Все могу (сборник) - Инна Харитонова

Зиночку пожалели и дали путевку в Железноводск.

– Ехай, Зина, ехай. Можа, найдешь себе кого, – наставляла Зину мать, заворачивая дочкины туфли в газетку.

В железноводском санатории у Зины обнаружили сахарный диабет, ту его скверную разновидность, при которой работать сложно и дают инвалидность, пенсию и провожают сочувственным взглядом. Так Зиночка Митина превратилась в надомницу.

Раз в неделю ездила она в город, брала материал в три объемные сетки, заходила в гастроном за колбасой и сосисками, в «Диету» за соевыми батончиками и фруктозой и в первой после обеденного перерыва электричке тряслась обратно.

Лиса на пальто уже давно поредела, ткань на рукавах обтрепалась, а сама Зиночка приобрела с болезнью густой пятнистый румянец щек.

Какая-то злая насмешка судьбы для двух не бывших никогда замужем женщин случилась в том, что занимались Митины производством тканых цветов для свадеб.

Трафареты, железные штыри, которые следовало греть на газу и придавать ими форму тканым листочкам и лепесткам, брались в руки после обеда, когда Зиночка, наконец проснувшись, заканчивала все домашние дела, вроде готовки и уборки. Садилась около окна, разложив по столу белые лоскуты, узкие кружева, перламутровые бусины, атласные ленты и ивановскую тесьму. Мать отвечала за твердость ткани, Зина за итоговую композицию, в которой у нее после тысячи сделанных кремовых роз на тортах был какой-то тренировочный опыт. Зину «в фирме» ценили за «живость и аккуратность продукции».

Веночки, бутоньерки, гирлянды на платья собирались из нескольких видов цветов, образцы которых висели на стене, и каждый цветок имел свой трафарет. Лучше всего Зиночке удавались незабудки на шляпки и хризантемы в петлицу костюма жениха.

Часто Зина на себя примеряла сделанный венок, подтыкала под него оконный тюль и представала перед зеркалом уже как невеста, в фате, в штанах и клетчатой рубахе. От белого цвета румянец ее становился ярче, волосы горели пламенем, а Зиночка улыбалась про себя, представляя не без умиления, как какая-то девушка пойдет в ее веночке замуж и будет потом долго счастлива.

В одном таком примеренном веночке и побежала Зиночка в тот день отпирать на крик калитку.

Еще задолго слышался по улице гул, доносилось от соседей оживление, грохот сменялся спорами:

– Это – оставь!

– Не дам тебе ничего.

– Макулатуры нет. Кончилась.

Было ясно – приехали из вторсырья. С вопросом «У вас, говорят, склад из телевизоров» приемщик устремился в митинский двор. Зина встала грудью перед горой технического хлама и отрезала: «Не дам». Приемщик замедлил шаг, сдвинул со лба кепку, внимательно осмотрев Зиночку, задал второй вопрос. Будто извинялся:

– Замуж выходите?

Зиночка схватилась, вбежала, задыхаясь, в дом, только ступеньки проскрипели, скинула венок и заплакала…

– Я ж говорю, утром нож упал, и воробьи все на заборе чирикали, хвостами на дорогу, гаденыши. Потом мне сон еще был до этого. Зинка через обруч прыгала. Корова такая. Я думаю: чего это она прыгает? Теперь ясно. – Зинина мать возле магазина грузила из ящика в тележку бутылки, собрав вокруг деревенской публики человек двадцать. – Видите, бабы, и человек моей Зинке нашелся. Любовь у них случилась, пусть и поздняя. Но сошлись-то быстро. Моя Зина, хоть и недоделанная, но и жених ее по виду такой же. Скажите, бабы? Если ему сорок и он неженатый и не был в ЗАГСе никогда, значит, точно – недоделанный. Вот у них на этой почве недоделанности, видать, и любовь сделалась.

– Зачем ты о зяте так? – перебивали ее соседки.

– А я как? Я никак. То и говорю – человек хороший. Работящий. Пусть и из вторсырья.

Зиночка Митина не слышала этих пересудов. На закате своей второй молодости она вспомнила, как красить ресницы и наводить брови, как укладывать волосы в прическу и как вьючить розочки на торт.

Выходила Зиночка замуж в фате собственного производства с чувством необыкновенной благодарности судьбе и всем людям сразу, а в истории с шофером и его ломаными телевизорами видела одно большое благословение и зла не держала, хотя и вправе была.