Драконья кровь - Екатерина Лесина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не спалось.
Я лежала с открытыми глазами. Ему ведь необязательно было разговаривать со мной. И объяснять ту задачу, с которой никак не получалось справиться, а Ник был занят с Вихо. И они гоняли меня, потому что мелкой зануде не место во взрослых играх. А задача не получалась, пока мои мучения не заметил мистер Эшби.
И книги для меня он выбирал.
И порой находил время поговорить что о книгах, что о жизни моей. Спрашивал… никто никогда не спрашивал, как я живу. Кроме него. Он ведь слушал серьезно.
Советы давал.
Их с матушкой договор вряд ли предусматривал советы. Кем была я? А он? Тогда почему же? И почему для меня так важно знать, что я что-то да значила для мистера Эшби? Что-то большее, чем данное когда-то слово…
Я села.
Не стоит обольщаться. Он вообще любил детей. То есть мне казалось, что дело именно в любви.
Он учил читать Клайва, которому мать не позволяла ходить в школу. Она и эту учебу не сильно одобряла, но мистеру Эшби как возразишь? Только и могла, что шипеть на меня, злость вымещая.
Странно, что все так сложилось. Я подошла к окну, затянутому изморозью. Надо же, а я и забыла, до чего плотные здесь створки. Отец, пока был жив, каждый год правил их, но дерево вновь разбухало, запирая окно намертво.
Венок для Макграви. Я помню, видела их на лугу. И мистер Эшби сидел, перебирая разложенные цветы, что-то объяснял. И смотреть на это было неожиданно неприятно.
Я тогда убежала.
А Крису, повадившемуся заглядывать в мастерскую Эшби, набила морду, просто так, привязавшись из-за какой-то глупости. Господи, я и вправду была чудовищем. Хотя не стоит обманываться. Им я и осталась.
Я прижала ладонь к стеклу.
Память услужливо подкидывала одну картинку за другой. Вот мистер Эшби и сонный Деккер, которого, казалось, не интересовало ничего, кроме еды. А ел он постоянно и как-то на редкость неряшливо. На его одежде вечно были пятна соуса и крошки, последние не только на одежде.
Был он сыном мистера Эшби? И Крис? И другие тоже? И не в этом ли был его интерес? К ним – да, а ко мне?
Дышать стало нечем, и я навалилась всей тяжестью на окно, раздраженно дернула щеколду, почти вырвала с мясом. И створки хрустнули, распахнулись, впуская в комнату ледяной воздух.
Так легче.
Придумала. Надо же. Книг и вправду перечитала… нет, одно время я втихаря представляла, что мистер Эшби на самом деле – мой отец. И он просто не может признаться, забрать меня, но заботится. Надо же, детские фантазии оказались недалеки от правды. Настолько недалеки…
Принять силу. Как именно?
Я мало знаю, а матушку пытать бесполезно, она рассказала все, что хотела. И дальше будет притворяться, что понятия не имеет, о чем речь. Может, та женщина со светлыми волосами сумеет влезь в ее голову?
Но кто принес розу?
Тот, кто был одной крови с Ником? Или сам Ник? Это ведь просто, если подумать. К чему плодить сущности, если все можно объяснить.
Розы. И горы, которые Нику знакомы.
Вихо… Я закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Билли… Сумка, которая пропала. А я ведь рассказывала о ней только Нику.
Протяжный крик разрезал ночь, заставив меня встряхнуться. И следом раздался еще один. Я высунулась в окно как раз вовремя, чтобы заметить темный шар пламени, которым полыхнула ночь.
Проклятье!
Прочие мысли мигом улетучились. Я вывернула сумку, вытащила штаны, ботинки натянула на голые ноги, потому что носки куда-то подевались, а времени их искать не было.
Ночь дрожала от огня. И если…
– Уна, что происходит? – Матушка вышла на лестницу. В длинной ночной рубашке, с волосами, убранными под сетку, она выглядела неожиданно беззащитной.
– Не знаю.
– Уна!
– Мама, все будет хорошо, – соврала я, уворачиваясь от ее руки. – Просто драконы… отношения выясняют.
Ночью.
Нет, они вовсе не ящерицы и не змеи, которые с приходом зимы сперва становятся медлительными и неповоротливыми, а после вовсе исчезают, прячутся в норах, где впадают в спячку.
И ночь им не помеха.
И… и просто ночью делать нечего. Драконам тоже необходим сон. И честно говоря, спят они куда больше людей. Так что же?
Я бежала. Споткнулась. Рухнула на четвереньки, рассадив левую ладонь обо что-то острое. Хорошо, если не до кости.
Небо горело. Алым. Белым. Желтым.
Огонь выплескивался на темные облака, заставляя вспыхивать их всеми оттенками золота. Это было красиво. И страшно.
– Твою мать! – Я сунула руку в рот, понимая, что не успею. Что бы ни происходило на Драконьем берегу, я просто-напросто не доберусь.
– Уна?! – За спиной рыкнул мотор. – Подкинуть?
– Ты? – Я не стала дожидаться повторного приглашения, плюхнулась на заднее сиденье.
– Дежурил, а тут такое. Красиво. Драконы?
Деккер вел аккуратно, одной рукой он держал руль, второй прижимал к груди свою драгоценную камеру.
– Драконы.
– Что случилось? – Он всегда был вежлив. И робок.
И чаще я видела объектив, чем его лицо. И теперь в сумерках всматривалась, отчаянно пытаясь найти то самое фамильное сходство. Он ли? Ведь подходит. По возрасту. Или нет?
Я невнимательно слушала матушку.
– Если бы я знала… – Я прижала ладонь к груди, надеясь, что ссадина не так и глубока. Майку придется выкинуть, тут и думать нечего, но как-нибудь кровью не истеку. – Раньше они так себя не вели.
Драконий протяжный вопль сменился рыком.
Этот голос я узнала:
– Лютый.
И если он угрожает боем, то все серьезно.
– Ага… камеру подержи. – Деккер стянул ремень с шеи. – А то хрупкая. Я новый объектив купил. И фильтры. Пробую вот ночную съемку, но пока не очень получается…
Он прибавил скорости, и машину подбросило, да так, что чертова камера едва не вывернулась из рук. Если я ее разобью, Деккер точно меня возненавидит.
А если…
У него никогда не было девушки. Он был неловким и стеснительным. В более ранние годы – отвратительно прыщавым, и имел дурную привычку прыщи расковыривать, отчего на лице оставались оспины. И теперь это лицо казалось изрытым.
Он снимал всех. И всегда.
Он устроил из старого дома лабораторию, в которую, поговаривали, впускал лишь избранных. И меня как-то приглашал посмотреть на снимки. Я послала его лесом.
Злая была. Злой и осталась, но хотя бы научилась эту злость сдерживать.
– Камеру, – выдохнув, потребовал Деккер, когда дорога вывалилась за город. Он нажал на тормоз
