Там, где меняют законы (сборник) - Юлия Латынина

Ольга молчала. Руки ее слегла дрожали, фарфоровое личико совсем побледнело. Краем глаза она смотрела на бледный, почти незаметный в освещенной гостиной лучик света, который шел из прихожей. Ей показалось, что лучик становится шире. Сквозняк?

– А Олечка у нас душа возвышенная и домовитая. Она знала, что уедет на эти деньги в Москву. Купит квартиру, заведет с любимым деток. Ведь хотелось деток, Олечка, а? Ведь у тебя, наверное, и сейчас в кармашке клофелинчик или иное средство для успокоения мужика? Ведь ты сюда не затем пришла, чтобы любовью заниматься? Подсыпала бы тебе порошочек в вино, дай бог, что не излишнюю дозу, и ошмонала бы всю квартиру за милую душу….

Головатый переменил позу, ухмыльнулся и новым, деловым голосом сказал:

– Так где документы?

Попугай Кеша молчал.

– Иннокентий, не серди меня. У тебя дома звуконепроницаемые стены и громкий телевизор. Тебе так или иначе придется ответить на этот вопрос.

– Давай договоримся, – сказал Кеша, – напополам.

– Что? – брови Головатого недоуменно сдвинулись, – ты, жалкий изменник, предлагаешь мне, верному служащему банка, долю в награбленном?

– Никакой ты не верный служащий, – сказал Кеша, – ты эту папку собирал затем же, зачем я. Если Лагин узнает, что она у тебя есть, он тут же тебя и пришьет… И по этой же причине ты тут один. Была бы эта папка законного происхождения, вас бы было тут двадцать человек, начиная с Негатива. И врешь ты все насчет Черяка – не мог ты его пытать, по той же причине…

Головатый ослепительно улыбнулся.

– Видишь ли, на мое счастье Черяк был совершенно не в курсе того, что Вадик потырил из сейфа. И когда Негатив, со свойственной ему проницательностью, обратил внимание на чрезмерно лихорадочные поиски кабеля, – мне удалось объяснить Негативу, что свистнуты были вульгарные баксы, в количестве двухсот тонн, о месторасположении каковых баксов Чиж был осведомлен еще со времени его пребывания в штате Чернореченсксоцбанка.

– А откуда у тебя двести тонн баксов?

Головатый развел руками.

– А это не мои. Это ясак для Негатива. Который Чиж некогда носил Негативу по частям… Согласись, я не мог пропустить такой счастливый случай – баксов нет, а потырил их Чиж.

Ольга сжала зубки. Господи! Если уж Головатый открыто признается, что он скрысил у Негатива деньги – значит, в живых он никого оставлять не собирается.

– Где папка? – процедил Головатый.

– Слушай, нас тут двое, ты же нас обоих не замочишь? Есть покупатель – Извольский, есть виноватый – Чиж, когда бумаги всплывут, все решат, что их Чиж украл. А если ты нас убьешь, то кто угодно смекнет, что Чиж тут не при чем… Тебя же из-под земли выроют…

– А я на Луну улечу, – сказал Головатый, – как мистер Армстронг. И чует мое сердце, что через неделю здесь такое начнется, что всем участникам спектакля станет не до моей скромной персоны. Прав ты, Кеша – надо отсюда уносить ноги, пока комиссии не понаехали…

Ольга скосила глаза. Дверь в прихожую определенно приоткрывалась.

В следующую секунду пистолет в руках Головатого чихнул раз и другой. Из двери в коридор полетели щепки. Дверь распахнулась, и в комнату кубарем вкатился Черяга. «ТТ» в его руках бухнул основательно, на манер отбойного молотка. Головатый выстрелил еще раз, целясь следователю в живот. В этот момент Черяга кувыркнулся, и пуля, слегка оцарапав палец, ударила в пистолет.

Черяга вскрикнул и выронил ствол. Тот заскользил по серому ковролину по направлению к Кеше.

Банкир растерянно смотрел на «ТТ», в замедленном вальсе кружащийся по ковру. Потом почти инстинктивно нагнулся, как нагибается всякий мужчина при виде бесхозного оружия.

У начальника охраны банка «Чернореченсксоцбанка» были плохие нервы. Если бы у него были хорошие нервы, ему следовало бы подумать о том, что попугай Кеша сроду не брал в руки оружия страшнее рогатки, и даже если он возьмет в руки ствол, он не станет самым опасным человеком в этой комнате.

Но Головатого учили стрелять сначала, а думать потом, и ему некогда было рассуждать о сравнительном стрелковом мастерстве Кеши. Все, что он видел, – это трое человек против него одного в заставленной мебелью двадцатиметровой комнате и вальсирующий по полу венгерский «ТТ» со снятым предохранителем.

Головатый нажал на курок. Кеша отлетел к столу и недоуменно поднес руку к животу. Рубашка на животе быстро намокала красным.

Ольга сунула руку в свою крошечную сумочку. Глаза Головатого недоуменно повернулись в ее сторону. Ольга выстрелила – раз и другой. Первая пуля пролетела мимо, разбив стеклянную дверцу хельги и учинив настоящий погром среди стоявших за ней хрустальных ваз. Вторая попала точно в шею.

Головатый загреб ногами и сел на паркет.

Черяга выбил ствол из его руки и наклонился над начальником охраны. В лицо ему брызнула кровь: из перезанной пулей артерии бил настоящий фонтанчик, словно из проколотого садового шланга. Потом воду где-то выключили, и фонтанчик понемногу угас.

– Блин, – растерянно сказала Ольга, – сумочку испортила.

Головатый лежал на ковре, неестественно запрокинув голову, и глаза его стремительно стекленели.

– Денис….

Голос был похож на неисправную магнитофонную запись.

Черяга оглянулся и подошел к своему старому другу. Тот сидел, привалившись к ножке стула, и зажимал руками живот.

– Дениска, – сказал попугай Кеша, – в кухне. За Генисом. Код один и три тройки. Меньше ста штук не проси.

Глаза его закатились, и он обмяк.

Черяга нащупал жилку на шее и стал считать. Пульс становился все реже и реже, а потом и вовсе затих. Черяга посидел на корточках, а потом прошел на кухню.

Кухня в квартире зампреда «Чернореченсксоцбанка» была огромная и навороченная до крайности: бывшая шестиметровая кухонька была объединена с жилой комнатой соседней квартиры: полоска кафеля, выложенная вдоль сверкающих агрегатов, плавно переходила в кедровый пол, на котором расположился огромный обеденный стол в обрамленнии резных стульев.

Ольга растерянно металась от посудомоечной машины к огромному бошевскому холодильнику.

– Что такое Генис? – жалобно спросила она, – это марка или фритюрница какая?

Черяга обозрел кафельно-кедровый пейзаж и уверенным шагом направился к вытяжному шкафу. Справа от шкафа стояла полочка с книгами, и одна из книг называлась: «А. Генис. П. Вайль. Секреты русской кухни». Черяга вспрыгнул на стол и снял книги, а затем и самое полочку.

– Дай нож, – велел он.

Ольга подала снизу нож.

Черяга примерился и поддел ножом тонкую, едва различимую черту, проходившую поперек обоев как раз там, где висела полочка. Стена подалась, в ней открылся маленький прямоугольник, и в нем – стальная поверхность потайного сейфа. Черяга набрал комбинацию, один – три – три – три, – размышляя про себя, что комбинация может быть неправильная или еще что, и как бы ему вместо бумаг не заполучить в лицо полный заряд дроби или чего покрепче. Но все обошлось. Дверца сейфа распахнулась, Черяга запустил внутрь руку и вытащил синюю, с белыми тесемочками папку. Папка была плотно завязана, сверху был приклеен чистый лист бумаги и на нем красным фломастером был написан восклицательный знак.

Черяга повернулся и замер.

С пола кухни на него сверху вниз глядела Ольга, и в руках у Ольги был крошечный и самодельный, сколь мог судить Черяга, револьверчик. Два патрона из него уже было выпущено, оставалось еще три. Как Черяга мог убедиться, стреляла Ольга неплохо. Даже если и печалилась потом об испорченной сумочке.

– У тебя что, крыша поехала? – сказал Черяга.

– Ты что будешь делать с этими бумагами? – спросила Ольга.

Черяга осторожно пошевелился.

– Не двигайся, – взвизгнула девушка.

– Ну хорошо, хорошо, – сказал Денис, – вот он я, неподвижный, как статуя командора и с папкой в руках вместо шпаги.

– Ты что сделаешь с бумагами? – повторила Ольга.

– Ты знаешь, – сказал Черяга, – я в них еще не заглядывал, но первоночально у меня сложилось такое впечатление, что они имеют прямое отношение к судьбе угольных денег. Насколько я понимаю, угольные деньги пилили самые разные люди. И вожак профсоюза. И мэр. Но так как мэра убили, а бумаги своей ценности не потеряли, я полагаю, что они связаны с теми, кто еще остался в живых. То есть с Негативом. Завтра в Чернореченск приезжает группа наших следователей. Они будут рады изучить эти бумаги.

– И сколько тебе государство за них заплатит? – спросила Ольга.

– Ах, Оля! Оно мне зарплату бы регулярно платило, и то я бы счастлив был.

– Тогда зачем ты их задаром отдашь?

– Ты знаешь, Оля, у меня такая работа. И потом мне кажется, что способ употребления чернореченскими властями бюджетных денег, и тот факт, что мне не всегда выплачивают зарплату, – эти две вещи как-то связаны между собой. Несколько опосредованно, но связаны.

– Продай их Извольскому, – сказала Ольга. – Ты слышал, что сказал попугай? Тебе сто кусков дадут.