Дворянин великого князя - Роберт Святополк-Мирский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Прошло не больше минуты, как Патрикеев вернулся и объявил:
— Василий Медведев, государь.
Спустя много лет великий князь, вспоминая по разным поводам первую встречу с Медведевым, постоянно мучился вопросом: почему она так прочно засела в памяти, что же было особенного в этом даже еще не мужчине — юноше, — то ли его уверенная твердая поступь, когда он приближался к великокняжескому трону, то ли этот поклон — низкий, почтительный — ни к чему не придерешься — и все же совсем не такой, как у московских придворных, или быть может, запомнилась нарушающая этикет какая-то наивная естественная свобода, с которой он оперся левой рукой на рукоять длинного меча, выпрямившись после поклона…
Иван Васильевич принял обычную для официальных приемов величавую позу и посмотрел в глаза Медведева суровым, пристальным взглядом, от которого обычно опускают взор придворные бояре, однако Медведев спокойно выдержал этот взгляд, а великий князь повнимательнее разглядел смуглое, продолговатое лицо, светлые, будто выгоревшие на солнце волосы, а в больших серых зрачках обнаружил почти детское любопытство, толику лукавства, но ни тени страха, волнения или притворного восхищения, которые так часто выражают глаза людей, удостоенных чести впервые предстать перед самим Государем-батюшкой…
— Мне говорили, что ты хорошо показал себя в
Новгороде.
— Я только выполнял приказы, государь.
— И справился один с пятью изменниками в
купеческом доме?
— Да, государь, только пятеро сопротивлялись.
Остальные- сдались.
— «Только пятеро»?
— Бывало, государь, я стоял и против дюжины.
Хвастун. Мальчишка. Но ум живой и быстрый.
Нeробеет, за словом в карман не лезет. Может,как раз такой и нужен? — Ты, верно, небогат?
— Добрый конь да этот меч — все мое состояние, государь.
Великий князь едва сдержал улыбку, разглядывая очень старый меч в потрепанных кожаных ножнах, стянутых почерневшими от времени овальными кольцами из дешевого серебра низкой пробы. Если еще и коню столько же лет…
— Должно быть, твой меч помнит времена моего прадеда, светлой памяти князя Дмитрия, прозванного Донским. Нынче никто уже таких не носит — уж больно тяжел. Не трудно тебе с ним?
— Нисколько, государь. Этот меч мой дед, кузнец, выковал сам. Он изобрел какой-то секрет.Лезвие до сих пор не притупилось. В Куликовской битве дед сразил им две дюжины татар. Умирая,он завещал меч отцу, а отец — мне. С этим мечом,государь, я спокойно выхожу против татарской сабли и турецкого ятагана, равно как против тевтонского меча или фряжской шпаги. .
— Ну что ж, надеюсь, ты с честью сохранишь славу предков и умножишь их подвиги, не затупив столь чудесное лезвие…
Крики со двора отвлекли внимание великого князя, и он выглянул в окно.
Огромная толпа собралась внизу вокруг колокола, уже опутанного толстыми веревками — все возбужденно орали, размахивая руками, и наперебой давали друг другу советы, как лучше снять колокол с саней и поднять на высокую звонницу…
Ох уж эти советчики! — всегда-то они лучшевсех знают, как надо, а лишь до дела дойдет…Нет, нет, не надо слушать ничьих советов, поступать надлежит, как сам решил, и уповатьна милость Всевышнего.., Только так…
Иван Васильевич повернулся к юноше:
— Однако от сего дня ты больше не служишь в моем войске.
Медведев удивленно вскинул брови и тотчас склонил голову, скрывая смущение,
— Чем я заслужил твою немилость, государь?
— Напротив, Василий, милость. И немалую. Ты хорошо показал себя в борьбе с моими новгородскими врагами, а я ценю верных, преданных слуг и забочусь о них. Посему решил я пожаловать тебя и всех потомков твоих дворянским званием, а поскольку ты сирота, беден и неимущ — дам тебе в кормление земли. Иван Юрьевич, принеси, что нужно.
Патрикеев бесшумно вышел, плотно притворив за собой дверь, а великий князь снова направился к окну и, мельком глянув на Медведева, с удовольствием заметил в его глазах сверкнувшую сквозь удивление искру радости, и это было хорошо, это успокаивало…
Он тщеславен, у него есть слабости, а стало быть, ему можно доверять, ибо больше всего насвете следует опасаться людей, которые не проявляют своих слабостей —значит, умеют оченьхорошо скрывать их, а вместе с ними и еще что-нибудь, чего ты не знаешь и о чем не догадываешься, но что в самую неподходящую минуту может оказаться для тебя смертельно опасным.
Колокол уже висел на толстых веревках, слегка раскачиваясь, и сани медленно выезжали из-под него.
— Поди сюда, — не оборачиваясь, позвал великий князь. — Узнаешь?
— Это вечевой колокол Новгорода Великого,государь.
— Верно. Знак безвластия, раздоров и мятежа.Скольким смутам он был свидетель, сколько крови пролилось под его звон!.. Хотели новгородцы сами собой править — и что же? Издревле русский город чуть не отошел под власть литвинов,за Которыми стоит Польша, а издревле православный народ — под власть короля-католика! Я не мог допустить этого. Отныне вся новгородская земля — моя отчина, а Великое Московское княжество выросло вдвое — значит, стало вдвое сильнее! - и теперь вечевой колокол Господина Великого Новгорода будет наравне с другими бить здравицу в мою честь на моей кремлевской звоннице! Да, татары нас сильно ослабили… Потом вражда, усобицы, каждый за себя… Но уже мой прадед с твоим дедом показали на поле Куликовом совместную силу русских княжеств. А нам с тобой, Василий, равно как детям и внукам нашим, дело собирания земли продолжать надо. Надо, сынок, надо… Терпеливо, упорно и постепенно: шаг за шагом, село за селом, город за городом, княжество за княжеством — курочка по зернышку клюет… А уж как соберем поболе… — Великий князь крепко сжал кулак, будто хотел нанести сокрушительный удар невидимому противнику, и, не договорив, застыл на секунду, глядя поверх золотых маковок кремлёвских церквей куда-то в ему одному ведомую даль, потом медленно разжал пальцы, погладил переносицу и, казалось, решил переменить тему: — После покорения Новгорода нам некого опасаться с севера и востока, а благодаря таким людям, как твой покойный отец, мы крепки на юге.
Он помолчал, потом тихо, но выразительно добавил:
— Теперь нам нужен Запад.
Брови Медведева едва заметно дрогнули, и тут великий князь, резко повернувшись, стал горячо и быстро задавать ему вопросы — один за другим, — почти не дожидаясь и не слушая ответов-
— Скажи, Василий, ты знаешь, какие земли составляют основную часть Великого Литовского княжества?
— Русские, государь.
— А язык, который считается в том княжестве державным и коим говорит три четверти его жителей — какой это язык, Василий?
— Русский, государь.
— А может, ты мне скажешь, какую веру исповедует большинство подданных этого княжества?
— Православную, государь.
— Верно, Василий, все верно… Вот я Божьей милостью именуюсь: Великий князь Московский и Русский. А помнишь, как звучит полный титул
короля Казимира IV?
— Да, государь. Король польский, великий князь Литовский и русский.
— Вот видишь, Василий, — «и русский»».
В голосе великого князя прозвучала глубокая и, казалось, искренняя горечь. Теперь он заговорил медленно и печально, будто на похоронах;
— Одна земля, один язык, одна вера, и два великих князя. Хорошо ли это?
Медведев молчал.
Колокол медленно и осторожно начали поднимать на звонницу.
Великий князь некоторое время наблюдал за неторопливым, плавным движением колокола вверх, потом вздохнул и решительно повернулся к Медведеву:
— Ты вырос на рубеже, и его обычаи тебе хорошо известны. Я посылаю тебя на другой рубеж.Самый западный. Твои земли вдаются клином в земли Великого княжества Литовского, а рубежом служит река Угра. Твои соседи на том берегу —князья Вельские и их люди. Не скрою — будет трудно. Каждый день там полыхает пламя порубежной войны — войны необъявленной, но жестокой и беспощадной, как все войны. Земля, которой я тебя жалую, прошлой осенью лишилась хозяина. Он поссорился с кем-то на той стороне, и вот — ты знаешь, как это бывает — наследников не осталось. Теперь это будет твоя отчина. Надеюсь, ты не допустишь, чтоб тебя постигла участь прежнего владельца. А когда окажешься на месте, помни главное — за Угрой тоже русская земля и русские люди. И если они служат королю Казимиру… то это лишь по их неразумению и не более…
Великий князь помолчал, наблюдая, как поднятый колокол втаскивают под арку звонницы, затем продолжал, будто беседуя сам с собой:
— Я ведь не могу пойти на Казимира войной,чтобы огнем и мечом вернуть наши земли… Я говорю «вернуть», ибо эти земли испокон веков бы ли русскими… И даже не потому, что, оттянув войско к западу, я обнажу южные рубежи… Не потому.Просто это снова означало бы усобицу — отец на сына, брат на брата смерть и разорение… Бог не простит мне этого. Нет-нет… Я же в молитвах моих уповаю на великую мудрость Всевышнего…