Лебединая песня - Овидий Александрович Горчаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Группа идет редкой цепочкой, и следы ее заносит песок. В безвестных могилах спят уже два ее командира. Но они не мертвы, Крылатых и Шпаков, раз их кровью оплаченный опыт живет в жизненно важных решениях Мельникова, ведет и направляет его. И за цепочкой из пяти разведчиков, как невидимый, но неразрывный фал, питающий их кислородом, тянется цепочка к командирам Октября…
Теперь Ваня Мельников ночами ищет на небе Сатурн, проверяет путь по компасу и карте. То и дело меняя азимут, он ведет группу через реки, железные и шоссейные дороги, мимо фольварков, городков и станций — на юг. Ночью, вплавь, под пулями, побросав вещевые мешки, котелки и плащ-палатки, пятерка переправляется через широкую Прегель. Черная как деготь, обжигающе холодная вода, отражающая огненные параболы ракет и стремительный полет зеленых трассеров, крики немцев-ландшутцманов на берегу…
Впереди много рек, и Мельников говорит:
— Пожалуй, надо попросить «Хозяина» сбросить нам парочку зисовских камер и насосы к ним, а? А то очень похоже было сейчас на последние кадры кинофильма «Чапаев».
Когда особенно трудно, когда положение кажется безвыходным, он говорит девчатам:
— Ти-ти-ти-та-та… Вперед! Не в таких мы бывали переплетах!
У Вани Мельникова есть своя заветная песенка, которую он мурлычет в самые трудные минуты:
Где ж это видано,
Где ж это слыхано,
Чтобы месяц ниже тучи гулял,
Чтобы русского пруссак побеждал?!
Лицо у Вани Мельникова длинное, скуластое, глаза большие, с прищуром, как у охотника.
Где удается, Ваня устанавливает наблюдение за железной дорогой. Теперь один дежурит, второй отдыхает, третий охраняет радисток. В лесу Форст-Клайнур четырнадцать дней подряд до новой облавы контролирует «Джек» двухколейную железную магистраль Инстербург — Кенигсберг. Разведчикам удается принять новый груз. «Ну-ка, что тут нам прислал генерал Черняховский?» — ликует Аня. На свежих батареях ей хорошо работается. Зина понемногу поправляется, получая дополнительный паек. Тысячу раз слепой случай ставит группу на грань гибели, и тысячу раз вывозит ее случай счастливый. Теперь и Аня ходит в разведку, участвует в хозяйственных операциях — на женский голос бауэры иногда открывают дверь.
Однажды какой-то старый бауэр в фольварке перед Велау переспросил из-за двери:
— Беженка, говоришь? Откуда и куда идешь?
— Из Гольдана в Гдыню, — по-немецки заученно отвечает Аня.
— Не Гдыня, а Готепхафен!
И старый пруссак выстрелил из окна. Ане еле удалось уйти. Откуда ей было знать, что немцы давно переименовали Гдыню в Готенхафен!
— Ты радистка, Аня, — возмущается Зина, — и не имеешь права рисковать собой так. Что за охота тебе лезть на рожон? Ну что тебе, больше всех надо?
— Да, больше всех надо, — запальчиво отвечает Аня. — И тебе тоже, иначе ты бы не прилетела сюда!
Третье октября. Пасмурный день. К обеду разведривается. Высоко в поднебесье под озаренными солнцем кучевыми облаками летит стая белых лебедей. Летят они из суровой Скандинавии в благодатное Средиземноморье. Глядя поверх шпилей высоких елок, Аня провожает своих «тезок» долгим взглядом, оглядывается на последнего в стае лебедя. Что-то этот замыкающий все заметнее отстает, теряет скорость и высоту. Уж не ранен ли, бедняга, где-нибудь над Балтикой?
— Лебедь несет снег в носу, — вспоминает Аня русскую поговорку.
Временами Аню охватывает жгучая обида: уже давно ясно — наши выиграли эту войну, доколачивают Гитлера на всех фронтах, а на ее, Анином фронте, побежденные гоняют победителей, убивают одного за другим лучших ребят… Это чувство проходит, как только «Джеку» удается еще раз ощутимо ударить по вермахту, передать Центру тайны его тыла.
Из радиограммы № 67 Центру от «Джека», 10 октября:
«Дислоцируемся в десяти километрах юго-восточнее Вел а у.
Во всем районе идет лихорадочная перегруппировка войск, с запада к фронту непрерывно подвозятся резервы. На западном берегу реки Алле, от Велау до Алгленбурга, строятся новые и совершенствуются старые оборонительные рубежи. Сегодня с 7.00 до 19.00 по железной дороге Велау — Инстербург с запада на восток прошло 20 эшелонов…»
Из отчета разведотдела штаба 3-го Белорусского фронта от 15 октября 1944 года:
«… От разведгруппы «Джек» поступает ценный материал. Из полученных 67 радиограмм — 47 информационных. Несмотря на потерю Крылатых и Шпаков а, второй заместитель командира группы, Мельников, с руководством справляется…»
Третий месяц без бани. Разведчики умываются только дождевой или болотной водой. Ополоснул лицо, вытер ладони о штанину — и ладно. Главное — не подцепить вшей. Поэтому Мельников избегает пользоваться одеждой «языков», заведутся «автоматчики» — пиши пропало, ничем в лесу их не выведешь.
— В Сеще при немцах и то мы каждую субботу в баню ходили, — вздыхает Аня.
Который день разведчики идут болотом, по уши в черной грязи и тине, все похожи на леших. Наконец выбираются в сухой смешанный лес. Рядом — безымянная лесная речка.
— Давайте станем здесь на дневку! — умоляют девчата Мельникова. — Хоть разок выкупаться, белье простирнуть! А то скоро замерзнут все реки.
Мельников оглядывает густую рощицу. Место вроде подходящее. Особенно эта заводинка. Со всех сторон укрыта желтым ольховником.
— Ладно, — соглашается Мельников. — Только, русалки русские, не забывайте, что речка прусская. Чтоб до рассвета управиться!
— Глядите-ка, — выговаривает Аня, показывая на курящуюся туманом речку. — Бр-р-р! Аж пар валит!
Мельников лежит за елкой, слышит плеск воды за кустами. Чтобы не уснуть, протирает покрытый росой автомат.
— В Москве мы с девчатами в Сандуны париться ходили, — стуча зубами и тихо повизгивая, говорит Зина. — Вот это баня!
— А мне больше по душе деревенская баня. В городской бане в Брянске мне не понравилось. А вот в Полянах у нас…
