Forex Club: Win-win революция - Вячеслав Таран

2. После проведения опроса беседуем с классными руководителями, преподавателями, завучем и директором школ-интернатов, чтобы согласовать приоритетные направления.

3. Проводим переговоры с учебными центрами Николаева, оплачиваем обучение.

Моя история

Согласно российскому этикету, добрые дела не подлежат огласке. Потому что «так принято», так праведно шли по жизни наши деды и прадеды.

Я десять школьных лет прожил в Нанайском районе Хабаровского края. Помню одну местную традицию. Испокон веков беременная нанайская женщина перед родами уходила из стойбища в тайгу, в отдельный маленький чум, и рожала там в одиночку. Этот обычай запретили лишь несколько десятилетий назад, и в результате детская смертность резко сократилась. Маленький народ едва не вымер – лишь потому, что эти гордые семнадцать тысяч человек продолжали поступать так, как было заведено искони.

Так и с оглаской добрых дел: держимся за старые предрассудки, а они нас буквально убивают.

Не думаю, что стал бы рассказывать со страниц этой книги о сиротах и приемных семьях, будучи лишь теоретиком. Так сложилось, что моя семья недавно пополнилась – мы усыновили Лешу.

Впервые об усыновлении ребенка заговорила жена. Это было десять лет назад, как раз в это время мы с «Форекс Клубом» делали свои первые «благотворительные» заходы в детские дома.

Нашей старшей дочке Катерине было девять лет, мы с женой были молоды и с головой погружены в работу. Тогда я это предложение жены отверг, долгие годы я и мысли не мог допустить о том, чтобы растить кого-то «чужого», не свои гены.

Все годы наша с Олей совместная напряженная работа в «Форекс Клубе» без особых проблем сочеталась с семейной жизнью. Три года назад все изменилось. Родилась наша вторая дочь Лиза. Старшая, Катя, оканчивала школу и стремилась определиться в жизни – ей нужно было родительское участие и поддержка. Ольга оказалась перед выбором – продолжать работать в «Форекс Клубе» или отдать все силы семье. Она приняла решение на время оставить карьеру.

После этого наша семья обрела настоящий баланс. Тема усыновления вернулась в наши разговоры. Да и я, похоже, после сорока лет «оттаял» в отношении детей, стал любить малышей. Мы оба поняли, что наконец готовы.

В январе 2012 года мы начали собирать документы. Тут есть один нюанс – все справки должны быть из государственных диспансеров и поликлиник, бумаги из платных учреждений недействительны.

Я никогда не обращался в госполиклиники и даже не имел медицинского полиса – пришлось начинать с нуля. От самой первой бюрократической ступени и до последней мы с Ольгой прошли честно, без взяток и подлогов. Стоит отдать должное, никто взяток и не требовал и даже не намекал на них. Правда, сбор именно медицинских справок запомнился: хаос и полнейшая неорганизованность, приходится исколесить пол-Москвы, из одного заведения в другое, по абсолютно нелогичному алгоритму.

Современные государственные поликлиники – отнюдь не современные. Компьютеров нет практически нигде, любая информация пишется на бумажках – специальных или попавшихся под руку. И это в центре Москвы. Системы получения пакета медицинских справок, связанных с усыновлением, тоже не существует. Получаете направление к врачу, приезжаете в назначенное время, а врач требует результаты анализов. Каких анализов? «Сначала сдаете анализы, потом приходите ко мне», – объясняют вам нетерпеливо, как умственно отсталому. Вы оказываетесь за дверью с бесполезным направлением. И там волей-неволей вы сами в голове выстраиваете систему из бумажек и врачей.

Возможно, если бы я был частым посетителем государственной поликлиники, я бы так не удивлялся и не отвел бы этой теме целый абзац. Возможно, дело еще и в том, что спрос на подобные справки ничтожно мал – всего пятнадцать тысяч усыновлений в год на всю Россию. Потенциальные усыновители разнообразят сонные будни диспансеров крайне редко, и встряске здесь никто не рад. Вы причиняете лишнее беспокойство. И ладно бы, с какой-нибудь важной целью пришли. Нет, просто дурачки, которые собрались усыновить брошенных детей. Таково отношение к приемным мамам и папам.

В какой-то момент медики Ольгу даже стали отговаривать – и дети в интернатах все больные, и вообще, сами должны рожать. И пусть бы это были умудренные опытом шестидесятилетние бабушки, но нас учили уму-разуму молодые девчата, которым не было и тридцати.

После того как «бумажковая» эпопея с медучреждениями была завершена, наше жилье поочередно осмотрели представители ДЭЗа, СЭСа и опеки. Хотя и одной инстанции здесь было бы более чем достаточно. Полагаю, что государству стоит подумать об упрощении процедуры усыновления, и наш фонд будет этому способствовать.

Наконец, органы опеки нас поздравили – все хорошо, можете идти усыновлять. Мы говорим: спасибо, а куда идти?

Но на этом и без того несильный интерес к нам со стороны чиновников был исчерпан. Нам вручили три листа с адресами и телефонами всех муниципальных органов опеки города Москвы. Эти цифры можно было набирать часами – везде в ответ предлагали приехать и отказывались обсуждать по телефону любые вопросы. Механизм же в целом был такой. Нужно вставать на учет в каждом органе опеки, заполнять уйму бумажек. Направление на просмотр в конкретный детский дом дается на одного ребенка, нельзя пообщаться с несколькими детьми. Если малыш по каким-то причинам не подошел, вы должны написать отказ. Только после этого можно получить направление на знакомство с другим ребенком.

Здесь я в очередной раз осознал важность видеоанкет: родители по интернету могут увидеть разных детей и сделать выбор, а дети не получают психологическую травму, если их «не забирают».

Ситуацию с московскими детдомами, помимо прочего, осложняли какие-то необычные карантины, которые вспыхивали аккурат перед нашим приездом.

В какой-то момент Оля нашла фотографии ангелоподобных детей из екатеринбургского интерната. По телефону нас убедили, что дети замечательные, доступны для усыновления и вообще ждут именно нас. Перед тем как заказать билеты в Екатеринбург, я решил посоветоваться с коллегами из «Сиротству. нет» – в своей работе они охватили огромное количество детских домов по всей России.

Этот екатеринбургский интернат они прекрасно помнили, так как он был специализированным, для ВИЧ-инфицированных детей.

Возможно, чиновники скрывают этот факт от потенциальных усыновителей, потому что не хотят портить себе показатели. На их премии, к примеру, влияет количество визитов в детский дом. То, что «бездушные» люди в итоге никого не берут из ВИЧ-инфицированных, уже, конечно, не их зона ответственности. Зато отметок о посещениях много, и, стало быть, по всем статьям, работа кипит, есть чем отчитаться перед вышестоящими органами.

Помню, в базе одного детского дома была фотография удивительно красивой девочки. Потенциальные родители приезжали десятками, так как по телефону никакой дополнительной информации не давали. А потом выяснялось: обаятельная девочка была инвалидом – она вообще не могла ходить.

Мое практическое знакомство с реалиями усыновления еще раз укрепило меня в понимании, что мы в нашем фонде стоим на очень правильном пути.

Леша

Наш сын ждал нас в маленьком городке в ста пятидесяти километрах от Москвы. Поехать туда нам посоветовали знакомые волонтеры, которые делают фотографии детей. Они знали, что в этом детском доме есть два-три интересных ребенка.

Леша был первый и единственный ребенок, которого мы увидели. Ему было тогда два годика… Как и все детдомовцы, он очень старался понравиться; привезенные гостинцы перепуганно запихивал в рот, практически целиком. Но в целом – нормальный живой мальчишка.

Мы поняли, что мы поладим. И без особых колебаний забрали Лешу домой.

Ольга Таран

Когда мы начали процесс усыновления, я сказала мужу: «Если у меня возникнет хоть малейшее сомнение в том, что я смогу это сделать, я тебе об этом скажу. Мы не будем это обсуждать, просто остановимся». Слава со мной согласился. Я увидела Лешу, появился ответ – да, я смогу. Смогу полюбить его, как Лизу и Катю. Этот мальчик может стать моим мальчиком, никаких проблем.

До усыновления я читала разные форумы и готовилась к более тяжелой адаптации. Но все произошло на удивление хорошо, никаких особых трудностей. Хороший мальчик, обычные детские реакции.

Хотя я понимаю, что для него было шоком даже просто выйти за пределы детского дома. Когда мы его забрали и впервые сели в машину, он в течение всего многочасового пути до Москвы провожал взглядом каждую машину! Он их никогда раньше не видел в таком количестве!

Были детдомовские привычки, конечно. Например, с едой. На это просто было невозможно смотреть. Он постоянно все вкусненькое прятал, требовал штаны только с карманами, мы по всему дому обнаруживали его клады. Сейчас он уже нормально ест, ничего не прячет и, более того, пытается сам всех накормить.