Нерон - Александр Кравчук

Сенека около четырех лет, вплоть до 58 года, ждал возможности сломить Суиллия. Именно тогда начался — и бурно развивался — роман императора с Поппеей, дочерью одной из жертв Суиллия. Это обстоятельство преисполнило философа отвагой. Сначала он носился с мыслью организовать процесс о вымогательствах, которыми Суиллий занимался, как наместник Азии, в конце правления Клавдия. Однако подобный процесс затянулся бы, ведь обвиняемому полагался год на поиски свидетелей и доказательств своей невинности. В конечном итоге Сенека избрал другой путь. Он добился того, что Суиллий был обвинен в сенате в гибели многих выдающихся лиц при предыдущем императоре. Список выглядел внушительно.

С абсолютным спокойствием Суиллий ответил на это, что ни одну из перечисленных жертв он не обвинял самостоятельно, но лишь законно повинуясь Божественному Клавдию. Это заявление, возможно, и положило бы конец дальнейшему разбирательству, если бы не представленный сенату отзыв самого Нерона:

— Документы тайной канцелярии моего отца неопровержимо доказывают, что он никогда и никого не понуждал выступать с обвинениями против кого-либо.

Это заключение было равнозначно приговору. Ибо, раз сам сенат ознакомился с позицией властителя в этом деле, любая дальнейшая защита Суиллия бесполезна. Следовало, однако, восхищаться непреклонностью и упорством старика. Ибо, когда у него выбили из рук один аргумент, он тотчас изыскал другой. Теперь он уже ссылается на приказы Мессалины!

Это произвело неприятное впечатление. Справедливо поинтересовались, почему же не нашлось никого другого, столь послушного этой жестокой распутнице? Суиллия хорошо вознаграждали за его грязные услуги, однако всю ответственность он сваливает на других — и к тому же на мертвых!

Старик отправился в изгнание на Балеарские острова. Прожил он там еще очень долго, в достаточно комфортабельных условиях, хотя у него и конфисковали часть его богатств.

Проблемы Армении и Германии

Итак, Суиллия покарали не слишком сурово. Причиной такой снисходительности были огромные заслуги его сводного брата, Корбулона. Как раз поступили сообщения о замечательных успехах этого полководца на Востоке. Славу его побед, естественно, присвоил себе Нерон. Его еще раз провозгласили «императором»[40]. В честь Нерона возвели монументы и триумфальные ворота. Сенат утвердил благодарственные молебны, а дни, когда была одержана победа, решили объявить праздничными; обо всем этом оповестили столицу и сенаторов.

Единственным, кто постарался приглушить всеобщее ликование, был известный правовед Кассий. Он заметил, что следовало бы сохранить несколько не праздничных дней, чтобы заниматься, и текущими делами. Но это едкое замечание восприняли как проявление зависти. Ведь и Кассий несколько лет назад имел дело с Арменией и парфянами, будучи наместником Сирии. Он направил в Парфию царевича Митридата с целью посадить его на престол, но этот план сорвался.

Корбулон одержал полную победу. Ее восприняли с особенной радостью потому, что долго ждали; это произошло через три года после того, как Корбулон принял командование. Промедление не было, однако, его виной. Легионы, которые он возглавил, прибыли из Сирии и оказались вообще небоеспособными. Солдаты обленились после многолетнего безделья. Привыкнув к спокойной жизни в прекрасных и богатых городах, они не соизволили даже выставить караулы и охрану. На обваловку лагеря взирали как на чудо. Разучились носить шлемы и доспехи. Пришлось часть легионов распустить, произвести дополнительный набор, стянуть новые легионы и вспомогательные части. Только осенью 57 года Корбулон вторгся в горы Армении. Наступила крайне суровая зима. Полководец удерживал дисциплину железной рукой.

Настоящие боевые действия начались весной 58 года. Тиридат благодаря поддержке парфян все еще удерживал власть в Армении. Он предпринимал дерзкие вылазки, грабя те округа, которые считал благожелательно настроенными к римлянам. Однако избегал стычек с римскими отрядами, явно стремясь продолжать партизанскую войну. Горные районы прекрасно годились для этого.

Корбулон избрал тактику набегов на земли, подвластные Тиридату, с разных сторон. Немалую помощь оказали вожди некоторых соседних народностей, которые были союзниками Рима. Теснимый со всех сторон, Тиридат вынужден был пойти на переговоры. Сначала он протестовал:

— По какому праву римляне пытаются изгнать парфян из Армении, если совсем недавно взяли заложников и вступили на путь дружественных отношений?

Наряду с этим он угрожал, что ему на помощь придет его брат, царь Вологез. Но Корбулон прекрасно знал, что у Вологеза теперь есть дела поважнее: его подданные продолжают бунтовать. Корбулон советовал Тиридату, оставив парфян, искать поддержки б Риме, он сможет сохранить власть, если император даст свое согласие.

Тиридат добивался непосредственной беседы с римским главнокомандующим. Уже согласованы были все детали и вопросы обеспечения безопасности, но встреча так и не состоялась: обе стороны взаимно опасались обмана. Поскольку переговоры сорвались, римляне приступили к захвату армянских крепостей, дабы открыть себе путь в столицу страны — Артаксату. Корпус, которым командовал сам Корбулон, всего лишь три дня штурмовал самую мощную из этих крепостей — Боланд. Легионеры влезли на стены почти без потерь. С защитниками крепости они жестоко расправились: мужчин вырезали, женщин и детей продали в рабство. В окрестностях Артаксаты Тиридат пытался вовлечь римлян в борьбу в неблагоприятных для них условиях. Поскольку эти попытки не удались, он под вечер оставил поле боя и бежал в восточном направлении. Назавтра Артаксата, потрясенная судьбой Воланда, сама распахнула ворота. Это спасло жителей от гибели, но город разрушили и сровняли с землей.

Не только с Востока поступали благоприятные вести. Недурно развивались события также и в Центральной Европе, на Рейне. Наместник Нижней Германии сообщал об укреплении римского господства в дельте этой великой реки. Там преобладали обширные заливные луга, особенно подходящие для выпаса скота. Поэтому их предназначали под пастбища для лошадей и коров, принадлежащих четырем легионам, которые располагались тогда в Нижней Германии. В действительности, однако, те земли почти не использовались. В 55–56 годах провинцией управлял Помпей Паулин, шурин Сенеки. Фризы, осевшие к востоку от устья Рейна, пытались в то время заселить эти отошедшие к легионам земли. Осмелились они потому, что издавна ни один римский военачальник не выступал в поход в глубь Германии. Ходили даже слухи, что император вообще запретил наместникам какие-либо вооруженные действия. Воины племени верили этим слухам, ибо тот, кто переправлялся через Рейн, видел легионеров, занятых укреплением плотины над рекой, а в соседней провинции — Нижней Германии — солдаты копали большой судоходный канал между реками Мозель и Арар (нынешняя Сона).

Уже многие фризы заселяли дельту, они начали даже обрабатывать землю. Тем временем, в конце 56 года, в Нижнюю Германию прибыл новый наместник Дубий Авит. Он жаждал действия, стремясь доказать, что император сделал хороший выбор. Родом он был из селения Васио (ныне Васси) в Южной Галлии, а высокое назначение получил благодаря поддержке влиятельного земляка — Афрания Бурра, префекта преторианцев, родившегося в том же городишке.

Дубий приказал фризам убраться. Напрасно двое племенных вождей отправились в Рим, чтобы лично просить у Нерона защиты. Оба они, правда, удостоились чести получения римского гражданства, но приказа император не отменил. Часть фризов осмелилась, несмотря на это, остаться на земле, в которую они вложили уже столько трудов. Дубий бросил на упрямцев конницу, которая частью изгнала их, частью вырезала.

В Германии царил земельный голод. Племена воевали ДРУГ с другом за каждый клочок земли. Некоторые народности, изгнанные со старых мест обитания, вынуждены были искать новые. Такая судьба выпала ампсивариям. Еще несколько лет назад они жили к востоку от реки, ныне называемой Эмс, а тогда — Амизия. Их вытеснили оттуда могущественные хавки. Один из вождей ампсивариев, Бойокал, издавна был союзником римлян, он служил в армии при Тиберии и Германике. Теперь он предстал перед Дубием и молил его, чтобы тот позволил его людям поселиться на пастбищах, принадлежащих легионам. Он объяснял:

— Те земли издавна уже были переходящей собственностью разных племен. Ныне большая их часть без всякой пользы пустует. Солдаты редко пасут там своих коней и скот. Разумеется, римляне должны заботиться в первую очередь о своих, хотя люди в это время мрут с голоду. Почему бы, однако, не отдать пустующие земли дружественной народности?

Наместник отказал в просьбе. Он готов был позволить поселиться лишь одному Бойокалу. Гордый германец возмутился. Он заявил: