Святой (ЛП) - Клейтон Келси

"Представь своего противника тем, кого ты ненавидишь. Тот, кого ты терпеть не можешь. Тот, кому ты хочешь причинить боль."

Я повторяю совет Джексона, чувствуя, когда он срабатывает. Я закрываю глаза, что само по себе рискованно, и начинаю наносить удары ему в лицо. На мой взгляд, я сражаюсь не с каким-то здоровенным парнем, а с Кэлом. Тот, кто заставляет меня быть здесь. Причина, по которой я потерял единственную девушку, к которой я когда-либо что-то чувствовал. Девушка, которая дала мне надежду. Теперь меня ничто не остановит.

Впадая в слепую ярость, следующее, что я помню, это то, что меня оттаскивают от парня, который неподвижно лежит на земле. Его кровь покрывает каждый дюйм моих рук, а также большую часть моей одежды. Толпа приветствует больным и извращенным образом, но мои глаза расширяются от ужаса, когда я понимаю, что он не дышит.

Я выпрыгиваю из ринга и пробиваюсь к выходу с арены, даже не дожидаясь, пока рефери объявит меня победителем. Грейсон следует за мной. Как только мы заходим в ванную, он запирает за нами дверь.

Включив душ, я даже не раздеваюсь, прежде чем войти в поток. Грей помогает снять ленты с моих рук, а затем оставляет меня одного в душе.

— Я положу твою одежду на скамейку.

Он не ждет моего ответа, в основном потому, что знает, что я его не дам. Он прошел через это со мной достаточно, чтобы знать, как это происходит. Он останется за дверью, убедившись, что никто не войдет, и подождет, пока я закончу.

Когда я помылся и переоделся в новые спортивные штаны, я киваю Грейсону, и мы вдвоем направляемся в кабинет Кэла. Это моя наименее любимая часть ночи. Мне хочется выбить ему зубы, наблюдая за самодовольным выражением его лица, когда он считает все заработанные деньги.

— Вот мой мальчик! — Кричит он, как только я вхожу в комнату. — Как ты себя чувствуешь? Похоже, он успел нанести пару хороших ударов.

— Я в порядке.

— Хорошо, — повторяет он со смехом. — Ты должен быть лучше, чем в порядке. Ты только что уложил кого-то вдвое тяжелее тебя!

Я стараюсь сохранять хладнокровие, но это сложно, когда все, чего я хочу, это убраться отсюда нахрен. — Могу я просто получить свои деньги, чтобы уйти?

— Нет, пока ты не окажешь честь. — Он хватает фломастер со своего стола и протягивает его мне.

Хорошо, я солгал раньше. Это моя наименее любимая часть ночи. Я открываю маркер и подхожу к таблице, чувствуя отвращение от цифр рядом с именем каждого. Это жестокий и отвратительный способ, которым Кэл отслеживает все жизни, отнятые в Смертельной ловушке. Каждая из трех меток рядом с моим именем заставляет меня чувствовать себя монстром.

Моя рука похожа на свинец, когда она рисует еще один знак вместе с другими. Как только я заканчиваю, я бросаю маркер на стол и забираю деньги у Кэла, прежде чем выбежать за дверь. Я едва добираюсь до мусорного бака, прежде чем выбрасываю в него содержимое своего желудка. Каждая жизнь, которую я забираю, — это еще один демон, который преследует меня. Еще одна гарантия того, что я попаду в ад. И еще одна причина, по которой Делейни лучше убраться подальше.

***

Я просыпаюсь утром, не понимая, где я, пока не попадаю в знакомую комнату. Пульсирующая боль пронзает мою голову, когда я начинаю садиться. Что, черт возьми, произошло прошлой ночью и как я здесь оказался? Как будто она могла услышать мои мысли, дверь открывается, и в нее входит Хейли.

— О, ты проснулся, — говорит она.

Я вздрагиваю от звука ее голоса. — Что я здесь делаю?

Она пристально смотрит на меня. — Ты не помнищь? — Я качаю головой. — Ты появился прошлой ночью, пьяный и под кайфом, бормоча какую-то чушь о том, что ты убийца.

Ее слова заставляют меня задыхаться, но как только я начинаю кашлять, я чувствую, что меня снова вырвет. Я врываюсь в ее ванную комнату, и меня рвет в унитаз. Она следует за мной и вздыхает, прислоняясь к дверному проему.

— Да, этого тоже было много. Я предполагаю, что у тебя была плохая партия кокаина.

Я прислоняюсь к ванне, делая медленные, глубокие вдохи. Хейли хватает полотенце и подставляет его под холодную воду, прежде чем передать мне. Это приятно на моей разгоряченной коже и заставляет меня чувствовать себя немного менее отвратительно.

— У меня чертовски стучит в голове.

— В шкафу есть лекарство. Я пойду принесу тебе воды.

Когда она оставляет меня в покое, я пытаюсь вспомнить, что произошло прошлой ночью. Последнее, что я помню, это требование к Грейсону высадить меня в каком-то сомнительном баре в центре города. Он спросил, хочу ли я, чтобы он пошел со мной, но я отказалась. Я просто хотела побыть одна.

— Здесь.

Я тихо благодарю ее и беру бутылку с водой, проглатывая таблетки и наслаждаясь ощущением холода в горле. Мне требуется минута, чтобы почувствовать, что я могу двигаться без вращения комнаты, но как только я это делаю, я встаю и возвращаюсь в спальню Хейли.

Оглядываясь в поисках своей одежды, я нахожу ее висящей на стуле. Именно тогда до меня доходит, и я чувствую себя еще хуже, чем раньше.

— Мы не…

Она следит за моим взглядом и посмеивается. — Нет, определенно нет. Ты начал ныть о том, что чувствуешь себя стесненным или что-то в этом роде, и снял одежду. Я подобрала ее, чтобы ничего не потерялось.

Я выдыхаю с облегчением. Ну, по крайней мере, здесь я не облажался.

Хейли наблюдает, как я одеваюсь, и как только я заканчиваю, я дарю ей самую лучшую улыбку, на которую только способен.

— Спасибо, что позаботилась о моей заднице.

Она тихо смеется. — Как долго я этим занимаюсь? Теперь я к этому привыкла.

— Все равно хорошо, спасибо тебе.

Я беру свой телефон со стола и направляюсь к двери.

— Подожди, — зовет она. — Тебе действительно нужно уезжать так скоро? Мы могли бы потусоваться, как в старые добрые времена.

— Я не думаю, что это хорошая идея.

Встав с кровати, она подходит ближе. — Почему нет? — Ее рука покоится на моей груди. — Я знаю, что вы с Девой Марией расстались, так что нет причин, по которым мы не можем вернуться к тому, чтобы быть самими собой.

— Эй, есть много причин, — говорю я ей.

— Например, что?

Я отодвигаюсь, чтобы увеличить расстояние между нами, и ее руки опускается по бокам. — Много, но самая большая из них заключается в том, что Дева Мария — лучшее, что когда-либо приходило в мою поганую жизнь, и я еще далеко не забыл ее.

***

Я заезжаю на парковку и глушу свой мотоцикл, слезаю с него и оставляю шлем на руле. Ребята находятся там же, где и обычно, но на этот раз что-то изменилось. Как только я подхожу, все они смотрят на меня с отвращением на лицах.

— Что происходит? — Я спрашиваю.

Зейн качает головой. — Нихуя не круто, Нокс.

Черт, они, блядь, знают. — Послушай, я могу объяснить. Это не мой—

— Оставь это, — огрызается он. — Я не знаю, что, черт возьми, произошло между вами двумя, но она этого не заслужила.

— Она? Подожди, о чем, черт возьми, ты говоришь?

— Ты знаешь, о чем! — Истон толкает меня. — Скольким людям ты отправил эту фотографию? Это была только вся наша школа или ты тоже включил ХГ в рассылку?

Фотография? Какая фотография? Как только я понимаю, о чем они говорят, все становится совершенно неподвижным. Затишье перед бурей. Единственная фотография Делейни, которая у меня есть, которая не совсем невинна, — это та, на которой я заснял свой член у нее во рту — та, которую я должен был показать Стоуну для пари, но оставил при себе и вместо этого заплатил ему.

— Ты издеваешься надо мной, — говорю я. Зейн достает свой телефон и протягивает его мне. Вот оно во всей своей гребаной красе. — Я это не отправлял.

— Реально? — Саркастически спрашивает Гейдж. — Это то, к чему ты клонишь?

Я бросаю телефон обратно Зи. — Клянусь, я, блядь, не отправлял это! Ты действительно думаешь, что я бы сделал это дерьмо? Черт, я заплатил Стоуну пятьдесят баксов, чтобы мне не пришлось показывать это ему. С какой стати мне, блядь, рассылать это повсюду?