Благодарю за этот миг - Валери Триервейлер

Ответ, разумеется, отрицательный. Сначала он пытался обосновать отказ моим состоянием, затем просто отрезал: это невозможно с политической точки зрения. Все ясно: я ему там не нужна. Тогда как сама я готова перенести любые взгляды окружающих, и просто любопытные, и злорадные.

Через три месяца после выхода из больницы, 24 марта, в день первого тура муниципальных выборов 2014 года, я проснусь в слезах. Не быть рядом с ним в такой день! Эти выборы разбудят во мне счастливые воспоминания о том, как мы делили с ним волнение в такие моменты или как вместе радовались встречам с друзьями во время “летних университетов” Социалистической партии в Ла-Рошели.

В течение двадцати лет я посещала вместе с ним все главные политические мероприятия. Сначала как журналистка, затем как его подруга. Мы прошли вдвоем все основные этапы его политической карьеры. Пережили их во всей полноте. И с каждым годом становились ближе друг другу, вплоть до того дня, когда началась эта история, когда все рухнуло.

Теперь этому конец. Он не желает видеть меня там.

Я настаиваю:

– Я поеду на своей машине.

Сколько раз я ездила по этой дороге, одна за рулем, и днем и ночью! Тогда я была способна вести машину пять часов кряду, ради короткого момента близости, украденного у его работы, с тем чтобы потом снова мчаться назад по той же трассе А19. Опьяняющие мгновения, какие может подарить только безумная любовь.

На следующий день, прикованная к постели усталостью, я с трудом сознавала, что со мной происходит. Еще через день – когда я собиралась ехать в Тюль – мне становится еще хуже. Я не могу даже встать. Стоит мне ступить на пол, как я падаю. Сегодня со мной должна обедать Валери, супруга министра труда. Ей приносят сэндвич, мне – надоевший больничный поднос. Я с трудом удерживаю вилку и еще хуже поддерживаю разговор. Борюсь с подступающей сонливостью: мне не хочется испортить нашу встречу. Но все напрасно. Я сдаюсь. Она уходит, я засыпаю.

Давление у меня упало ниже некуда. Причину я пойму только много позже. Мне давали огромные дозы снотворных, чтобы помешать уехать в Тюль. И мои сосуды не справлялись с таким “передозом”…

Врач боится доверить мне руль. “Вы не дойдете даже до конца коридора!” – твердит он. Несколько раз мы ругались с ним чуть не до драки и приходили к соглашению лишь благодаря эспрессо! Здесь только он один умеет варить по-настоящему хороший кофе и позволяет мне выпивать обычную ежедневную порцию ценой каких-то уступок с моей стороны.

В глубине души я к нему хорошо отношусь, к этому грубияну. Мне симпатична его откровенность, и я чувствую, как ему неприятна вся эта история. Позже он мне расскажет, как ездил в Елисейский дворец к президенту с докладом о моем состоянии. Не знаю, чем закончился их разговор: может быть, тогда-то и была задумана операция “анти-Тюль”.

Мне ничего не хочется, я не замечаю проходящего времени. Медсестры помогают мне преодолеть депрессию, всеми силами стараются меня взбодрить. Каждое движение – встать, принять душ, причесаться – стоит мне тяжких усилий. Но они меня тормошат: “Не расслабляйтесь!” Прежде они видели во мне первую леди, следившую за своей внешностью, – а теперь перед ними жалкая, опустившаяся баба, неспособная даже сменить пижаму. Они дают понять, что по-человечески сочувствуют мне, а не просто выполняют свои обязанности.

Наступает день выписки. Мне предстоит долечиваться на вилле “Ла-Лантерн”, в бывшей резиденции премьер-министра, находящейся с 2007 года в распоряжении президентов Республики. Это спокойное место рядом с Версальским парком.

Операция “выписка” продумана до мельчайших деталей, с тем чтобы избежать налета папарацци. Напоминает возвращение тайного агента на родину. Опираясь на руку офицера службы безопасности, с трудом передвигая ноги, я медленно бреду по коридору. Естественно, мы выходим не из центрального подъезда. Приняты еще и дополнительные меры: машина, которой мы обычно пользуемся, сегодня едет впереди нашей – для отвода глаз.

Операция проходит успешно. Телеоператоры и фотографы, столпившиеся перед особняком “Ла-Лантерн”, едва успевают заметить автомобиль с тонированными стеклами, промчавшийся по аллее, и ничего больше. Они не увидят даже мою тень. Да, это подходящее слово: я теперь всего лишь тень.

С удовольствием смотрю на это место: я его очень люблю; здесь, в этом мирном доме с высокими окнами и залитыми светом комнатами, в окружении старых развесистых деревьев, проходили самые счастливые дни моей жизни рядом с президентом. Меня встречает пара сторожей – нет, лучше назвать их ангелами-хранителями. Они ухаживают за усадьбой уже двадцать пять лет. И повидали здесь немало премьер-министров, прежде чем Николя Саркози передал этот райский уголок президентам. Они были свидетелями многих тайных совещаний, семейных праздников и, без сомнения, драматических событий. Но из них лишнего слова не вытянешь. Они никогда никого не предавали, никому не рассказывали никаких подробностей. Я любила пить с ними кофе по утрам, мы часто болтали – обо всем и ни о чем. И всегда это были приятные моменты. Они видели, как я одинока.

Один из молодых врачей Елисейского дворца круглые сутки дежурит в соседней комнате, наблюдая за моим давлением и давая анксиолитики и транквилизаторы. Я до сих пор плохо держусь на ногах. Когда я встаю, у меня кружится голова, и приходится немедленно сесть. Однажды утром я чуть не упала и с тех пор веду себя осторожно.

Каждый день меня навещает кто-нибудь из друзей. И конечно, родные. Они не рассказывают мне всего, что творится за стенами этого дома, оберегая от своры любопытных, от бредовых домыслов и скандальных фото на первых полосах газет. В один из солнечных деньков мы с матерью и сыном прогуливались в саду, не зная, что папарацци засели даже на деревьях. Им удалось заснять нас только со спины, тем не менее один из таких снимков с удовольствием напечатал некий желтый журнал. Медийная машина работает в полную силу. И жадно заглатывает любую бытовую подробность, даже самую незначительную.

Прошлым летом я часто бывала здесь одна, пока Франсуа работал в Париже, и у меня вошли в привычку долгие велосипедные прогулки. Мы с моими охранниками стали почти чемпионами. Ежедневно проезжали по тридцать семь километров через Версальский парк и лес, фиксируя время и стараясь каждый день хоть немного да увеличивать скорость. Нас ничто не останавливало, даже дождь. Это было счастье, которое никогда не надоедало.

На 15 августа[4] Франсуа приехал ко мне в “Ла-Лантерн”. Наконец-то он позволил себе несколько дней отдыха. Конечно, весьма условного. Он с трудом отрывался от своих бумаг и не желал выходить за ограду усадьбы. Прогулки сводились к двум-трем кругам по саду. Что касается меня, то я не отказалась от своих велопробегов. Папарацци так и кишели вокруг, на каждом метре парка. Два или три дня спустя в “Паризьен” появилось мое фото на велосипеде.