Змей из-под пространства - Михаил Пухов

— Таким образом, источником воздействия при объективно-субъективных явлениях служит внешняя, объективно существующая реальность, — говорил между тем психолог. — Или, как мы ее называем, внешняя среда. В то же время приемником такого воздействия может служить только психика человека или другого живого существа. Как мы говорим, внутренняя среда субъекта. Именно поэтому подобные процессы, как правило, не поддаются аппаратурной регистрации…

— Но я, в данном случае… — попытался вставить Штуб.

Пинчук махнул на него рукой:

— Именно поэтому важны все подробности, Михаил Кристофорович. Предыстория пищи, которую вы употребили за завтраком, может сыграть не меньшую роль, чем, допустим, режим работы климатизатора в соседнем помещении. Пути тонкого взаимодействия внутренней и внешней среды настолько многообразны, что без комплексного подхода любая попытка ответить на произвольный вопрос не может кончиться ничем, кроме провала… Если бы было иначе, мое присутствие здесь потеряло бы всякую целесообразность…

«Как говорит! — с восхищением подумал Гудков. — Самое удивительное, в его словах не так мало смысла, как кажется».

— Началось это почти ровно месяц тому назад, — рассказывал Штуб. — Не знаю, правда, смогу ли я что-то добавить к докладной записке, которую я составил и передач по инстанции. И, вы уже понимаете, совершенно не помню, что кушал в тот день на завтрак. А после завтрака проверял приборы в астрономическом отсеке. Это, если говорить откровенно, обычная ежемесячная профилактика. Да. Купол там совершенно прозрачный. Как и сейчас, была ночь. — Он ткнул пальцем в направлении иллюминатора. — Такая же великолепная, звездная ночь. Да. Я поработал немного, потом оторвался от аппаратуры, поглядел вверх…

— Зачем и почему вы это сделали? — тоном комиссара Мегрэ спросил Пинчук, хлопнув ладонью по большому блокноту, который только что извлек из своей объемистой папки и раскрыл на чистой странице.

Закон Ньютона сработал незамедлительно — психолог взмыл к куполу, нелепо болтая ногами. Наташа вскрикнула. Потолок отбросил психолога вниз. Гудков перехватил его над столом и усадил на прежнее место.

— Вы пристегнитесь, — сдерживая улыбку, посоветовал он. — Очень здорово помогает.

Пинчук затянул ремень и подозрительным взглядом обвел присутствующих.

— Зачем и почему вы это сделали? — тоном ниже повторил он.

— Я, конечно, отвечу, — сказал, помолчав, Штуб. Веселые искорки в его глазах угасли, лицо стало обыденно мрачным. — Но давайте сразу договоримся. Вы ни в чем меня не подозреваете, вы сами это признали. Я, конечно, вам верю. Но давайте с вами договоримся — не надо меня ловить. Вы хотите внести вклад в свою науку, и я, вы уже понимаете, с удовольствием вам помогу. Но только при этом условии. Мы с вами договорились?

— Хорошо, Михаил Кристофорович, — сказал Пинчук, раздосадованный допущенной оплошностью. — Конечно, никто и не собирался вас… ловить. Но почему все-таки вы это сделали?

— Ну, право, я затрудняюсь, — сказал Штуб. Он почувствовал себя увереннее, даже лицо выглядело теперь менее мрачным. — Впрочем, если говорить откровенно, меня что-то толкнуло. Да. Словно кто-то посмотрел мне в затылок. Я работал с приборами, и вдруг какой-то подсознательный импульс заставил меня посмотреть вверх…

— Подсознательный импульс, — с удовлетворением произнес Пинчук и сделал пометку в блокноте. — Отлично. А вы говорите — к докладной нечего добавить.

— В докладной записке, которую я составил и передал по инстанции, все это есть, — возразил Штуб. — Конечно, я мог выразиться недостаточно точно.

— Понимаю, — мягко сказал Пинчук. — Продолжайте, пожалуйста, Михаил Кристофорович.

— Хорошо, я продолжаю. Там, наверху, сначала ничего не было. Если говорить откровенно, я не увидел там ничего, кроме этого великолепного звездного неба. Да. И вдруг, совсем невысоко, прямо надо мной возникла светящаяся точка.

— Вы уверены, что невысоко? Откуда вы это знаете?

— Я ничего не знаю, но она очень быстро раздувалась. Не с Юпитер же ей было быть. Я понял, что она близко. Потом, все это великолепно зафиксировали приборы.

— Приборы? — переспросил Пинчук, почему-то разочарованно. — Эти, что ли, радары?

— Нет, радиолокаторы лишь отметили появление объекта, но дистанции не зафиксировали. И размеров. А вот оптические дальномеры — их на маяке три сработали великолепно.

— И что же они показали?

— Около десяти километров. Это выяснилось сутками позже, когда я смотрел их данные. Да, ни больше ни меньше. Как и написано в докладной записке, которую я составил и передал по инстанции.

— И это еще где-нибудь зарегистрировано? — с непонятной надеждой в голосе поинтересовался Пинчук.

— Конечно. Все показания записываются на магнитную ленту. И с приборов, и с голоса, когда я что-нибудь говорю.

— Хорошо, хорошо. Записи мы посмотрим потом. А что произошло дальше.

— Дальше, вы понимаете, светящаяся точка росла. Я заметил, что это уже не точка, а светящаяся пульсирующая сфера с малюсеньким темным ядрышком. Вроде шаровой молнии.

— А вы до этого ее видели?

— Кого?

— Так называемую шаровую молнию.

— Но мы же с вами договорились — не надо меня ловить! — неожиданно возмутился Штуб. Пинчук поспешно сделал успокоительный жест. — Да, если говорить откровенно, то нет. Но довольно много читал… Интересовался. Я очень люблю различные загадки природы.

— Много читали. — Пинчук сделал пометку в блокноте. — Ясно. И она что же, росла только за счет приближения?

— Нет. Правда, невооруженным глазом это не определишь. Но когда я сутками позже смотрел данные дальномеров — а они сработали великолепно, выяснилось, что размеры сферы действительно увеличивались. А расстояние оставалось приблизительно постоянным. Да. Достигнув предельного диаметра около двенадцати метров — сфера начала деформироваться. Если говорить откровенно, она вытянулась, превратилась в длинный цилиндр. Он все время извивался. Будто громадная пожарная кишка или, как там ее, анаконда.

— Или такая большая пиявка, — вставила тихонько Наташа.

Она до этого сидела молча, подперев подбородок маленькими кулачками, и внимательно слушала, как ее отец изворачивается под допросом психолога. Отец оборонялся достойно, она уже почти совсем успокоилась и даже изредка, отвлекаясь, украдкой поглядывала на Гудкова. Что ж, «командир конвойного катера» звучит действительно несколько лучше, чем «мой пилот»…

— А разве вы присутствовали при этом явлении? — с подозрением спросил Пинчук.