Тайна за семью печатями - Арчер Джеффри

– И как же?

– Вы обнародуете заявление для прессы завтра в семь утра – с тем чтобы вышли новые заголовки.

– А в них?

– А в них – сообщение о том, что вы с удовольствием принимаете вызов, потому что это даст вам возможность разоблачить политику тори и в то же самое время позволить гражданам Бристоля решить, кто именно должен представлять их в парламенте.

– Что же заставило вас передумать? – удивился Джайлз.

– Я просматривал последние результаты выборочного опроса избирателей: есть предположение, что вы можете потерять более тысячи голосов, поэтому вы уже больше не фаворит, а просто претендент.

– Что еще может пойти не так?

– Например, ваша жена может явиться, занять место в первом ряду и задать вопрос. Затем вдруг может возникнуть ваша подружка и залепить ей пощечину, в случае чего вам уже не придется беспокоиться насчет «Бристоль ивнинг пост», потому что вы будете на первых полосах всех газет страны.

23

Под громкие аплодисменты Джайлз занял свое место на сцене. Его речь в плотно заполненном публикой зале не могла пройти лучше, и то, что он выступал последним, обернулось его преимуществом.

Все три кандидата прибыли на полчаса раньше и затем кружили друг возле друга, как школьники, пришедшие на свой первый урок танцев. Епископ, выступавший в роли арбитра, наконец собрал всех вместе и объяснил, как он собирается вести вечер:

– Я буду приглашать каждого из вас для вступительной речи, которая не должна длиться дольше восьми минут. По истечении семи минут я буду звонить в колокольчик, давая знать, что время вышло. Как только вы произнесете свои речи, я объявлю о переходе к вопросам с места.

– Каков порядок выступлений? – спросил Фишер.

– Его определит жребий. – Епископ вытянул руку с зажатыми в кулаке тремя соломинками и предложил каждому тянуть.

Фишеру досталась короткая.

– Значит, вам и начинать, майор Фишер, – сказал епископ. – За ним будете вы, мистер Элсуорти, а вы, сэр Джайлз, выступите последним.

– Не повезло, старина. – Джайлз улыбнулся Фишеру.

– Вовсе нет, я хотел выступать первым, – возразил Фишер, заставив даже епископа удивленно выгнуть бровь.

В 19:25 епископ вывел трех мужчин на сцену; единственный раз за вечер в зале аплодировали все. Джайлз занял свое место и посмотрел вниз, на плотно заполненные ряды. По его подсчетам, посмотреть на схватку пришли более тысячи простых граждан.

Джайлз знал, что каждая из трех партий выпустила двести билетов для своих сторонников, что составляло около четырехсот голосов, за которые придется побороться: почти его большинство, с которым он победил на прошлых выборах.

В 19:30 епископ открыл заседание. Он представил трех кандидатов, затем предложил майору Фишеру выступить с приветственным словом.

Фишер медленно вышел на середину сцены, положил бумаги с текстом речи на кафедру и постучал кончиком пальца по микрофону. Он говорил нервно, не поднимая головы, явно страшась потерять свое место.

Когда епископ позвонил в колокольчик, давая Фишеру знать, что у него осталась минута, тот заторопился и от этого начал запинаться и глотать слова. Возможно, подумал Джайлз, он не ведал о золотом правиле: если тебя ограничили восьмью минутами, ты должен приготовить семиминутную речь. Много эффектнее закончить чуть раньше, чем быть остановленным в разгар заключительной части. Несмотря на это, Фишер шел на свое место под продолжительные аплодисменты сторонников.

К удивлению Джайлза, Редж Элсуорти представил либеральную программу. У него не было заготовленной речи или даже списка тезисов. Вместо этого он вдруг принялся разглагольствовать о местных проблемах и, когда прозвенел колокольчик, умолк на полуслове. Элсуорти добился того, что Джайлз счел бы невозможным: на его фоне Фишер казался прекрасным оратором. Тем не менее пятая часть собравшихся шумно приветствовала своего лидера.

Джайлз поднялся, радушно приветствуемый двумя сотнями своих сторонников, хотя многочисленные группы людей не аплодировали вовсе. С этим явлением он познакомился в парламенте – так происходило, когда бы он ни обращался к правительственным скамьям. Он стоял сбоку от кафедры, лишь иногда поглядывая на свои заметки.

Джайлз начал с описания неудач консерваторов в правительстве и краткого обзора планов политики Лейбористской партии, если она будет формировать правительство. Вкратце он коснулся местных проблем и даже позволил себе язвительное замечание по поводу качества дорожных работ на средства либералов, что вызвало смех в зале. К моменту, когда Джайлз подошел к концу своей речи, по меньшей мере половина аудитории аплодировала. Если бы в этот момент заседание закончилось, вопрос о единственном победителе был бы решен.

– А сейчас кандидаты ответят на вопросы с мест, – объявил епископ. – И я надеюсь, вы будете задавать их дисциплинированно и с почтением.

Тридцать сторонников Джайлза вскочили и взметнули вверх руки, все с вопросами, заранее приготовленными так, чтобы поддержать своего кандидата и свалить двух других. Единственной проблемой было то, что одновременно и с такой же решительностью в воздух взметнулись шестьдесят рук оппонентов.

Епископ обладал достаточной проницательностью, чтобы определить, где расположились три разных блока сторонников кандидатов. Он ловко выбирал из публики беспартийных граждан, желавших знать, например, о том, где стояли кандидаты на официальном представлении паркоматов в Бристоле; о конце карточной системы, который все безоговорочно одобряли, и о предложении дальнейшей электрификации железнодорожного транспорта, которую не продвигали по чьей-то воле.

Но Джайлз знал, что рано или поздно стрела в его направлении будет пущена, и он должен быть уверен, что она не попадет в цель. И наконец он услышал звон тетивы.

– Может ли сэр Джайлз объяснить, почему во время последней парламентской сессии он заглядывал в Кембридж чаще, чем в свой избирательный округ? – спросил высокий мужчина средних лет, показавшийся Джайлзу знакомым.

Несколько мгновений Джайлз сидел не шевелясь и стараясь успокоиться. Он уже было собрался встать, когда вскочил Фишер, явно не удивленный вопросом и как бы допуская, будто все присутствующие в точности знают, на что намекал человек, задавший вопрос.

– Позвольте заверить всех в этом зале, – сказал Фишер, – что я буду проводить много больше времени в Бристоле, чем в любом другом городе, вне зависимости от характера отвлекающих факторов.

Джайлз посмотрел в зал и увидел ряды ничего не выражавших лиц. Было похоже, что аудитория понятия не имеет, о чем говорит Фишер.

Следующим поднялся депутат от либералов. Он явно не понял сути, ибо единственное, что он сказал, было:

– Поскольку я из Оксфорда, я никогда не езжу в другие города, разве только в случае необходимости.

Раздалось несколько смешков.

Два оппонента Джайлза подбросили ему боеприпасов для ответного огня. Он поднялся и повернулся лицом к Фишеру:

– Чувствую, я должен спросить майора Фишера, коль скоро он намеревается проводить больше времени в Бристоле, чем в любом городе, означает ли это, что если он победит в следующий четверг, то не поедет в Лондон, дабы занять свое место в палате представителей?

Джайлз дождался, пока не стихнут смех и аплодисменты, и добавил:

– Уверен, мне не надо напоминать кандидату от консерваторов слова Эдмунда Бёрка[32]. «Меня избрали представлять жителей Бристоля в Вестминстере, но не жителей Вестминстера в Бристоле»[33]. Это единственный консерватор, с которым я искренне согласен.

Джайлз опустился на стул под продолжительные аплодисменты. Он понимал, что на самом деле не ответил на вопрос, зато чувствовал, что успешно от него ушел.

– Что ж, времени у нас осталось только для одного последнего вопроса, – объявил епископ и показал на женщину, сидевшую в центре зала, которая, как ему казалось, придерживалась нейтралитета.