Кошмар во сне и наяву - Елена Арсеньева

Кавалеров так шарахнул за собой калиточку, что ограда заходила ходуном.

Если бы он знал сразу, что Хинган соврал, убил бы его! А теперь все усложнилось… Т-тварь! Девчонка-то умерла сразу! Хинган так напугал ее, что она умерла мгновенно, от первого же страха, разорвавшего ей сердце!

Разве об этом мечтал Кавалеров? Разве это видел в снах? И главное, они все, они все знают, что добрый боженька смилостивился над их ангелочком, не дал Дашеньке ощутить боль. Все, что сделали с ней потом, было сделано с мертвым телом…

Ладно. Что поделаешь! Придется еще немного подождать!

Заткнуть глотку Хингану. Потом прикончить сучонка. Съездить в Нижний, полюбоваться на тех троих… Сказать им!

А как быть с Кириллом?

Кавалеров пожал плечами. Кирилл – единственный, к кому он не питал злобы, ведь парню и так досталось. Пусть живет!

Кавалеров торопливо шел к воротам, чувствуя, что носки промокли насквозь.

Такси бы, да где его тут возьмешь? Придется тащиться до троллейбуса, потом…

Елки-палки! Такси, что ли, подруливает? Нет, в самом деле!

Точно: у ворот остановилась бледно-желтая «Волга» с шашечками. Из нее вышли две женщины: одна в дорогой дубленке, другая в простенькой серой шубке.

Кавалеров сошел с тропки, пропуская женщин. Полуотвернулся, прикуривая, пряча огонек от ветра.

– Уже темнеет, – жалобно прошелестела та, что в шубке.

– Ничего! – напористо отозвалась ее спутница. – Еще не вечер! Только глянем – и назад. Эй, постойте-ка! На два слова! – Это сторожу.

Кавалеров усмехнулся, глядя вслед женщинам. Готовьте денежки, милашки, иначе с этим боровом и говорить не стоит.

Склонился к таксисту:

– Свободен?

Водитель приспустил стекло, глянул оценивающе:

– Да я не знаю… Вообще-то договорились, что я их подожду…

– Они тебе что, еще не заплатили?

– Ну, скажешь! Заплатили, конечно. Но просили полчасика подождать. Мне ведь тоже нет резона тащиться отсюда порожняком.

– Успокойся, порожняком не потащишься. – Кавалеров открыл заднюю дверцу, сел и тотчас принялся сдирать с ног промокшие ботинки. – Поехали, чего задумался?

– Да вот же… – нерешительно махнул вперед водитель.

Девушка в серой шубке бежала от ворот, махала рукавичкой:

– Подождите! Вы ведь обещали!..

Кавалеров вгляделся в ее размытое сумерками лицо. Нахмурился и покачал головой. Нет уж. Нет!

Бросил на сиденье рядом с водителем стодолларовую бумажку и тут же завалился на бок от резкого поворота.

Таксист сверкал глазами и жал на газ так, словно брошенные девицы могли догнать машину бегом.

Кавалеров обернулся, поглядел на бессильно свесившую руки серую фигурку.

«Вот так-то, голубушка! Я от бабушки ушел, я от дедушки ушел, а от тебя и подавно уйду!»

Альбина стояла у плиты, а Валерия говорила по телефону, но ее собеседник, юный хакер, орал так, что было слышно каждое слово.

– Не могу, тетя Лера! Ничего пока не могу! У меня мама сдохла, а вы сами знаете, какие сейчас цены, так что когда я что смогу – не знаю!

Валерия уронила трубку.

– Господи, какой ужас! Ты представляешь?! У него умерла мать, а этот негодяй… мама, говорит, сдохла! Да есть ли у него сердце, у этого компьютерного поколения?..

– Мама сдохла, говоришь? А писюк у него не повис? Да так, что даже три пальца не помогают? – почему-то хихикнула Альбина.

– Пожалуйста, выражайся в моем доме прилично, – ледяным тоном сказала Валерия. – Не пойму я что-то тебя.

– Это всего-навсего такой старый, даже бородатый анекдот для узкого круга, – снисходительно пояснила Альбина. – Мама – материнская плата для компьютера, железяка, напичканная электроникой всего-навсего, но когда она выходит из строя, возникает масса проблем.

– А… писюк? – брезгливо поинтересовалась Валерия.

– Не то, что ты подумала! – Альбина опять не удержалась от смеха. – Что, настала моя очередь тебя… эпатировать?

– Ладно, забавляйся, – позволила Валерия. – Про три пальца даже и спрашивать не стану, небось какой-нибудь alt, control, delete?

Альбина выронила ложку.

– То-то! – победоносно выпрямилась Валерия. – Яйца курицу учить вздумали. Я тебе в матери, между прочим, гожусь. Да-да. Если б, к примеру, мы жили в каком-нибудь Туркменистане и я родила в двенадцать лет, то сейчас имела бы все основания пороть тебя за непочтительность.

Альбина быстренько сложила в уме свои двадцать пять с этими двенадцатью и с трудом удержалась, чтобы не вытаращиться на Валерию с неприличной жалостью. Бог ты мой… тридцать семь! Это же… Неужто и она, Альбина, станет когда-то таким же раритетом?! «Застрелюсь или брошусь под поезд», – вспомнились стихи любимого поэта. Впрочем, если в эти жуткие тридцать семь выглядеть так же, как Валерия, то еще ладно, можно, пожалуй, не стреляться!

– Н-ну? – поджав губы, проронила Валерия, которая все это время, оказывается, наблюдала за ней, нехорошо поблескивая глазами. – Кончили оплакивать мои аредовы веки? Для неграмотных филологов: преклонные, древние, мафусаиловы, – пояснила она как бы в скобках, заметив, как взлетели брови Альбины. – Эх, дети, дети, куды вас дети?.. Ладно, бери конфеты и заварник, пошли. Запасной вариант, надо думать, заждался!

«Запасной вариант» сидел в гостиной и, охая от восторга, смотрел по видику боевик «Без лица».

– Севка, выключай, чаек стынет, – скомандовала Валерия.

Беловолосый Всеволод Васильевич (а запасным вариантом был именно он) с видимым сожалением взмахнул пультом. Экран погас.

– Не переживай, – утешила Валерия. – Дома досмотришь. Я его, строго говоря, для тебя и купила. Забойная киношка, правда? Блокбастер, одно слово.

Альбине ужасно хотелось спросить, что это, собственно, такое, однако она скорее откусила бы себе язык. Хватит с нее на сегодня уроков!

– Ну да, – неуверенно кивнул Всеволод Васильевич. – Если блокбастер – тогда конечно… А с чего ты, скажи на милость, такая добренькая, что блокбастерами направо и налево разбрасываешься? Или я должен это воспринимать как… подношение?

– Ага, – без всякого смущения кивнула Валерия, протягивая своему бывшему любовнику чашку. – Так точно. Мы тебе блокбастер про Кейджа и Траволту. Ты нам – информацию про Хингана и господина Смольникова Кирилла Игоревича. Да еще чайком вдобавок напоим и конфетками угостим. Пирог кушай: я сама пекла. Вкусный!

– Вкусный, – с набитым ртом согласился Всеволод Васильевич и некоторое время сосредоточенно жевал, разглядывая фотографию, которую Валерия жестом карточного шулера бросила на стол.

Фотография Альбине была знакома: та самая, похищенная почти на глазах Марины Алексеевны. Денис-Наиль за рулем белого «Форда», рядом в сугробе стоят темноволосый мужчина в длинном пальто и веселая Катюшка в одном платье, но в огромной белой шапке. И, как в прошлый раз, что-то зацепило память Альбины, но тут же и отпустило, не вспомнилось.

– Забавно, – задумчиво сказал, наконец, Всеволод Васильевич, беря снимок. – Забавно, что вы связали эти два имени: Хинган и Смольников. Методом научного тыка или этому предшествовали длительные следственно-розыскные мероприятия?

– Да уж как без этого, – вздохнула Валерия. – Ты что, Сева, забыл, как я работаю?

– Вернее, я забыл, как тебе везет, – остро глянул на нее Всеволод Васильевич. – Ты можешь вообще в креслице сидеть, блокбастеры смотреть и пироги кушать. А лохи, вроде меня, будут тебе информацию в клювике приносить.

– Не могу, – хихикнула Валерия. – Пирогов много кушать не могу: растолстею так, что в кресло не помещусь. Тогда никаких лохов подманить не сумею… Только чего ты прибедняешься, Севочка? Разве ты лох? Ты… ты ветер вольности, рассеянный в печали и любви. Одной рукой ты гладил мои волосы, другой топил на море корабли. Гладил, было дело? Ну, тряхни стариной!

У него так блеснули глаза, что Альбина какую-то минуту всерьез думала, что эта парочка сейчас попросит ее выйти. Однако Всеволод Васильевич только прищурился:

– Угомонись, Клеопатра. Твой Антоний вышел в отставку. Но все равно – спасибо за стихи. Опять Кузнецов небось?

«Да, – подумала Альбина, – ничего себе! Она и впрямь могла бы быть моей матерью: мы даже стихи одни и те же любим!»

– Так вот почему я удивился, – Всеволод Васильевич отставил чашку. – Год назад гремело по Москве одно дело, может, вы даже в газетах читали. Пропала девочка – дочка этого самого Смольникова, – он пощелкал ногтем по фотографии. – Ребенку семь лет. Матушка, сами понимаете, была в отключке, отец из командировки примчался, родня из Нижнего понаехала. Дед девочки – врач по фамилии Налетов, какая-то знаменитость из Нижнего Новгорода.

– Ничего себе – какая-то! – возмутилась Альбина. – У нас даже улица Налетова есть, в Нижнем. Мы жили на этой улице, честное слово!

– Улица в честь этого врача, что ли, названа?

– Нет, его отца – он тоже знаменитым хириргом был. Знаменитейшим! Правда, когда демократия началась, пытались улицу обратно в Пыльную переименовать, говорили, мол, тот Налетов из сталинских сатрапов и все такое, но потом как-то притихли.