Денис Давыдов - Александр Барков

– Где на постое?

– У нас в Никольском.

– Далече отсюда?

– Верст семь, глядишь, а то и поболе будет, – отвечал низкорослый худощавый мужик.

– Лютуют?

– Страх как лютуют! Третьего дни объявились треклятые. Кто из селян проворен был, тот в бор убег, там и схоронился. А кто поболе нас годами, тот не успел, тех схватили, приволокли в барский дом. На полу разложили, начали бить. Подавай, мол, им, нехристям, хлеб, сало, яиц. Не то грозились пострелять всех до единого. Избы с детьми малыми спалить. И такой разбой учинили злодеи! Все сараи, погреба да амбары обшарили. Дочиста обобрали. Всю убоинку угнали. В одних портках нас оставили...

– В одних портках, говоришь? – Давыдов усмехнулся и хитро прищурил левый глаз. – Много ль французов?

– Несть им числа. В нашем селе, глядишь, более пятисот будет. И в соседнюю Шепелевку нагрянули. Две пушки с собой на лошадях привезли.

– Вы-то как уцелели?

– Вишь, родимый, дело какое. Наши-то избы с краю. Мы, значит, первыми франца издаля приметили. Крик подняли да и убегли.

– Ну а ваших-то много спаслось?

– Много. Наши и вдоль дорог бродят, и в глуши хоронятся. Душ двести убегло.

– Самая пора обуздать зорителей! – Денис Васильевич повернулся к Степану Храповицкому. – Однако наперед следует твердо знать численность и силу врага. А не то угодим пальцем в небо! – Давыдов окликнул партизан. – Кто из вас, братцы, желает в разведку?

Казаки повскакивали с мест.

– Я! Я! Мы! – закричали они наперебой.

– Погодите. Так дело не пойдет. Всем сразу не годится. – Давыдов обвел пристальным взглядом партизан и отобрал из их числа семь дюжих казаков. – Вот ваши проводники. – Он указал на мужиков и велел молодцам седлать коней. – Авось не заплутают.

– Не то как же! Не заплутаем, – согласно закивали в ответ мужики. – Пути-дороги здешние нам сызмальства ведомы.

– В добрый путь! – Денис Васильевич помахал разведчикам рукой. – Да возвращайтесь скорее!

Мужики взнуздали коней и выехали на торную тропу, ведущую в дремучий бор.

– Так-то будет ближе. Клин срежем, – сказал проводник, поскакав по тропе в глубь чащи.

– Стой, ребята! – Старшой группы Василий Федотов остановил казаков. – Дале на лошадях не проехать. Слезай! Пешие пойдем...

– А другого пути нема? – проворчал Нестеренко, которому ветка больно хлестанула по глазам.

– Нет, – ответил мужик. – Дале прямиком. А там вскорости выйдем на просеку. Версты три проскочим и, считай, у моста.

Когда миновали мост, Федотов приказал всем спешиться. Смеркалось. Оставив трех казаков при лошадях в надежном месте, он направился с остальными к Никольскому. Возле перекрестка проводники остановились, прислушались. Издалека донеслось пение, незнакомый говор.

– Тсс! Франц близко! – Федотов велел казакам проползти немного вперед и схорониться под елями. Меж тем шум и говор нарастали.

– Всем оставаться на местах! – велел Федотов, а сам пополз.

Казак спрятался за валежиной: отсюда ему удалось разглядеть фуражиров, которые располагались в низине. Лошади их были расседланы. У часовни прохаживались вооруженные стражники. Далее полукругом стояли возы, груженные мешками с добром, награбленным у крестьян да в господских усадьбах. Четверо солдат сидели на ящиках возле костра и жарили барана. Другие щипали кур. Офицеры переговаривались меж собой, тихонько пели да потягивали из бочонка вино.

К полуночи в низине все смолкло, лишь дремлющие на ходу стражники, ежась от холода, прохаживались возле часовни. Затем они накрыли головы зипунами, улеглись и заснули мертвецким сном.

Разведчики вскорости вернулись на стоянку. Федотов в подробностях доложил Давыдову обстановку.

– На конь! – приказал командир и обратился к партизанам: – Братцы! Фуражиры дрыхнут близ Никольского и видят райские сны. Давайте-ка грянем на них, как буран на степь. Плевать нам на то, что их поболе нас. Сами знаете, дело не в числе, а в молодечестве. Отомстим, соколики, недругам за разбой да за Русь-матушку!

– Позволь, Денис Васильевич! – обратился к Давыдову майор Храповицкий. Он был чуть менее среднего роста, крепок, смугл лицом, волосом черен, борода клином.

– Говори, Степан Семенович!

– Раз уж желательно вам задать басурманам крепкого жару-пару, так не худо бы отведать им нашей русской баньки.

Давыдов имел привычку выслушивать партизан перед налетом всех до единого, а тут, зная Храповицкого как сметливого офицера, спросил напрямую:

– Сказывай, как, по-твоему, лучше угостить недруга банькой?

– А вот так, Денис Васильевич! Французы, значит, почивают сейчас в Никольском и видят райские сны. Спереди у них лес, как доложила разведка, а позади река. Надобно немедля прискакать в тот лес да и запалить его. Ветер гулевой да свирепый – наш давний пособник. Раздует огонь на славу. Как только пожар разбушуется, наши молодцы займут позицию в засаде у реки. Когда неприятель спросонья возьмет беду в толк, всполошится да побежит, в тот миг мы и обрушимся на него. Ни один грабитель не должен уйти: кто пардону попросит, кто рухнет под пулями да штыками, а кто поджарится на костре не хуже рождественского порося.

– Рождественского порося! – Давыдов усмехнулся в усы, перекинулся несколькими словами с Федотовым и обратился к Храповицкому: – Дело, Степан Семенович, говоришь. Задумка твоя недурна. Попытать можно. Ну а теперь, сам знаешь, в ночи у нас каждая минута на вес золота. Забирай-ка с собой полсотни казаков да мужика в провожатые – и в лес. А я с гусарами да пехотой буду поджидать супостата у реки. Как завидим огонь – будем начеку! Ну, ну, уж это мое дело, а ты свое исполняй. Успешно распалится твоя «банька», положись на меня!

– Гусары, пехота, за мною! К реке! – приказал Давыдов. – Проводник впереди!

Храповицкий прискакал с казаками к лесу и распорядился:

– Братцы! Собирайте-ка живо валежник! Да поболее!

Партизаны рассыпались вдоль опушки и стали носить охапками сушняк. Подполковник велел разложить в нескольких местах кучи хвороста и присыпать их сверху порохом.

Тем часом Давыдов со своей партией стороной обошел спящего неприятеля, по зыбкому мосту благополучно миновал реку и занял оборону по берегу. Партизаны разобрали мост и попрятались в зарослях камыша.

В небе начали сгущаться тучи: вот-вот запуржит. Когда костры поднялись выше роста человеческого, Храповицкий приказал:

– Зажигай!

Подложенные к сушняку горящие фитили запылали, а вслед за ними воспламенился и затрещал хворост. Буйный ветер взвихрил пламя и рассыпал в ночи искрами. Огонь перекинулся на смолистые стволы сосен да елей – и занялась, полыхнула, охваченная страшным пожарищем, хвойная чаща. Шип, треск, вой. Полнеба в дыму. Переполошились вороны, закружили с криками в дымном воздухе.

Прежде, завидя лесной пожар, крестьяне окрестных сел ударили бы в колокола, кликнули бы сход, затужили бы о великой беде-погибели и кинулись бы всем скопом к реке. Принялись ведрами да ушатами тушить пламя. Теперь же с боевым задором поглядывали партизаны на страшное дело рук своих, приговаривая:

– Вишь, как шибко забрало! Ну-ка, мусье-грабитель, спытай-ка вволю нашей парной баньки!

Меж тем в логове неприятеля поднялась тревога. Сонные, полуодетые, вскакивали французы с лежанок, судорожно хватались за оружие.

Раздались во тьме команды унтер-офицеров. Но их грозные слова не произвели должного воздействия на перепуганных до смерти солдат. Солдаты начали метаться по сторонам, крича: «Спасайтесь!»

Огненный смерч окутал низину густыми, черными, как вороново крыло, облаками дыма, все сметая на пути своем, оставляя лишь выворотни да головни, пепел да золу.

Солдаты сбились в кучу, слушая последние наставления офицеров. Затем бросились к коням и без разбора оседлали первых же попавшихся под руки. Возы с награбленным добром остались на месте. Никто в те роковые минуты не помышлял о добыче!

Дым становился все гуще, удушливее. И вот среди объятых ужасом людей раздался повелительный крик офицера: «К реке!»

Пешие и конные фуражиры бросились за офицером, который, поднимая фонтаны брызг, первым вбежал в ледяную воду. На счастье французов, ширина ее оказалась невелика – впереди маячил спасительный берег. Проплыв несколько саженей, фуражиры стали карабкаться на него. И тут Давыдов отдал приказ: «Огонь!»

Из камыша грянули для острастки поверх вражеских голов ружейные выстрелы. Сполна испытав русской «баньки» с ледяной купелью, продрогшие горе-завоеватели один за другим подняли руки вверх.

Объезжая на коне пленных французов, Денис Васильевич подозвал Храповицкого:

– Спасибо, Степан Семенович, за русскую баньку! – Командир обнял друга. – Помяни слово, выхлопочу тебе у Светлейшего достойную награду! А теперь, соколики, построите да пересчитайте-ка зорителей всех до единого. Офицеров ведите ко мне на допрос. А остальных под конвоем – в Юхнов!