Укротить Чудовище. Часть 1 (СИ) - Кириллова Наталья Юрьевна

Стараюсь не думать об этом. Не знаю, как буду относиться к Элану и Катерине, если вдруг им что-то известно.

Не знаю, как отныне относиться к папе. Никак не могу взять в толк, почему я, за что он так поступил именно со мной? Папа любит нас обеих, но мне, особенно в юности, казалось, что меня он любит немного больше. Балует. Позволяет то, чего не позволяет Катерине, чего не позволяют другие высокородные отцы своим дочерям на выданье.

Меня не отправляли ко двору в услужение Ее величеству Антуанетте. Я приезжала на сезон, если хотела, и проводила при дворе столько времени, сколько желала, веселилась и дружила с теми, кто мне нравился, а не с теми, кто мог быть полезен нашей семье. Я читала что хотела, одевалась как хотела — само собой, оставаясь в рамках, дозволенных молодой леди из хорошей семьи. Говорила что хотела и, хотя никогда не произносила ничего фривольного или кощунственного, неприличного, меня никто не поправлял, не одергивал, ничего не запрещал. Я знала, что от меня ждут и какой я должна быть в глазах общества, дабы не уронить честь и имя рода, и я всегда, всегда старалась соответствовать, всегда помнила, что я Ренье.

Меня не пытались выдать замуж против моей воли. Если кавалер был мне неприятен, я без малейших колебаний отвергала его, и папа никогда не спорил, не возражал, кем бы ни был этот молодой человек, из какой семьи бы ни происходил. Подруги завидовали мне, говорили, что я счастливица, могу выбирать жениха по своему разумению, могу выйти замуж по любви, а я смеялась. Такая, как я, не может сочетаться браком с любимым, никто не отменял долга перед семьей, просто событие это казалось тогда бесконечно далеким, недостижимым отчасти. Я не вышла замуж ни в двадцать лет, ни во все последующие годы, так кто знает, когда оно еще произойдет?

И все же я не спорила с папой, когда он настоял на кандидатуре лорда Данмара. Я не до конца понимала причины, побудившие папу принять его предложение, однако поступила так, как и должно поступать доброй благочестивой дочери, послушной родительской воле.

Мелькает мысль попросить Катерину связаться с папой и потребовать объяснений у него самого, но я сразу же отбрасываю ее. Едва ли папа в чем-то признается по «переговорному» зеркалу ведунов.

После завтрака я ищу благовидный предлог избавиться от общества сестры и брата. В доме поднимается суета, непонятная, нервозная, однако нас не касающаяся. Элан пытается выяснить, в чем дело, но Фабиан настоятельно рекомендует ему оставаться наверху и проследить, чтобы в полдень ни он, ни мы «не мельтешили на первом этаже». Катерина не скрывает недовольства, Элан признает со вздохом тяжелым, обреченным, что, похоже, не миновать ему беседы с лордом Данмаром. Лорд Данмар вскоре покидает дом, Дезире выбегает из своей комнаты, будучи одетой в прелестное домашнее платье в цветочек, пусть и несколько вышедшего из моды фасона, а Фабиан и вовсе исчезает с глаз. Пользуясь общей суматохой, я проскальзываю в ванную комнату, запираюсь там — Фабиан еще накануне успел починить выбитую щеколду.

— Удачный момент, — Эдмунд появляется посреди ванной, словно только и ждал, когда я приду сюда. — Пожалуй, удачнее и быть не может.

— Для чего? — спрашиваю я.

— Столько времени, усилий, забвения, возвращения и новых усилий… и все не зря, будем надеяться, — улыбка, холодная, удовлетворенная, змеится по тонким прозрачным губам. — Итак, Фреа Роза, твой отец с помощью Белой тени запечатал тебя, вернее, демон запечатал твой дар, что был готов вот-вот пробудиться. В защиту моего нерадивого потомка хочу заметить, что побуждения его были самые благие.

— Скрыть от меня правду? — голос мой прозвучал неожиданно резко, зло.

— Если бы ты знала, девочка, сколько всего ваш отец скрывает от вас…

— Меня не заботят другие папины дела, какими бы они ни были — светлыми, темными или серыми, — меня волнует то, что папа скрыл от меня правду обо мне самой же.

— Кто знает, как поступила бы ты на его месте, — призрак склоняет голову, то ли в знак почтения, то ли в насмешку.

— Я бы не стала лгать, глядя в глаза своему ребенку, — возражаю я запальчиво.

— Ох уж этот пыл и страсти юности, деление мира на черное и белое, столь свойственное молодым, — Эдмунд обходит меня кругом, осматривает со всех сторон, изучает придирчиво, точно лошадь перед покупкой. — Однако что-то повредило печать и твой дар, подобно почуявшему близкую свободу зверю, рванулся на волю. Не смотри так оскорбленно, в большинстве своем дар и впрямь скорее похож на дикого зверя, которого необходимо укротить и подчинить себе, пока он не вышел из-под контроля. Хаотичные, неосознаваемые призывы стихии чреваты, впрочем, кому, как не тебе, сестре двух ведунов, о том известно?

Должно быть, дело в амулете, папином подарке. Но когда появилась трещина на зеленом камне? При падении со «звезды» или когда Катерина не рассчитала силу удара в холле? Или когда Фабиан забрал амулет? А может, кулон и вовсе нельзя было снимать ни при каких обстоятельствах?

— Тем не менее, несмотря на повреждение печати и очевидное стремление дара получить долгожданную свободу, не так-то просто избавить тебя от этого, — небрежное движение рукой возле моей груди, и я едва сдерживаюсь, чтобы не вздрогнуть, не отпрянуть. — Нужно нечто более мощное… сила, к которой потянется твой дар, сила, способная уничтожить демонические оковы. К нашей несказанной удаче, именно здесь, в Брийске, есть подходящий источник. Источник от источника, чистый, первозданный. Из великого множества иных вариантов этот — самый надежный и не повредит тебе даже в случае несовпадения типа стихии.

Слова Эдмунда тревожат смутно, я не все понимаю, смысл фраз привидения ускользает от меня, словно само время.

— Впрочем, я почти уверен, что твоя стихия — земля. В этих нынешних нововведения и делениях на основную и второстепенную я не слишком хорошо разбираюсь, должен признать, но нам детали сии пока ни к чему. Тебе всего лишь надо оказаться подле источника, дальше сила все сделает за тебя.

— Я хочу узнать правду, — напоминаю я. — Но снимать печать… окончательно… целесообразно ли это?

Вдруг я опасна? Вдруг моему дару лучше оставаться скрытым, спящим?

— Поврежденная, она перестанет выполнять свое назначение так, как было заложено изначально, что неизбежно приведет к последствиям. Каким? Сказать пока трудно, однако неконтролируемый дар отнюдь не то, что стоит обходить вниманием. Поэтому маги и ведуны испокон веков учились управлять собой и силой, учились принимать себя и изменившийся мир вокруг.

— И как я… попаду к этому источнику?

— Это легкая часть пути, — усмехается Эдмунд и кивает, не мне, но пустому пространству пред собой, будто приказ невидимому слуге отдает.

— Зачем вы помогаете мне? — шепчу я.

— Ты — мой потомок.

— И все же? — не верю, что все настолько просто.

У Ренье не бывает просто да легко.

— Как и у всех представителей нашего рода, у меня свои резоны, однако тебе нет нужды бояться меня: я не допущу ничего, что способно причинить тебе вред, физический или любой иной.

Я что-то упускаю. Знаю, нутром чую, Эдмунд сказал нечто, не вяжущееся с прежними его словами, но не успеваю ни взвесить, ни обдумать — в ванной комнате появляется Саффрон.

Все же вздрагиваю невольно. На сей раз Саффрон одета совсем просто, в серую юбку и белую блузку, темные волосы забраны в тугой пучок, словно у настоящей горничной, смотрит исподлобья, настороженно, затравленно. Окидывает меня быстрым неприязненным взглядом и сосредотачивает внимание на Эдмунде, сжимается, втягивая шею в плечи, сутулясь в явном стремлении стать меньше, незаметнее. А я вижу за спиной Саффрон тень, неровную, зыбкую, что появляется и сразу исчезает.

— Вот и твой билет, — произносит призрак снисходительно. — Милейшая Саффрон с удовольствием поможет тебе добраться до места в считанные секунды.

— Куда? — выдавливает Саффрон сквозь стиснутые зубы.

— К источнику, как и было уговорено.