе, как он подойдет к тебе со спины, как пройдется горячим дыханием по обнаженной шее, вдыхая запах духов, которые ты два часа для него выбирала!

Я уже даже этому не ужасаюсь. Я свой диагноз приняла, хоть он и совершенно безумен.

С каждым днем, с каждым часом, с каждой секундой движения вперед я все сильнее влюбляюсь в… собственного мужа.

Неприступного, непонятного и ядовитого. Который вот-вот доведет меня до отчаянного шага своим чертовым хладнокровием. Признаться ему… Вопреки тому, что и это он может воспринять как еще одну попытку задурить ему голову. 

Господи, ну вот где его черти носят? У меня тут от невысказанных слов скоро голова взорвется, а он…

— Маргарита?

Невысокий девичий голос за моим плечом заставляет меня вздрогнуть и развернуться на каблуках. За моей спиной стоит девушка, изящная, упакованная в строгое платье-футляр, делового черного цвета.

Волосы убраны в элегантную прическу.

Господи, только бы это не была бывшая Влада, решившая рассказать мне о моем месте. Не хотелось бы! Уж больно хорошенькая!

— Вам просили передать, — девушка протягивает мне три цветка, перевитые белой лентой. Тюльпаны. Белые тюльпаны.

К ленточке прикреплена записка — белый прямоугольничек из коричневого картона, и на нем от руки, острыми буквами красуется: «Поднимись на второй этаж и выйди на летнюю веранду».

И я сначала сжимаю в пальцах тонкие гибкие стебли, ощущая только девчоночью радость, как будто нечаянно поймала улыбку самого заветного мальчика, и только через пару секунд слышу, как мне тихонько постукивают со дна.

Рита, а с чего ты взяла, что цветы послал Влад?

У него ведь не было возможности за это время выйти и войти с другой стороны дома, он просто обязан был пройти через этот широкий холл, я бы его не пропустила.

Да, он знает про тюльпаны, но если так припомнить — на помолвке именно эти цветы и стояли в каждой вазе. Предположить, что это неслучайно и сделано для меня — много ума не надо.

— Кто велел вам передать мне тюльпаны? — я поднимаю глаза на принесшую мне цветы девушку, и она находится на том же месте, будто и вправду ожидала моей реакции.

— Отец вашего мужа, — нейтрально улыбается девушка, — я его ассистент. Он просит вас на беседу. Я вас провожу к нему.

Я придирчиво окидываю её взглядом, пытаясь прикинуть, не врет ли она.

С Каримом Давидовичем в своей работе я сталкивалась раза два. Этого достаточно, на самом деле. Оба раза он появлялся без ассистентки, с кем-то из родных, но никто ведь не говорил, что он, парализованный ниже пояса, как-то обходится без обслуживающего персонала.

— И какой же у Карима Давидовича любимый сорт чая? — испытующе спрашиваю.

Я не боюсь оказаться обвиненной в паранойе. После Городецкого я вижу подвох даже в том, что на меня косо посматривает дамочка восточной наружности в дальнем углу гостинной этого на диво неуютного дома.

— Никакой, — белозубо улыбается девушка, — он терпеть не может чай, но согласно предписаниям врача согласен терпеть элитный ассам или дарджилинг. Очень педантичен и отличает сорта чая по запаху. Пьет чай с добавлением сахара, но не размешивает его, чтобы сладость усиливалась по мере приближения ко дну.

Я смерила девушку еще одним изучающим взглядом. Да, пожалуй, ассистентка из неё действительно неплохая. По крайней мере, вкусовые пристрастия своего босса она хорошо знает.

Где ж ты была раньше, когда он выносил мне мозг из-за этого дурацкого чая?

— Так я вас провожу? — с искренней надеждой в голосе осведомляется девушка. — Карим Давидович ждет…

— Да, ведите, — я решаюсь, в кои-то веки, быстро.

Интересно, что мне хочет сказать мой новоиспеченный тесть? Или свекр? Совершенно не собиралась замуж, даже не в курсе, как оно вообще правильно!

33. Маргаритка

На втором этаже гостей нет. Их отсекают выставленные на лестницах парочки мордатых амбалов. Впрочем, я даже не оглядываюсь.

Просто молча иду за ассистенткой Карима Давидовича, глядя только в её затылок.

— О чем твой хозяин хочет со мной поговорить?

— Он расскажет вам сам.

Что ж, попытку разведать поле боя можно считать проваленной, но как говорится, попытка — не пытка.

Балкон на втором этаже дома Тагира Давидовича просторный, полукруглый, открытый.

Мое внимание тут же занимает инвалидное кресло, стоящее у самых перил балкона. Сухощавая рука, лежащая на джойстике управления.

— Карим Давидович… — покашливает девушка, явно желая отчитаться о нашем с ней появлении. Короткое движение руки, властное и емкое, заставляет её замолчать на полуслове.

— Я знаю, что вы пришли, Василиса, — звучит строгий голос, — я услышал ваши каблуки, еще когда вы поднимались по лестнице. Оставь нас.

Да, каблуки у Василисы действительно громкие. Я слышу, как они удаляются, даже вопреки музыке, доносящейся с нижнего этажа. Хотя, наверное, дело в том, что мой напряженный слух сейчас готов цепляться за любой звук со стороны Карима Давидовича, все прочие смазывая, как не имеющие значение.

Он молчит. В тяжелом дыхании слышатся едва слышные сипы.

— Вы просили меня прийти, — я пытаюсь начать разговор, когда каблуки Василисы перестают быть слышны.

В ответ — ничего. Он даже не разворачивается ко мне. Не удостаивает вниманием, хотя я знаю, что уж такие вещи ему точно подвластны.

Я подхожу ближе, останавливаюсь рядом — у красивых резных белых перил балкона, любуюсь открывающимся видом.

— Здесь очень красиво, — пробую еще раз начать говорить уже хоть о чем-то, но и эта стрела улетает в молоко.

Ох, блин, кажется, я уже начинаю догадываться, откуда у Влада такой дивный характер.

— Я не хочу, чтобы мой муж меня потерял, — озвучиваю, делая шаг в сторону входа в дом, — если не хотите говорить сейчас, я выслушаю вас в другое время.

— Его не будет, — наконец раздраженно комментирует Карим Давидовичем и под тихий шорох колес инвалидного кресла разворачивается ко мне лицом, — другого времени у нас с тобой не будет, Маргарита. Мы должны договориться сегодня.

Этот мужчина даже в инвалидном кресле выглядит убийственно опасным хищником. Да — искалеченным. Да — ослабшим. Но все еще способным разорвать глотку.