Пламя страсти - Эхсан Шаукат

Нурахмад-хан и афганец сидели на корточках возле дивана и вполголоса

переговаривались. Эвелин спросила, что ей делать, но они ничего не ответили.

Она закрыла глаза и постаралась задремать, но мешало жужжанье летавших

вокруг нее мух. Чтобы отогнать их, она несколько раз дернулась всем телом.

Заметив это, Нурахмад-хан встал и взмахами рук прогнал назойливых мух.

Эвелин стало забавлять его отношение к ней. Он больше не прикасался к ее

телу. По-видимому, она недешево обошлась ему, теперь он дорожил ею. Она

вздохнула, вновь закрыла глаза и на этот раз погрузилась в дремоту.

Из сонного состояния ее вывели громкие крики зазывалы-индуса:

-- Нет, еще мало! Сколько вас сейчас? Пятнадцать? Двадцать? Позовите еще

других, своих друзей! Быстрее! И тогда мы сразу начнем!

Шум не смолкал. Нурахмад-хан встал и вышел. Его голос утонул в рокоте

собравшихся перед сараем, их крики стали угрожающими. С раскрасневшим

лицом Нурахмад-хан вернулся и бросил афганцу:

-- Надо начинать! Давай!

Они развязали ей ноги, широко раздвинули их, согнув в коленях, и снова

привязали к боковым валикам дивана. Затем они приподняли ее и вдвинули под

ягодицы большую подушку, после чего быстро скрылись.

Эвелин осталась одна. Она пошевелила привязанными ногами, чтобы ослабить

напряжение шнуров. До нее доносился шум возбужденных голосов мужчин,

собравшихся перед сараем.

Вдруг отдернулась занавеска и вошел один из них. Это был низенький желтолицый

китаец в синей одежде, с длинной черной косой. Он подошел к дивану и уставился

раскосыми глазами на обнаженную белую женщину, лежавшую перед ним с раскинутыми

ногами. Неловко, явно стесняясь, он потрогал пальцами соски ее грудей и

погладил по животу, потом двумя пальцами прикоснулся к сомкнутой интимной щели.

Зажмурившись от предвкушаемого удовольствия, он взобрался на диван и

выпростал из синих штанов свой член. Это был короткий, словно обрубленный

орган, неуклюже болтавшийся в полувозбужденном состоянии. Не теряя времени,

желтолицый оттянул трепещущие губы и вправил в них свой вялый пенис. В ту же

секунду китаец преобразился, его член стремительно налился и сделался

пружинистым, он легко проскользнул в Эвелин. Руки с длинными ногтями

вцепились в расставленные колени, китаец неистово мельтешил перед оказавшимся

в его распоряжением входом в белую женщину, погружаясь в нее до предела и тут

же отбрасываясь назад, чтобы совершить очередной выпад...

Эвелин ощущала приятные покалывания и пощипывания во всей внутренней поверхности

трамбуемой ниши, от них разливался неодолимый зуд желания завладеть укрепившимся

членом... Она принялась подавать свои бедра навстречу, чтобы пораньше начать

чувствовать в себе опьяняющую силу вторгающегося органа и попозже выпускать

его... Некоторое время они двигались вместе, словно единый механизм,

заведенный и настроенный на бешеную частоту необходимых каждому фрикций.

Но тут раздались крики снаружи:

-- Давай быстрее! Выходи!

-- Твое время закончилось!

-- Проклятый китаец, он наверное уже на втором заходе!

-- Вывести его!

-- Хозяин, а ты чего смотришь?

Занавеска приподнялась, из-за нее высунулось злое лицо Нурахмад-хана. Он

прошипел китайцу:

-- Время кончилось!

В отчаянной попытке завершить начатое, маленький китаец забился еще быстрее.

Чтобы возбудить себя, он что-то прокричал, скорчив на лице страшную гримасу.

Это подействовало, он достиг необходимой кульминации, после которой вскочил и

выбежал прочь.

Вошли четверо мужчин, что громче всех шумели перед входом. Это были рослые

пенджабцы, сейчас все они широко улыбались. Один из них, не мешкая, достал

изготовившийся член и одним махом всадил его в зияющий колодец между ногами

распростертой белой женщины. Остальные встали в кружок, продолжая смеяться и

подшучивать над своим приятелем. Они по очереди звонко шлепали его по голому

заду всякий раз, когда его пенис погружался в женское тело. Потом двое из них

припали горячими ртами к соскам Эвелин и принялись теребить их губами,

причмокивая и захватывая зубами.

От одной груди до другой пробежали искры желания, пламя вожделения

разгоралось, охватывая все тело Эвелин...

Подрагивания втыкающегося в нее члена говорили, что сильный пенджабец

близок к оргазму...

Еще немного и с Эвелин произойдет то же самое...

Но пенджабец закончил раньше.

Его тут же оттолкнул следующий. Лишь первые движения его члена, пока он

осваивался в разгоряченном и увлажненном пространстве, отличались от

предшествующего...

Эвелин вновь начала подниматься к вершине наслаждения... Волна сладострастия

захлестнула ее, она доставила ей двойное удовольствие, потому что на этот раз

свидетельство мужской силы взбрызнулось в нее как раз в нужное мгновение.

И когда еще один фаллос заполнил ее, в ней снова стало нарастать

вкрадчивое вожделение, все внутри полнилось новым желанием...

Дальше все проносилось и мелькало, как в калейдоскопе... Входили и выходили

мужчины -- высокие и малорослые, сухощавые и грузные. За могучим сикхом,

черная борода которого распластывалась по ее груди, следовал безусый

мальчишка-араб, потом скрипевший от похоти зубами турок, за ним монгол с

налившимися кровью глазами...

Тело Эвелин онемело, от усталости она не могла пошевелиться. Она чувствовала

себя живым сосудом, призванным вместить мужчин всей планеты, утолить их

жажду, удовлетворить их всех...

Она не ощущала ничего, кроме тупых ударов по ее лону и вибрирующих отзывов,

посылавшихся ненасытным женским инстинктом. С какого-то момента она уже не

различала склонявшихся над ней лиц, эта анонимность соития вдруг стала близка

ей... Появилось странное самодовольство тем, что она владеет поистине

бездонным колодцем, способным напоить столь много жаждущих.

Солнце было уже на западе, когда вошли Нурахмад-хан и афганец в каракулевой

шапке. Они развязали Эвелин. Она спокойно поднялась и накинула свой бурнус.

Молча она шагала за мужчинами к дому. Там она прошла прямо в отведенную ей

комнату и рухнула на кровать. Она не слышала, как вошла служанка, которая села

рядом с ней и сильными руками принялась массировать все тело. Через несколько