По ту сторону свободы и достоинства - Беррес Фредерик Скиннер

в безопасности, ведет себя не так, как сытый лев на природе. Как и институционализированный человек, он сталкивается с проблемой досуга в ее худшей форме: нечем заняться. Досуг – это состояние, к которому человеческий вид подготовлен плохо, поскольку до недавнего времени им наслаждались немногие, внесшие небольшой вклад в генофонд. Сейчас большое количество людей отдыхает в течение ощутимых периодов времени, но для эффективного отбора не было ни соответствующей генетической одаренности, ни соответствующей культуры.

Когда перестают действовать сильные подкрепления, на смену приходят менее сильные. Сексуальное подкрепление выживает в условиях изобилия или благосостояния, поскольку направлено на выживание вида, а не индивида, и достижение сексуального подкрепления – это не то, что человек делегирует окружающим. Сексуальное поведение занимает в досуге видное место. Подкрепления, сохраняющие эффективность, могут быть придуманными или открытыми, например пища, которая продолжает подкреплять даже тогда, когда человек не голоден, наркотики – алкоголь, марихуана или героин, – которые подкрепляют по несущественным причинам, или массаж. Любой слабый подкрепляющий фактор становится мощным, если его правильно запланировать, и график с переменным соотношением, который можно найти во всех игорных предприятиях, вступает в свои права во время досуга. Он же объясняет самоотверженность охотника, рыбака или коллекционера, где добытое или собранное не имеет большого значения само по себе. В играх и спорте условия специально продумываются так, чтобы придать большое значение пустяковым событиям. Люди на досуге становятся зрителями, наблюдая за серьезным поведением окружающих, как в римском Колизее или на современном футбольном матче, в театре или кино, слушают или читают рассказы о серьезном поведении других людей, как, например, в сплетнях или литературе. Мало что из этого способствует выживанию личности или культуры.

Досуг давно ассоциируется с художественной, литературной и научной продуктивностью. Чтобы заниматься этими видами деятельности, необходимо иметь досуг, и только достаточно обеспеченное общество может поддерживать их в широком масштабе. Сам по себе досуг не обязательно ведет к искусству, литературе или науке. Необходимы особые культурные условия. Поэтому те, кто заботится о выживании своей культуры, будут внимательно изучать условия, которые остаются после ослабления жестких условий повседневной жизни.

Часто говорят, будто богатая культура может позволить себе досуг, хотя в этом нельзя быть уверенным. Тем, кто много работает, легко спутать досуг с подкреплением, отчасти потому, что он часто сопровождается подкреплением, а счастье, как и свобода, долгое время ассоциировалось с тем, что человек делает все, что заблагорассудится; однако фактическое влияние на поведение может угрожать выживанию культуры. Нельзя упускать из виду огромный потенциал тех, кому нечего делать. Они могут быть продуктивными или разрушительными, сохранять или потреблять. Они способны достичь предела возможностей или превратиться в «машины». Могут поддерживать культуру, если та сильно их подкрепляет, или отказаться от нее, если жизнь скучна. Они могут быть не готовы к эффективным действиям, когда досуг подходит к концу.

Досуг – одна из самых сложных проблем для тех, кто заботится о выживании культуры, поскольку любая попытка контролировать то, что делает человек, когда ему не нужно ничего делать, с особой вероятностью воспримется как необоснованное вмешательство. Жизнь, свобода и стремление к счастью – вот основные права. Но это права отдельного человека, и они перечислены как таковые в то время, когда литература свободы и достоинства была озабочена возвеличиванием личности. Они имеют весьма незначительное отношение к выживанию культуры.

Проектировщик культуры не является интервентом или помехой. Он не вмешивается, чтобы нарушить естественный процесс, и является его частью. Генетик, изменяющий характеристики вида путем селекции или изменения генов, может показаться вмешавшимся в биологическую эволюцию, однако делает это потому, что его вид развился до такой степени, что смог двигать науку генетики и культуру, побуждающую его членов принимать во внимание будущее вида.

Те, кого культура побудила действовать, чтобы способствовать ее выживанию посредством проектирования, должны принять факт: они изменяют условия, в которых живут люди, и, следовательно, участвуют в контроле человеческого поведения. Хорошее правление – это такой же вопрос контроля человеческого поведения, как и плохое, хорошие условия стимулирования – такие же, как и эксплуатация, хорошее обучение – такое же, как и карательное воспитание. Использование более мягких слов ничего не дает. Если будем довольствоваться лишь «влиянием» на людей, мы не уйдем далеко от первоначального значения этого слова – «бесплотный флюид, который, как считается, течет со звезд, вмешиваясь в действия людей».

Нападение на контролирующие практики, разумеется, является формой контрконтроля. Оно может принести неизмеримую пользу, если отобрать лучшие практики. Литература свободы и достоинства ошибается, полагая, что подавляет контроль, а не исправляет его. Взаимный контроль, благодаря которому развивается культура, нарушается. Отказ от имеющегося контроля, поскольку в некотором смысле любой контроль – это нарушение, означает отказ от возможно важных форм контрконтроля. Мы видели некоторые последствия. Вместо этого поощряются карательные меры, которые литература свободы и достоинства в противном случае помогла бы устранить. Предпочтение методов, которые делают контроль незаметным или позволяют его замаскировать, обрекает тех, кто в состоянии оказать конструктивный контрконтроль, на использование слабых мер.

Это может стать смертельной культурной мутацией. Наша культура произвела науку и технологии, необходимые ей для самосохранения. У нее есть материальные средства, необходимые для эффективных действий. Она в значительной степени озабочена будущим. Но если продолжит считать главной ценностью не собственное выживание, а свободу или достоинство, вполне возможно, более значительный вклад в будущее внесет какая-нибудь другая культура. Тогда защитник свободы и достоинства может, подобно мильтоновскому[72] Сатане, продолжать говорить себе, что у него есть «дух, что не устрашат ни время, ни пространство» и самодостаточная индивидуальность («Где б я ни был, все равно собой останусь»), однако он все равно окажется в аду, не имея иного утешения, кроме иллюзии, что «здесь мы свободны».

Культура подобна экспериментальному пространству, используемому при изучении поведения. Она представляет собой набор условий подкрепления – понятие, которое начали понимать недавно. Возникающая технология поведения этически нейтральна, но, когда применяется к проектированию культуры, ее выживание выступает в качестве ценности. Те, кого побудили работать на свою культуру, должны предвидеть некоторые проблемы, которые предстоит решить, хотя многие текущие особенности культуры имеют очевидное отношение к ее ценности выживания. Проекты, которые можно найти в утопической литературе, апеллируют к определенным упрощающим принципам. Их заслуга в том, что они подчеркивают ценность выживания: будет ли утопия работать? Мир в целом, конечно, гораздо сложнее, но процессы те же, и практика работает по тем же причинам. Прежде всего есть то же преимущество в формулировке целей в поведенческих терминах. Использование науки при проектировании культуры обычно вызывает возражения. Говорят, наука несовершенна, ее использование может иметь катастрофические последствия, она не приведет к культуре,