Обаяние Джулиана Лефрея (ЛП) - Р. С. Грей

Я покачала головой.

— Не сегодня.

Даже от мысли расстаться с ним в моем желудке скопилось тревожное ощущение. Я засунула руки в карманы и сделала шаг назад, убеждая себя, что не должна коснуться ни одной вещи в магазине, пока жду, что она закончит. Скорее всего я что-нибудь испорчу, и мне придется продать какой-нибудь орган, чтобы покрыть расходы.

Я бродила по магазину, следя за заходящим солнцем через окно, пока она осматривала платья. Я знала, что скоро Джулиан поедет за своей парой для благотворительного мероприятия. Присциллой Кинкейд. Прошлым вечером я гуглила ее, просто посыпав себе соль на рану. Она была симпатичной, как я и помнила. На большинстве фотографий она сидела в первом ряду на показах мод, улыбаясь кому-нибудь из модной индустрии. Ради всего святого, вероятно, последние каникулы в июне она проводила с Карлом Лагерфельдом.

Они с Джулианом составят красивую пару. Их дети буду моделями «J. Crew». Убейте меня.

Я не хотела думать о том, как Джулиан улыбается другой женщине. Не хотела думать о том, как он надевает смокинг, из-за чего совершенно невозможно оторваться от его красоты. Он был идеальным джентльменом, забавным и обаятельным. Присцилла будет дурочкой, если не оценит все, что он мог ей предложить.

— Милочка, я готова, — сказала женщина из-за прилавка.

Я сделала глубокий вдох, и настроилась услышать результаты. Надеясь, что благодаря продаже платьев, смогу заплатить аренду за квартиру на пару месяцев вперед. В этом случае у меня будет достаточно времени найти еще одну работу и перестать беспокоиться о займе.

Она повесила каждое платье на вешалки за прилавком. Золотое, черное, красное, голубое и белое. Каждое было по-своему прекрасно, и было почти жестоко видеть, как они висят: прямо передо мной, но уже не мои.

— Я охотно дам вам пятьсот долларов за «Monique Lhuillier» и двести за остальные, — сказала она, указывая на оставшиеся четыре платья.

Мой взгляд замер на разноцветных платьях, когда разум пытался обдумать информацию. Я ожидала намного большего. Этого едва хватит покрыть месячную аренду. Я свела брови вместе, пока мой взгляд перемещался между женщиной и платьями.

— Вы имеете в виду двести баксов за каждое?

Она нахмурилась.

— Нет, двести долларов за все. — Она показала на последние четыре платья. — Это не те товары, за которые мои клиенты будут платить. Они прошлых лет, но не совсем винтажные. Большинству из них необходимы большие исправления, прежде чем они будут готовы к выставлению на перепродажу.

Меня почти вырвало. Тревога подняла свою уродливую голову, заполняя мое тело и уничтожая любую маленькую надежду, что у меня была.

К черту этот день. К черту мои старые платья. К черту мою долговую яму студенческих займов.

Я ожидала, что мне заплатят в десять раз больше. Черт, возможно, даже в двадцать. Она могла с таким же успехом ничего мне не предложить. Я стояла напротив нее, пытаясь решить, что делать, зная то, что мой разум уже решил. Я должна их продать. У меня не было выбора.

Я чувствовала себя дешевой шлюхой, когда проходила через двери и шла по оживленной улице. Конечно, в моем кошельке было семьсот долларов, но я чувствовала себя использованной. Продажа этих платьев должна была решить мои проблемы, но вместо этого они просто наслаивались друг на друга прямо по центру моего сердца.

Я была критически близка к тому, чтобы залезть в кредитки. Давление увеличивалось в моей груди, заполняя каждую часть меня, пока мне не показалось, что у меня случится нервный срыв прямо посреди улицы.

Я не могла сорваться, мне нужно было действовать. Мне нужно было сделать фото для публикации, которые должны были оказаться в блоге еще два дня назад. Мне нужно было разослать еще больше резюме и умолять о работе по совместительству. Я бы расширила свой поиски за пределами модной розничной торговли. В Нью-Йорке есть «Dairy Queens» (прим. перев. фаст-фуд). Я бы обслуживала клиентов картошкой фри и мороженым всю ночь, если у меня появится возможность прожить один день не думая, где взять денег на аренду.

— Уйдите с дороги, дамочка! — закричал сотрудник службы доставки, как раз перед тем, как мою ногу прострелила мучительная боль.

— Черт, — зашипела я от ощущения, будто тысячи кинжалов вонзились в ногу. — Черт. Черт. Черт.

Придурок проехался своей тележкой по моей ноге и по ощущениям раскрошил мои кости.

Я прыгала вверх-вниз, пытаясь подавить боль, но бесполезно.

— Ты издеваешься? — закричала я, когда он продолжил идти, даже не потрудившись признать, что почти сломал каждую кость в моей ступне. — Кто так делает? — кричала я. — И ты даже не извиняешься?

Он даже не повернулся. Он увеличил скорость своей тележки, заставленной ящиками, которые скорее всего были заполнены крошечными статуэтками слонов из пресс-папье. Тем временем все на тротуаре пялились на меня, будто я сумасшедшая.

Уже в который раз, мне казалось, что Нью-Йорк пытается меня убить. Я имею в виду в буквальном смысле обрушить на меня тяжесть ящиков, просроченной арендной платы и грубости людей. Я пыталась пошевелить пальцами, испытав облегчение, что они не кажутся сломанными, и затем опустила взгляд, чтобы оценить ущерб.

И в этот момент я почувствовала крошечный надрыв в своем сердце, прямо посередине.

ЭТОТ ПРИДУРОК ИСПОРТИЛ МОИ БАЛЕТКИ «Chanel».

Толстое пятно жира растеклось по верхней части леопардового принта, прямо там, где тележка проехалась по моей ноге. Логотип, по которому можно было узнать «Chanel», был оторван, и валялся одинокий и забытый на тротуаре рядом с моей ногой.

Я знала, что выгляжу нелепо. Знала, что люди умирают, потому что им нечего есть. Знала, что у людей есть настоящие проблемы, которые не включают в себя жирные пятна на дизайнерской обуви. Я понимала все это, но тем не менее, не могла остановить слезы, которые бежали по щекам, когда я наклонилась, чтобы поднять логотип. Не могла остановить обрушившийся на меня поток эмоций.

Это стало последней каплей.

Я больше не могла выдерживать это.