Подкидыш из прошлого (СИ) - Гала Григ

— Все я прекрасно знаю. Только свадьбы не будет. Вернее, вашей с Матвеем свадьбы. А наша обязательно состоится.

Арина с удовольствием вглядывалась в лицо сестры. Недоумение, боль и страх, промелькнувшие на нем, наполняли ее радостью и расплескивали неподдельное удовлетворение.

— Вот так-то, сестричка. Это, пожалуй, все, что я хотела тебе сообщить. Прости. Но скрывать дальше не было ни сил, ни желания, ни терпения. Да и Матвей просил не откладывать объяснение. Сам не хотел тебе делать больно. Уж очень жалеет тебя. Но не более того. Прости нас обоих. И порадуйся за нас.

Небо рухнуло и придавило Ксюшу к постели. Язык онемел, и на ум не приходили никакие слова. Мозг взорвало миллиардами обрывков мыслей. Но ни одна из них не оформлялась хотя бы в одну законченную фразу.

Ксюша недоверчиво смотрела на сестру. Наконец, она с трудом смогла выговорить:

— Пппошла вон, мммерзавка… — и лишилась чувств.

***

Ксения

Открываю глаза и не могу понять, где я и что со мной.

Все вокруг белое. Рядом штатив с капельницей. На тумбочке — лекарства в пластмассовом контейнере. С трудом, но соображаю, что я в больнице. И это в меня по трубочке капает какая-то жидкость.

Пытаюсь шевельнуть рукой и ощущаю ужасную слабость.

Позвать что ли кого-нибудь? Пусть объяснят, что со мной произошло.

Хочу крикнуть. А голоса нет. Во рту сухо. Язык прилип к нёбу.

Сдаюсь, понимая, что ни позвать на помощь, ни встать не получится. Лежу, тупо уставившись в потолок. Слезы беспомощности стекают по щекам. Я это чувствую. Но все равно ничего понять не могу. Может быть, я умерла? Может, я уже ТАМ? Нет, не может быть. Говорят, ТАМ хорошо. А мне почему-то очень плохо.

Мои грустные мысли прерывает появление женщины в белом халате. Врач, наверное, или медсестра.

— Очнулась? Вот и ладненько. Давно пора.

— Гггде… я и что…

— В больничке, милая. В третьей городской. Вот уже второй день.

— А почему я здесь?

— Обморочное состояние и…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Она умолкает. В палату входит седовласый мужчина. — Вам все расскажет Валерий Афанасьевич, Ваш лечащий врач.

— Ну-с, с возвращением, — бодро обращается ко мне, теперь уж точно, врач. — И как мы себя чувствуем?

Молчу. Пока не понимаю, насколько хорошо или плохо чувствую себя.

— Напугали Вы нас, милочка. Еле вытащили. Обильное кровотечение и, как следствие…

— Кровотечение? Меня что пытались убить?

— Успокойтесь, никто не собирался убивать Вас. Но утешительного мало. Самопроизвольный аборт, большая кровопотеря. Должен огорчить: вряд ли Вы сможете иметь детей.

— Аборт? Но я не была беременна.

— Бывает и такое. Срок небольшой, поэтому Вы могли не знать о наступившей беременности. Да, к Вам тут вторые сутки рвется молодой человек. Матвей, кажется. Пустить?

Всполох в глазах. Вижу имя, начертанное огромными красными буквами: МАТВЕЙ.

И уже как сквозь пелену слышу слова:

— С Вами все в порядке? Вы меня слышите?

Ощущаю похлопывание по щеке. Открываю глаза и произношу одно только слово:

— НЕТ!

— Что — нет? Так позвать молодого человека или…

— Я… никого… не хочу видеть, — произношу глухо, отрывисто и отворачиваюсь к окну.

Воспоминания того раннего утра безжалостно врываются в мое сознание.

Аришка в ярко-красном платьице. Коротком до такой степени, что непонятно, блузка это или все-таки полноценное платье. Ее страшные слова о предательстве Матвея. И ее — тоже.

Как больно.

Зачем я не умерла?

— Я не хочу жить!!! — слышу свой крик и проваливаюсь в темноту.

Глава 6

От NN

Выздоравливать Ксения не спешила. Вернее, вовсе не желала. Она подолгу всматривалась в серое небо, сплошь затянутое плотными осенними тучами. Ее душа и мысли были опутаны такой же мрачной серостью.

Она просила никого не пускать к себе. Но Елена Васильевна, вопреки ее просьбе, все-таки прошла в палату.

Увидев бледное обескровленное лицо дочери, она не смогла сдержать слез:

— Ксюшенька, как же так? Что произошло? И почему ты не позвала на помощь, когда тебе стало плохо.

Ксения молчала. Отвечать было нечего, ведь она сама толком не знала, что с ней приключилось. Из слов врача ясно было только одно: она по какой-то непонятной причине потеряла ребенка. Валерий Афанасьевич высказал предположение, что Ксения перенесла сильное потрясение. Это и послужило триггером для нервного срыва и, как следствие, — прерывания беременности.

— Ксюшенька, я понимаю, что тебе очень больно. Но ты еще молода. У вас с Матвеем еще будут дети.

Ответом на эти слова были слезы. Они медленно стекали по бледным щекам. И опять — ни слова.

— Ксюша, не пугай меня, скажи что-нибудь. И почему это ты не желаешь видеть Матвея? Он уже который день дежурит в коридоре. Вот цветы передал тебе.

Елена Васильевна кивнула в сторону тумбочки, куда только что положила букет ярко-красных роз.

Ксения едва сдерживала рыдания, рвущиеся из израненной души.

— Мам, прости, я устала… А цветы унеси. У меня на них аллергия.

— Скажешь тоже, аллергия. Никогда ее у тебя не было, — не унималась мать. — Да и Матвей обидится. Ну что ты? А?

— Уйди, мам… прошу тебя…

Не успела мать закрыть за собой дверь, как Ксения, уткнувшись в подушку, разрыдалась в голос. Ожидающий в коридоре, Матвей с надеждой посмотрел на Елену Васильевну. Но та, только сокрушенно покачав головой, вернула ему букет. И стала медленно удаляться, горестно утирая слезы.

Ей было невдомек, что своими словами она разбередила еще кровоточащую рану в сердце бедной девушки.

Матвей же, не в силах более находиться в подвешенном состоянии, решительно открыл дверь палаты. Сердце его сжалось от боли при виде рыдающей Ксении. Вся она стала как будто меньше. Такая слабенькая, исхудавшая и несчастная.

— Ксюша, солнышко, посмотри на меня…

Матвей осторожно дотронулся до плеча любимой. От его прикосновения по телу девушки словно прошел электрический разряд. Неведомо откуда появившаяся сила буквально подбросила ее на кровати. Резко повернувшись к Матвею, она скинула его руку с плеча. И, глядя куда-то мимо него, процедила с неизбывной горечью:

— Уйди. И никогда больше не подходи ко мне.

— Ксюня, лапушка, прости меня, идиота. Я виноват. Но я люблю тебя! Верь мне! Я не понимаю, как это могло произойти. Это было какое-то наваждение. Нет, мне кажется, что вообще ничего не было. Но Арина…

Последние его слова перекрыл крик. Крик горя, отчаяния и безысходности:

— Прекратииииии!

В палату вбежала медсестра. Грозно взглянув на Матвея, она взмахом руки выпроводила его из палаты. Сама уже набирала в шприц сильнодействующее успокоительное.

Матвей растеряно развел руками и тихонько прикрыл