Поцелуй Фемиды - Александр Белов

— Рожа или чего еще, только советую вести себя осторожней. Особенно с Гротом. Есть слух, что с Гротом тебе здесь не разминуться, — Семен, не торопясь, закурил и задрал голову кверху.

Саша проследил за его взглядом. Весенняя бездонная синева была затянута металлической сеткой. А сверху, венчая всю композицию, торчала смотровая вышка с охранником. Оттуда включенный на полную громкость магнитофон доносил уже недавно слышанный шлягер. «Так вот какая ты! А я дарил цветы…» — похоже, это был хит тюремного сезона. Волшебная сила музыки в данном случае помимо эстетической выполняла и сугубо практическую функцию: не давала возможности заключенным перекрикиваться и обмениваться информацией между двориками-«утюгами».

Б потолочной сетке сиротливо торчали две старые, не дошедшие до адресатов, «малявы» — свернутые в трубочки «конверты» нелегальной тюремной почты. Похоже, что застряли эти послания не вчера и даже не месяц назад: выцветшие и утратившие всю свою некогда жгучую актуальность, они подрагивали на ветру своими нитяными хвостиками.

— Еще сказывают, будто Грот сюда со спецзаданием прибыл — заварить кашу: бунт либо побег. Для него это в кайф, но ворам такой расклад не нравится.

Саша молча кивнул, принимая информацию к сведению. Он знал, что воровская репутация Грота за последнее время сильно пошатнулась в связи с неоднократно допущенными случаями «беспредела». А потому побег, или даже просто серьезная попытка к побегу, почитающиеся за высшую воровскую доблесть, могли дать шанс к укреплению статуса.

— Меня уже, возможно, завтра здесь не будет, — продолжал Семен. — Так что ты, Белый, сам смотри. И вертись, как сможешь, чтобы не попасть под раздачу.

Это был единственный разговор с Семеном, за который Саша был ему благодарен. Больше им поговорить не удалось: после обеда Семена и Дубу повезли в суд. За Беловым тоже пришел конвой — ему предстояло свидание.

Шагая по гулким коридорам и преодолевая десятки дверей, клацающих замками, Саша мысленно представлял себе Катю. Представлял, как она округлит глаза и первым же взглядом пошлет ему заряд ободрения и поддержки. Так бывало всегда, сколько Саша себя помнил. Только на этот раз, ввиду особых обстоятельств и ограниченности по времени, позитивный заряд будет еще более концентрированным и ударным.

— Кто еще, кроме тетки, мог получить право свидания с подследственным? Из ближайших родственников у Белова не было никого, кроме Екатерины Николаевны и Ярославы. Но Ярославу в следственном изоляторе он увидеть не ожидал. В одном из писем, регулярно присылаемых теткой, сестра добавила от себя пару грустных и нежных строк с обещанием молиться за него. От невозможности быть рядом с родными, у Александра заныло сердце. Он в очередной раз почувствовал, как сильно скучает по тетке, по сестре и по племяннику. Юный Алексей, должно быть, за это время успел научиться прорве всяких вещей…

Однако в комнате для свиданий Белова ждало сумасшедшей силы разочарование. По обратную сторону стекла, вальяжно облокотившись о спинку стула, сидел Виктор Петрович Зорин. Сытое и холеное его лицо настолько контрастировало с теми, которые Белову доводилось видеть в последнее время, что Саша почувствовал жгучее желание изо всей силы надавить на его затылок и впечатать носом в казенный стол.

В сущности, — они всегда находились по разные стороны невидимой черты. Сильные, умные, не знающие жалости друг к другу противники: один снаружи, другой — в зазеркалье.

Белов и Зорин по знаку надзирающей тетеньки взяли телефонные трубки и обменялись приветствиями. После этого повисла пауза.

— Ну, рассказывай, — совсем по-родственному начал Виктор Петрович. — Как ты здесь? Кормят нормально?

Вот так, стало быть: ждал добрую тетушку, а дождался доброго дядюшку.

— Нормально. В пионерском лагере было хуже, — усмехнулся Саша и мобилизовал всю свою волю, чтобы не выдать настоящего отношения к собеседнику.

Зорин приступил к выражению сочувствия и ободрения. Причем если бы он находился на занятиях по актерскому мастерству, то ему влепили бы двойку, а то и вовсе выгнали бы из актеров взашей. Саша терпеливо ждал, когда собеседник «раскроется».

Кроме них в комнате общалась еще одна парочка. Худющий уголовник и его испитая, но подкрашенная по случаю свидания подруга даже не столько разговаривали, сколько непристойно-нежными жестами изображали, как они любят друг друга и как скучают. Всю композицию бесстрастно обзирала, готовая в любую минуту вмешаться, сотрудница тюрьмы: ее плоское татарское лицо напоминало лицо каменной бабы в степи. Белов знал, что в ее обязанности входит прослушивать или не прослушивать ведущиеся разговоры — по усмотрению. Очень даже вероятно, что часть разговоров пишется на пленку. По крайней мере, его с Зориным взаимные любезности, пишутся наверняка.

— Хороша Лайза, хоть и не наша, — улыбаясь, развивал свою мысль Виктор Петрович, и Белов насторожился, поняв, что упустил важную часть монолога. — Ты знаешь, ей сейчас неуютно. В чужой стране, в негативной обстановке… даже посоветоваться не с кем… Так что, не обессудь, дружище, мы с ней, можно сказать, поладили и сдружились.

— Дерзай, Виктор Петрович, действуй, — улыбнулся в ответ Саша. — Я все равно в ближайшее время не имею возможности вызвать тебя на дуэль.

— Да я не в том смысле, господь с тобой! Я уже старый человек, чтобы с орлами, вроде тебя, соперничать… — фальшиво рассердился Зорин. — Я тебе другое хочу доложить. Лиза твоя мне кое-какие документы показала. Ну, и наломал ты дров! Особенно на заре своего директорства… А ну как эти твои шашни станут известны следователю?

Белов с истинным наслаждением рассматривал шантажиста. Не меняется старая лиса! Хлебом не корми, а дай поудить рыбку в мутной водичке. Саша не сомневался, что Зорин двигает дешевую подначку. Если бы хоть крупица компромата могла оказаться в его алчных ручках, следователь давно бы все уже знал. Так что нету у тебя ничего на меня, старый ты интриган, Виктор Петрович. Саша на секунду представил себе Лайзу Донахью, которая, как и обещала, съедает тот самый судьбоносный договор, запивая его любимым зеленым чаем. И расхохотался в лицо Зорину:

— На понт меня берешь? Зря, Виктор Петрович. Я, видишь ли, чист, как альпийский снег. Что и собираюсь на днях доказать в суде. Ты в курсе?

— Я всегда в курсе, — Зорин пытался скрыть свое разочарование, но сдаваться по-прежнему не хотел. — Завидую тебе, Белов. Везет же тебе с бабами! Красивые, преданные попадаются — что Лизка Американка, что Ярослава Набожная… Как говорится, и для души, и для тела.

— Уймись, Петрович. Ярослава — моя сестра.

— Ой ли так уж сестра? А кто жениться собирался на златокудрой таеженке? И даже заявление в загс подал? — Зорин прищурился и испытующим взглядом сверлил стекло.

— Ты бы занял себя каким-нибудь делом, господин «вертикаль власти», — Саша демонстративно зевнул. — Ей-богу! Скворечник бы смастерил, что ли! Всяко лучше, чем в чужом белье копаться.

— Ты прав, Саша, не мое это дело. Про тебя все уже другие раскопали, кому это положено по роду занятий, — Зорин наклонился и стал рыться в принесенном с собою портфеле. — Взгляни- ка сюда. Едва отбил у газетчиков, а не то — пошла бы статейка в завтрашний номер. Используя свое служебное положение, уговорил тружеников пера повременить с публикацией. Ознакомься, что про тебя гиены пера пишут!

Зорин приложил к разделяющему их стеклу типографский оттиск большой статьи под заголовком «Маркиз де Сад Красносибирского розлива».

Саше показалось, что кровь заливает ему глаза, оставляя в поле зрения лишь чудовищные пляшущие строки:

Еще подростком Александр начал испытывать к младшей сестренке чувство, которое из деликатности назовем далеким от братского… Слабоумная девочка не смогла противостоять натиску извращенной похоти… Сотрудники Красносибирского загса, несмотря на оказанное на них давление, отказались узаконить противоестественный брак. Но они не смогли помешать рождению несчастного, больного мальчика, которого чудовище, известное под именем А. Белов, прячет от людских глаз в таежном скиту…

— Сука! — выдохнул Саша.

Зорина, казалось, вполне устроила такая характеристика, хотя он и предпочел сделать вид, что самкой собаки назвали не его, а автора статьи. Виктор Петрович одарил собеседника ласковым взором. Зато надзирающая за переговорами дама «сделала стойку» и, судя по виду, в любую секунду готова была вмешаться.

— Та «сука», которая все это раскопала и написала, уже мертва. Кстати, умерла не своей смертью, но была убита, едва перешагнув порог кабинета генерального директора «Красносибмета». Тебя этот факт не наводит ни на какие догадки? А, Александр Иванович? Ты не знаешь, у кого имелся мотив убить чересчур любопытного журналиста?