Redrum 2016 - Александр Александрович Матюхин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эмоций и чувств к двадцати пяти в нём было гораздо больше, чем прежде, хотя по общечеловеческим меркам, он был не теплее зеркальной поверхности. Паренёк, часами просиживавший у пруда и смиренно ждавший, нетерпеливо кружил по номеру.
Дверь была совсем рядом!
Не в силах оставаться на месте, он выбежал в ночь, и блуждал тёмными киевскими закоулками. Он не слышал, как они приблизились — лишь, когда снег хрустнул за спиной, он опомнился.
Перед ним, в зловонной подворотне, стояли две мужские фигуры.
Химичев взял себя в руки и спокойно, даже высокомерно, поглядел на мужчин.
— Вы меня не узнали? — вскинул он бровь.
— Узнали, Юфа, прекрасно узнали, — проскрипел голос.
— Вот и чудно, — Химичев хотел пройти мимо, но его толкнули в снег. Впервые с тех пор, как он вырвался из интерната, к нему применяли физическую силу.
— Мы говорили тебе не появляться в Киеве? — мрачно спросил один из типов.
— Но я не Юфа…
Мужчина вытащил пистолет с глушителем и дважды выстрелил. Обе пули попали в левую сторону Фединой груди, выбив из его куртки красные перья и фонтанчики крови. Федя дёрнулся и замер на темнеющем снегу.
В небытии он видел людей с зеркалами вместо лиц, и отражения создавали бесконечные чёрные воронки, похожие на беззвучно кричащие пасти…
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Химичев очнулся на больничной койке три дня спустя. От его грудной клетки тянулись трубочки, ведущие в бутылку с раствором. Содержимое бутылки булькало при каждом его вздохе, и дышать было неприятно, а кашлять — невыносимо. В палату ворвалась ватага медиков, и главный сказал, потирая руки:
— А вот и наш феномен!
— Что… произошло? — слабым голосом спросил Федя.
Седой врач по-отцовски улыбнулся:
— Произошло то, что вы уникальны, Фёдор Сергеевич!
Химичев отметил: врач называет его настоящее имя.
— И ваша уникальность спасла вам жизнь. Дело в том, дорогой мой, что вам посчастливилось иметь врождённую аномалию, так называемую декстрокардию. А мне, признаюсь, посчастливилось заполучить пациента, о котором мечтают многие светила науки. Ведь транспозиция органов — явление чрезвычайно редкое!
Медики закивали. Смотрели они на Федю почти с любовью.
— Не понимаете? — сладко пропел старый доктор. — Всё просто и удивительно, как сама природа! Ваши внутренние органы, молодой человек, расположены зеркально. Сердце — справа, а печень и селезёнка — слева. Кровеносные и лимфатические сосуды, нервы, кишечник также инвертированы. И если бы не это чудо, вы бы давно были мертвы.
Химичев сдавленно поблагодарил врача и прикрыл глаза. Он думал об улетающем самолёте, ускользающей цели.
Он провёл в больнице месяц, проштудировал словарь итальянского языка и взялся за латынь. Врачи в нём души не чаяли, а родственники других пациентов, путаясь, приносили ему соки и еду. Незадолго до выписки он переспал со своей последней женщиной, медсестрой Кариной.
Карина жадно целовала его в губы, гладила повязки и называла «мой Брюс Ли». Она была уверена, что он азиат.
В мае он повторно купил билет на самолёт «Киев-Рим» и без сантиментов попрощался с Украиной.
Вечный город тепло встретил гостя. По-итальянски он говорил бегло, и надо ли упоминать, что римляне принимали его за земляка. Позаимствованных у киевского бандита денег хватило, чтобы снять домик на тенистой улочке. К вечеру соседи уже приветствовали его, как старого знакомого.
Он устроился на работу в библиотеку возле Дворца конгрессов.
Начальник, профессор Альдо Доминичи, помог ему получить пропуск так же и в библиотеку Ла Спиенца, старейшего университета, основанного в 1303 году Папой Бонифацием VIII.
Сеньор Доминичи не выговаривал имя «Фёдор», и потому называл его Раф, в честь актёра Рафа Валлоне, на которого, по мнению профессора, был чертовски похож библиотекарь.
И вновь челябинский сирота погрузился в книги. Он допоздна засиживался над изъеденными пожелтевшими страницами и домой приходил обессиленный.
Проводить пятничные вечера в компании с профессором он начал не из желания иметь друга, и уж конечно не от одиночества. Дружба с Альдо Доми-ничи сулила выгоду, ключ к разгадке и ключ в прямом смысле слова. К тому же учёный помогал ему осваивать латынь.
Они прогуливались по римским улицам и говорили о поэзии. Профессора впечатлило то, что подопечный помнил наизусть целые отрывки из Данте. Как бы он впечатлился, узнай, что Федя прочитал «Божественную комедию» только из-за упоминания в ней зеркала.
Иногда японские, американские, австралийские туристы примечали Федю и махали ему руками…
— Hello, Billy!
— Didn’t expect to see you here, Kevin!
С лёгкой руки мамы участкового Говоруна в свидетельстве о рождении Химичева значилось 10 августа — день, когда его нашли. Он перестал отмечать эту дату с тех пор, как уехал из Москвы, и не ждал подарков, и не нуждался в них.
Но в день двадцатисемилетия он получил от профессора заветный ключ.
— С помощью него, — сказал Доминичи дрожащим голосом, — ты сможешь в любое время попадать в закрытый библиотечный архив.
После этого, прижав Химичева к фонтану с наядами, сеньор Доминичи впился в его губы долгим мокрым поцелуем. Профессор был геем, но — Хи-мичеву повезло — импотентом, и спать с ним не пришлось.
Зима 2002 года отметилась двумя важными событиями.
В построенном при Муссолини музее открылась выставка зеркал. Стряхнув с себя книжную пыль, Химичев часами бродил по галерее, словно дегустировал своё отражение. Величественные перламутровые рамы барокко, строгая оправа ампира и, главное, средневековые муранские зеркала, помутневшие от времени, покрытые сетью трещинок. Дефект накладывался на отражение, будто прошлые эпохи затеняли Федю Химичева.
Здесь он задумался над тем, кто же он. Существует ли настоящий Федя, или он лишь кривое зеркало? Человек, похожий на чьего-то сына, чьего-то зятя, Эммануила Робертовича… Не живущий сам по себе. Что если под слоями амальгамы ничего нет? И — его пробрала дрожь — что если за дверями в конце ледяного туннеля — тоже нет ничего?
Выставку он покидал подавленный, смущённый. Он пока не знал, какое поворотное событие поджидает его в глубине архива.
«Secretum speculo» — «Тайное зеркало». Так называлась переплетённая в кожу книга, обнаруженная им поздним февральским вечером.
Герметический трактат, написанный в XVI веке алхимиком Лафкадио Ди Фольци. Ди Фольци был монахом-доминиканцем, химикусом и естествоиспытателем. Он неоднократно посещал Византию, изучал цивилизацию востока и наследие античности. Главной страстью его жизни были Тайные Двери, speculi, зеркала.
И, одержимый той же страстью, Химичев сгорбился над трактатом. Он водил
