Норки! - Питер Чиппендейл

Пожалуй, не мешает посоветоваться с Психо.

— Пойми меня правильно, Мега, — твой призыв к свободе послужил нам прекрасным подспорьем в деле свержения власти Старейшин, — сказал Психо мрачно. Этот разговор с Вождем он предвидел, и нельзя сказать, чтобы он ждал его с нетерпением. — Конечно, моя песня о хреновине и штука с Рамсесом тоже сыграли свою роль, однако чаша весов склонилась на нашу сторону, потому что мы смогли предложить массам что-то новое. И твоя выдумка насчет свободы оказалась очень кстати. Это было умно, Мега; ведь свободы нет и никогда не будет. Но кого это волнует? Обещания дают только затем, чтобы их потом нарушать. Пока массы носятся с идеей освобождения, мы потихоньку правим, разве не

так? Если ты интересуешься моим мнением, то вот оно: дать массам новую игрушку, на которой они могли бы сосредоточить свою энергию.

Как и Макси, Психо сильно изменился после переворота. Он был весьма благодарен Меге, и его благодарность проявлялась в том, что он бродил среди норок, прислушивался, приглядывался и запоминал все разговоры, отмечал все подозрительные высказывания и порожденные завистью выражения недовольства и был в курсе всех подводных течений и скрытых тенденций. Психо казался вездесущим; никто из обитателей вольера и раньше не мог быть уверенным, что маленький негодяй не подслушивает их разговоры; теперь же, когда он перестал быть парией, не имеющим ни веса, ни влияния, даже сторонники Меги замолкали, лишь только замечали его поблизости. Тем не менее беспечные или слишком увлеченные спором всегда находились; к таким Психо умело подбирал ключик и выкачивал из них столько сведений, сколько было возможно. Полученную информацию либо передавал Вождю, либо запоминал, и в его безобразной остроконечной, как клин, головке хранилось уже несколько десятков досье, которые все пополнялись.

Но в последнее время и Психо все чаще сталкивался с фактами, не располагающими к спокойствию.

— Боюсь, Макси прав, — продолжал Психо, нервничая, ибо понимал, что его сообщение не может обрадовать Мегу. — Разумеется, большинство норок из старшего поколения продолжает тебя недолюбливать, но для нас это не новость. Важно другое: с каждым днем их недовольство растет. На данном этапе я не могу утверждать наверняка, но мне кажется, что вокруг Старейшин сплачиваются заговорщики.

Мега нахмурился. Заговор? Пожалуй, Макси будет рад об этом узнать. Военный советник давно жаловался, что ему не нравится, как эти извергнутые из общества не-норки молча бродят по игровой площадке. Они слишком на виду, говорил он.

Потом Мега отвлекся мыслью, насколько странен и противоестествен его союз с Психо. Особенно ему не

давал покоя разговор, который состоялся у него с Макси некоторое время назад.

«Ты считаешь, нельзя иметь дело с этим недоноском?* — напрямую спросил Мега.

«Нет, если ты так ставишь вопрос, босс, — ответил Макси, и было видно, что грубоватая откровенность Вождя смутила его. — Он нам чужой, если ты понимаешь, что я имею в виду».

«Может быть, ты и прав, Макси, но он нужен нам, он слишком умен. Впрочем, моя безопасность — в твоих лапах, именно тебе придется смотреть, чтобы Психо не нанес удара в спину».

«Насчет этого можешь не беспокоиться, босс», — пробасил Макси и улыбнулся, весьма довольный тем, что у него есть чем заняться.

— Но наше-то поколение по-прежнему на нашей стороне, разве не так? — прервал Мега затянувшуюся паузу.

— Боюсь, и здесь мне нечем тебя порадовать, — с еще большим трепетом ответил Меге специалист по импровизациям. — И это самое неприятное. Молодые говорят, что наша помойка развалилась слишком быстро, и хотят выбраться отсюда как можно скорее. Теперь же, сейчас! Мне это не нравится, Мега.

Психо собрал все свое мужество и продолжал:

— Они все время спрашивают, почему мы до сих пор не ушли в Горчицын лес. Ты же знаешь, какие они, Мега, — подавай им все сразу и немедленно. Я постоянно напоминаю им, что ты вроде как не называл конкретной даты освобождения, но в последнее время это мало помогает. Помнишь, я предупреждал тебя, что не надо упоминать про лес? Теперь ты видишь, это была не лучшая идея. Молодые норки все чаще спрашивают, когда Горчица снова придет повидать нас, а самые умные постоянно твердят, что мы вряд ли когда-нибудь попадем в ее лес, раз мы даже не знаем, где он находится.

Говоря это, Психо весь съежился — он знал, какое больное место задевает. Горчица уже давно не появлялась в сарае, и Мега изрядно волновался по этому поводу, хотя старался не показывать виду.

Увидев, что Мега продолжает хмуриться, Психо заговорил самым беззаботным тоном, на какой был способен в данных обстоятельствах:

— Хорошо, что молодые никогда не попадут в этот пресловутый лес, не правда ли? На свободе этот народ не сможет отличить свою голову от своего же хвоста! Я слышал, как один дурень на полном серьезе объяснял остальным, что свобода — это когда Хранитель будет подавать нам отборное мясо и рыбу по первому требованию. Так может говорить идиот, а не твой верный сторонник, Мега. Выдумки, но чем дальше — тем их больше. Кроме того, — добавил он с неискренним смешком, — мне казалось, что выдумки — это наше дело, наше, и ничье больше…

Со стороны игровой площадки доносились громкие вопли — голодные норки готовились учинить очередную потасовку.

— Кстати, Мега, — сказал Психо словно вдогонку к сказанному, — у меня есть новая идея, которой можно будет воспользоваться, пока мы не найдем более верного способа прибрать ситуацию к лапам. «Свобода — это образ мышления!» — как тебе этот лозунг? Выглядит свежо, объемно, но на самом деле это все та же старая песня о хреновине. Или другой вариант: «Свобода такова, какой ты ее видишь!» Но я не настаиваю. Свобода — отличная выдумка, просто отличная, но мы-то знаем правду? Эти люди-освободители, которые должны открыть наши клетки, — они ведь не придут сюда на самом деле? Если, конечно, допустить, что они вообще существуют.

Он покачал головой, делая вид, будто изумлен изобретательностью своего Вождя, но сразу замер, увидев, что тело Меги напряглось, а глаза засверкали. Прежде чем Психо успел сообразить, что за этим последует, он уже лежал на спине, придавленный передними лапами Меги. Его беззащитное горло оказалось в опасной близости от оскаленных клыков, свирепый взгляд черных глаз Меги впивался в его мутные зрачки.

— Никогда больше не говори ничего подобного, если дорожишь своей жизнью, крыса? — медленно, с расстановкой проговорил Мега.

Психо показалось, что Вождь стоял над ним целую вечность, прежде чем он наконец убрал лапы, грубо толкнув своего советника по импровизациям. Он еще пытался справиться с дрожью, когда Мега снова спросил: – — Есть другие предложения?

Мега смотрел на него тяжелым, словно каменным взглядом, и Психо опять затрепетал.

— Мы могли бы попробовать что-нибудь со Старейшинами,— робко предложил он.— Как насчет того, чтобы устроить что-то вроде суда? Обвиним их в преступлениях против колонии, разберем улики, признаем виновными, а потом казним. — Говоря это, Психо заметно приободрился. — Я уверен, Мега, массам это понравится, а нам обеспечит необходимую отсрочку. Только подумай — я могу быть прокурором, ты — судьей, а Макси может приводить в исполнение приговоры.

— Разве не ты, проклятый дурак, сказал, что если мы казним Старейшин, то навлечем на себя гнев Хранителя, — проговорил Вождь. — А в данный момент это нужно нам меньше всего.

— Может быть, Мега, — ответил Психо, нервно облизнувшись. — Но все-таки давай попробуем. Хранитель и так настроен крайне отрицательно; чуть лучше, чуть хуже — какая разница?

Мега не выдержал и взорвался.

— Вон с глаз моих! — завопил он. — Я больше не потерплю этих пораженческих разговоров!

Не помня себя от страха, Психо выбрался из клетки Вождя. Он был потрясен до глубины души. Ему всегда казалось, что затея Меги имеет одну цель: захватить власть в вольере и удерживать ее любой ценой. Для этого годились и расправа над Старейшинами, и сказка о свободе. Неужели Мега не понимает, что свобода — это та же «хреновина-морковина», а революция — не что иное, как развлечение? Неужели он всерьез верит в собственную выдумку о людях-освободителях и о счастливом лесе?

«Похоже, что верит» — к такому неутешительному выводу пришел Психо, облизывая помятые бока и ною-

щие ребра. Всегда найдется дурак, который поверит во что угодно.

Прихрамывая, Психо направился в свою клетку, но наткнулся на Макси, и тот проводил его свирепым, откровенно враждебным взглядом. «Вот и еще один новообращенный, которого придется опасаться», — с горечью подумал Психо. Разумеется, для Макси, с его слепой преданностью и врожденной глупостью, не верить в свободу было невозможно. Вот насчет Маты Психо не был до конца уверен. Сколько раз он касался этой щекотливой темы, но Мата неизменно переводила разговор на что-нибудь другое. Впрочем, к ней Психо относился с большой осторожностью. Нет, ему нужна была норка, которая умела бы мыслить столь же реалистично, как он, однако вероятность существования таковой была сравнима разве что с вероятностью появления людей-освободителей в ближайшие пять минут. Значит, ему и дальше придется сражаться в одиночестве. Если, конечно, он не решится снова перебежать к Старейшинам. Откровенно говоря, в последнее время эта мысль навещала Психо все чаще и чаще. Это было небезопасно, но, коль скоро шоу, которое поставил Ме-га, начинало выдыхаться, подобное решение в конце концов могло оказаться наилучшим.