Рождение шестого океана - Георгий Гуревич

— Ага, вот где утечка! — воскликнул Валентин.

Он сразу успокоился. Главное — причина нашлась. Все дело в утечке. Воздух почти весь улетучился... разреженные газы проводят ток... Между полюсами проскакивают искры, и заряд не накапливается. Получилось как бы короткое замыкание.

— Нужен воздух, — подумал Валентин.— Где взять воздух? Ах да, есть же кислород в баллонах.

И он потянулся к вентилю.

Голубые клубы поползли под пол. Кислород наполнил камеру, искрение прекратилось. Туман осел. На освещенной стене ракеты змеилась неровная щель. Сквозь нее проглядывали звезды,

«Наверное, метеоритик,— подумал Валентин. — Удивительное невезение».

Позже, разбираясь на Земле, ученые высказали другое предположение. «Усталость металла», — сказали они. Говорилось также о редком явлении — стратосферном дожде. Для ракеты, летящей со скоростью пять — шесть километров в секунду, каждая капля дождя все равно, что бронебойная пуля...

Но в тот момент Валентину некогда было раздумывать. Он прикрыл щель перчаткой. Руку тотчас же прижало к стенке, словно приклеило давлением кислорода. Потребовалось усилие, чтобы оторвать ее. Зато заплата — металлическая пластинка — сразу пристала к отверстию, как бы приросла к нему. Валентин обмазал края заплаты пастой.

Утечка прекратилась. Выбравшись из люка, Валентин схватил наушники. В микрофоне журчал унылый голос Сергея: «Что случилось, что случилось? Почему молчите, почему не отвечаете?».

«Возобновляю зарядку!» — крикнул Валентин.

Снова загудел генератор, тронулась лента. Вредного искрения не было. Дрожащие стрелки на приборах уверенно двинулись вперед, без задержки миновали роковую цифру 1310, перешли за 1500... 2000..

По расчетам Новиковых ток должен был пойти, когда стрелка укажет 2500. Заветная цифра была близка, но и времени оставалось в обрез. Уже исчез позади золотисто-зеленый массив Америки, сейчас за окном виднелась гладко-серая равнина — Атлантический океан.

Сергей запрашивал по радио:

— Слышите ли вы меня? Через шесть минут пора начинать торможение. Есть ли надежда провести опыт? Если есть надежда, Иринин согласен сделать второй круг. Сообщите, стоят ли делать второй круг?

Вторым кругом Сергей фамильярно называл второе кругосветное путешествие. Ведь оно не требовало добавочного горючего. Ионопланы летели со скоростью спутника и не могли упасть на Землю, способны были по инерции сделать сколько угодно кругосветных полетов.

2500! А ток все не идет! Вот уже и серая гладь океана позади. За стеклами плывет громадный остров с такими знакомыми очертаниями. Столько раз на уроках географии видел Валентин этот широкий подол, стройную талию и остроносую голову со странной прической.

Великобритания! Значит, кругосветный полет заканчивается. Пора тормозить.

— Сближайтесь! — сказал Валентин по телефону Тулякову. — Ток должен пойти.

Ионоплан Сергея летел несколько выше и правее. На фоне темного неба хорошо были видны желтые иллюминаторы и бледное прозрачное свечение возле остроконечного носа. Туляков взялся за рычаги. Снова взревел двигатель, опять тело Валентина стало весомым...

И тут зажглась радуга. Она возникла мгновенно — многоцветный пояс из волнующихся лучей — красных, зеленых, фиолетовых. От плюса к минусу, от ионоплана к ионоплану протянулась она широкой полосой, побежала поперек Млечного пути. Это прорвался через разреженный воздух электрический ток.

Ток шел! Опыт удался! Словно связанные разноцветной лентой, мчались ионопланы под бархатно-черным небом. И лента неслась вместе с ними над Данией, Швецией, Литвой, Белоруссией... В одном ионоплане знаменитый конструктор Иринин пожимал руку Сергею, в другом Герой Советского Союза Туляков поздравлял Валентина, а внизу, на подмосковном аэродроме, полковник Рокотов говорил Ахтубину:

— Значит, впервые в истории люди зажгли полярное сияние. Какие молодцы ваши Новиковы, какие молодцы!

Новиковы отмечали свой успех много раз. Одним из самых приятных был праздничный вечер у Ахтубина за чайным столиком с домашними коржиками. Старик развеселился, потребовал вина, а жена не хотела ему давать, боялась, что вино отразится на сердце.

— Нет, правда, Юлий Леонидович, не нужно, — поддерживал Валентин. — Зачем пить, когда и так радостно? Я, например, не люблю пить. Уважаю свои мозги, не хочу затемнять их алкоголем. Это Сергею требуется. У него тонус пониженный.

— Оба вы хорошие, — улыбался Ахтубин.

Тогда Валентин и задал нескромный вопрос:

— Как же вы угадали, что у нас получится? В Новосибирске три года назад. Пришли мы к вам оплеванные. Ленау жаловался, Глебычев высмеял. Почему же вы нас поддержали?

Ахтубин усмехнулся:

— Не трудно понять, ребята. Войдите сами в мое положение: дают мне новый отдел Дальних передач. Я обязан представить продукцию — новые открытия. Ставлю во главе института Глебычева. Но у Глебычева, хотя человек он знающий, уже семь лет ничего не получается. Копуша он, робкий, не в меру обстоятельный. Робость для руководителя — хуже всего. Приглашаю Веретенникова — не хочет уезжать из Ленинграда. Зову Трубина, но тот больше оратор — придумает на копейку, а напишет десять тысяч статей! Тут являетесь вы и предлагаете неиспробованный вариант. Отказать? Наверняка ничего не получим. Разрешить работать? Вдруг выйдет. Я ничем не рискую. Вы рядовые инженеры, обойтись без вас в лабораториях нетрудно. Я перевожу вас в аспирантуру, разрешаю работать, требую за это предельной нагрузки, и одновременно гоню все другие направления: с постоянным током, с ионизацией воздуха, с высокой частотой. Новиковы тужатся, чтобы обскакать Глебычева, Глебычев нажимает, чтобы не отстать от Веретенникова. А мне безразлично, кто придет первым. Главное — решить задачу любым путем.

— А мы — то волновались, мы — то горячились! — протянул Валентин разочарованно.

— Не слушайте его, молодые люди, он на себя наговаривает, — вмешалась жена Ахтубина. — Ему почему-то хочется прослыть жестким руководителем.

— Нет, это хорошо, что вы горячились,— продолжал Ахтубин. — Потому что сначала я слушал с сомнением. Думал: оригиналы и невежды хотят мир поразить. Осадить их надо. Я искал возражения — и находил, считал ваши ошибки — и потерял им счет. Потом вижу: в свое дело верят, горят, на подвиг рвутся. И думаю: пламя гасить не надо. Если горят, значит что-нибудь сделают, не обязательно в ионосфере. Даже, откровенно говоря, позавидовал по-стариковски, потому что в мои годы на горение сил уже не хватает. А когда горел, не те времена были. Ведь я учился в гражданскую войну. Для меня Шатура была мечтой, Волховстрой — невиданным достижением! А для вас Браток и Красноярск привычны, как телевизор в комнате. То, что для меня вершина жизни, для вас — самое начало. Куда вы придете — мне не увидеть, не угадать. Но придерживать я вас не буду. Летите, пока крылья несут!