Портрет А - Анри Мишо

Все началось, когда я был маленьким. Был один надоедливый взрослый.

Как ему отомстить? Я его засунул в мешок. Там мне его запросто удалось поколотить. Он кричал, но я его не слушал. Не было в нем ничего интересного.

Этот свой детский прием я на всякий случай сохранил. Возможность активных действий, которую приобретаешь, став взрослым, и которая простирается не слишком далеко, доверия у меня не вызывала.

Кому прописан постельный режим, тому стула не предлагают.

Что до того приема, я его и впрямь сохранил и до сегодняшнего дня держал в секрете. Так оно надежнее.

Было все же одно неудобство: благодаря этому приему я невозможных людей выношу слишком легко.

Я-то знаю, что их ждет мешок. Это придает мне удивительное спокойствие.

Я не мешаю развиваться нелепым ситуациям, не тороплю пожирателей моей жизни.

Радость, которую я испытал бы, выставив их за дверь на самом деле, когда приходит время действовать, уступает место несравненно большему наслаждению — вскорости подержать их в мешке. В мешке, где я избиваю их нещадно и безнаказанно, распалившись так, что мог бы вывести из строя десяток крепких мужиков, методично сменяющих друг друга.

Без этою маленького изобретения как бы я умудрился вынести мою унылую жизнь, часто — в бедности, вечно среди чужих острых локтей?

Как бы я смог протянуть десятки лет, пройти через столько разочарований, вытерпеть стольких больших и малых начальников, две войны, две долгие оккупации — под властью вооружившейся нации, уверенной, что кегли сбиты, под властью других неисчислимых врагов.

Мой чудный прием меня спас. По правде сказать, дело было плохо, но я устоял перед безнадежностью, которая чуть было не подмяла меня с головой. Всех тупиц, зануд и даже одну мегеру, от которой уже бы сто раз мог отделаться, я берег для мешочных процедур.

Удовлетворение желаний

Я в жизни никому не причинял зла. Только мечтал об этом. Но больше у меня такого желания нет. Я его удовлетворил.

В жизни ничего не удается сделать так, как хочется. Выпала вам удача прикончить разом пятерых своих врагов — все равно у вас с ними еще будет куча хлопот. И главное — все хлопоты из-за того, что они мертвы, а вы-то столько сил потратили, чтоб их убить. Потом, в любом смертоубийстве всегда найдутся какие-нибудь огрехи, а моим способом можно убить и два раза, и двадцать, да сколько угодно. Один и тот же человек подставляет мне свою ненавистную башку снова и снова, и я колочу по ней, вгоняя в плечи, пока ему не придет конец, а если, когда дело сделано и покойник остыл, какая-то мелочь мне не нравится, я тут же подниму его на ноги и прикончу заново, внеся все необходимые поправки.

Вот почему в реальной жизни я, по всеобщему мнению, никому не причиняю зла, даже врагам.

Я их берегу для моего спектакля, чтобы аккуратно, в намеренном бесстрастии (без которого не бывает искусства), после стольких повторов и поправок, сколько мне нужно, наконец с ними разделаться.

Я вообще очень мало кому давал повод на себя жаловаться, разве что человек очень уж нагло вставал мне поперек пути. Но и это еще не все…

Мое сердце, которое я время от времени очищаю от накопившейся злобы, открыто добру, прямо хоть доверяй мне часами нянчить маленьких девочек. Ничего страшного с ними бы, уж конечно, не случилось. И кто знает… Может, им даже было бы жалко со мной расставаться?

Погреб с колбасами

Люблю помахать мешалкой.

Схватишь какого-нибудь маршала и — вот тебе! — измесишь его так, что у него сразу половину мозгов отшибет и нос расквасится, чтоб не хвастался своим нюхом, а там и руками займемся — и нечего будет приставлять к фуражке, даже если вся армия, как один, выстроится отдать ему честь.

Так месишь его и месишь, а он все меньше, меньше, и вот — просто колбаска, теперь ему и рта не раскрыть.

Но одних маршалов мне мало. У меня в погребе порядочно колбас, которые раньше были важными людьми, для меня, казалось бы, недосягаемыми.

Но мой безошибочный инстинкт, зовущий к победе, оказался сильнее всех трудностей.

И если вокруг этой публики по-прежнему продолжается шумиха, я тут, честное слово, не виноват. Размалывать их дальше уже было просто некуда. Меня уверяют, что некоторые из них до сих пор в деле. Газеты печатают их речи. Неужели правда? Как это может быть? Они ведь упакованы. А все прочее — остаточные явления, в природе такое бывает, какая-то загадочная последовательность отражений и испарений, значение которых не стоит преувеличивать. Правда же, не стоит.

Они лежат себе спокойно в моем погребе и ни гу-гу.

Человекометалка

Еще у меня есть моя человекометалка. Отбрасывает людей далеко, даже очень. Главное — знать к ним подход.

Вообще-то, достаточно далеко их отбросить трудно. Честно говоря, достаточно далеко никогда не отбросишь. Они возвращаются к вам лет через сорок, когда вы соберетесь наконец-то пожить спокойно, а спокойно-то на самом деле им: они никуда не спешат, возвращаются неторопливо, как будто вышли на пять минут, чтобы вскоре вернуться.

На вертел

Одних — в металку, других — на вертел… естественный процесс. Того и гляди, останешься без стула. Гости угощаются. Нужны свободные места. Приходят новые гости. Куда девать старых? Ну куда их денешь? На вертел.

Так их теснят со стула на стул, с одного места на другое, и вот они перед камином. Чуть подтолкнуть, и — опля — на вертел!

Абсолютно естественный процесс. Чего-чего, а естественности тут — хоть отбавляй.

Вот поэтому они и не сопротивляются. Подхватят их ненавязчиво, но крепко-накрепко, и вот они уже скользят к жаркому проему. Сопротивляться им просто в голову не приходит. Они мирятся с происходящим, соглашаясь с его очевидной логикой.

Полезные инструменты: домашний гром

Можно и не истреблять всех детей в округе, есть более мирное средство — устроить непрерывный гром в той квартире или комнате, откуда несутся грозящие вашему покою вопли.

Тут нужны серьезные грохотальные мощности (можно кое-что заимствовать из наблюдения за большими оркестрами). Но если уж дело пошло, дальше все получится само собой, причем может длиться долго — и через этот звуковой заслон не пробьется уже никакой крик. Лучше обойтись без фанфар, ведь от медных, даже воображаемых, может заболеть голова. А тогда, спрашивается, зачем было стараться?

С помощью грома, если он хорошо управляется, можно вынести часа полтора по соседству с детишками, их забавами и воплями. Дольше уже тяжело.

Лучше просто переехать.

Кстати, держитесь подальше от школ. Школы даже через двадцать лет еще будоражат воспоминания.

Пулемет пощечин

Как вы можете догадаться, пулемет пощечин я изобрел для использования в семейном быту. Я изобрел его без предварительных размышлений. Просто злость вдруг слетела с моей ладони, словно перчатка ветра,{116} словно две, три, четыре, десять перчаток в одно дуновение ринулись со страшной скоростью с кончиков моих пальцев и устремились к цели — злосчастной физиономии, на которую и не замедлили обрушиться.

Такое многократное извержение моей ладони меня удивило. Это в самом деле была не одна пощечина и не парочка. А я ведь по натуре человек сдержанный и срываюсь, только когда разозлюсь до ужаса.

Настоящий вулкан пощечин, с камнепадами и тряской, хотя рука моя в это время оставалась абсолютно неподвижной.

В этот день я приобщился к магии.

Человек наблюдательный мог бы кое-что заметить. С моих пальцев брызнуло что-то вроде электрического разряда, который накопился и исчез в одну секунду.

Честно говоря, кузина, поднявшая меня на смех, как раз успела открыть дверь и выйти, когда я внезапно осознал тяжесть оскорбления и с некоторой задержкой ответил ей градом пощечин, которые самым натуральным образом соскользнули с моей ладони.

Так я открыл пулемет пощечин, назовем это так — более точное название придумать трудно.

С тех пор, только появится эта нахалка, пощечины, как осы, несутся с моей ладони в ее сторону.

Это открытие стоило того, чтобы выслушать ее гнусные нападки. Вот почему я советую временами проявлять терпимость в семейной жизни.

Свобода действий

Я больше не путешествую. Да и что интересного в поездках?

Не то это. С поездками вечно что-то не то.

Я и сам могу себе устроить эти их дальние страны.

А то, с их подходом к делу, всегда получается куча лишнего.

Столько сил потратили без толку: нью-йоркцы — на свои небоскребы, которые ничего не стоит облететь, китайцы — на пагоды и на всю свою хваленую культуру. А я вот завел Китай у себя во дворе. Так проще наблюдать. И они не пытаются меня надувать, как сделали бы там, у себя, под защитой своей ксенофобской пропаганды. У меня они тихонько занимаются своим делом. Деньги им платят — и хорошо. Больше им ничего и не надо, только плати. Так им удается растить свое многочисленное потомство… если я оставляю им время. Но и без денег им это все равно удается, тогда потомство может стать еще более многочисленным — от нищеты и покорности судьбе. Приходится даже меры принимать.