Морской юмористический сборник - Валерий Ковалев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
У казармы все останавливаются, быстро перекуривают и заходят внутрь.
– Рот-тэ смир…! – вскидывается сонный дневальный у тумбочки.
– Молчи, дурак, – осекает его рыжий и тот удивленно пялится на необычную процессию.
Моряков заводят в обитую вагонкой бытовку, с несколькими гладильными столами, зеркалами на стенах и рядом стульев у стен. Они садятся и понуривают головы.
– Может морды умоете, а то видок у вас не того, – предлагает второй сержант, смуглый и с узким разрезом глаз.
– Отчего же, умоем, – кивает Осипенко, и задержанных препровождают в умывальник.
– Вы это, особо не расстраивайтесь, – усевшись на подоконник, говорит рыжий, наблюдая, как те снимают форменки и суют головы под краны. – Студенты тю-тю, уехали, так что потерпевших нету. Ну а мы не в претензии, ведь так, Казбек?
– Ну да, скалит белые зубы узкоглазый. – Какой разговор!
– Главное что б наш батя не залупнулся, – продолжает рыжий. – Это он приказал вас сюда доставить, вместо комендатуры.
– Зачем? – косятся на сержанта моряки.
– А хрен его знает, – пожимает тот плечами. – Наверное сам хочет разобраться.
Потом задержанных уводят и запирают в бытовке.
…Плотно пообедав в портовом ресторане, лейтенант Огнев с мичманом Умрихиным подъезжают на такси к КПП, расплачиваются и выходят наружу.
– Ну, все, Петрович, щас получим бинокли с хронометрами и домой, – благодушно заявляет офицер. Предъявив дежурному документы, они неспешно идут к административному зданию и бросают взгляд на стоящий в тени деревьев грузовик.
– Что-то наших бойцов не видать, – говорит мичман.
– Дрыхнут, наверное, где-нибудь на травке, – хмыкает Огнев, и они исчезают за дверью.
– Через несколько минут, изрыгая маты, начальники выскакивают обратно и рысью несутся к машине.
– Заводи, твою мать! – орет Огнев, хлопает дверца, взвывает двигатель и грузовик выезжает с территории складов.
– Ну с-суки, мне ж э в этом году старшего получать! – трясет лейтенант перед носом мичмана зажатой в руке бумажкой. Ты хоть понимаешь, что будет?!
– Тот молча кивает и промокает платком взмокший лоб.
– Куда ехать, товарищ лейтенант? – косится на разъяренного офицера водитель, притормаживая на развилке.
– В город, куда, – шипит Огнев, разглядывая намалеванную на бумажке схему.
Через полчаса, поколесив по городу, машина останавливается неподалеку от ворот уже известной части, и лейтенант выпрыгивает из кабины.
– Так, ты пока будь здесь, а то еще и этот смоется, – бросает он мичману и спешит к КПП.
Вскоре Огнев появляется снова, забирается в кабину и приказывает ехать обратно.
– Ну, как? – осторожно интересуется мичман.
– Хреново, – бурчит офицер. – Полковник у них зверюга, наорал на меня и требует командира.
– Да-а, дела, – озадачено бормочет Умрихин.
Пока Огнев звонит от дежурного в часть, мичман получает на складе оставшееся оборудование и загружает его вместе с водителем в кузов.
Затем грузовик снова выезжает за ворота и направляется в город.
На исходе второго часа у КПП останавливается новенький «УАЗ», из которого появляются старпом и штурман с кейсом в руке.
Огнев спешит навстречу и докладывает о происшествии.
– Мудило, – цедит капитан 2 ранга и вместе со штурманом исчезает за дверью.
О чем беседовали отцы-командиры неизвестно, но спустя некоторое время обе машины катили по шоссе в направлении Северодвинска.
А на следующее утро, после подъема флага, все шестеро героев этого рассказа, гремя ботинками, топали по причалу на гауптвахту. На полные пятнадцать суток.
Губари
– Подъем! – орет из коридора чей-то голос и на потолке тускло вспыхивает упрятанный под металлическую сетку фонарь.
В камере слышится недовольное бормотание, с жестких «самолетов» сползают темные фигуры и, напяливая на себя служившие одеялами шинели, зевают.
В низком мрачном помещении с забранным решеткой окошком и инеем по углам, их шестеро. Двое с бербазы, один с «пээмки», остальные с лодок.
– Поспать не дают, курвы, – хрипло басит один из бербазовских, со старшинскими лычками, извлекает упрятанный в «самолете»2 бычок, прикуривает и пускает по кругу.
Всем достается по паре затяжек и сон улетает.
– Интересно, куда сегодня погонят? – перематывая на сапогах портянки, – бубнит старший матрос с «пээмки» и сплевывает на бетонный пол.
– А нам татарам один хрен, что пулемет, что самогон, – сладко зевает один из подводников и дружески толкает в бок соседа.
– Ага, – кивает тот вихрастой башкой. – Одинаково с ног валят.
За массивной дверью камеры лязгает засов, и она с визгом открывается.
– Вторая, на оправку, – бурчит хмурый матрос с автоматом на плече и кивает головой на кишку коридора.
Вся шестерка выходит из камеры и в его сопровождении направляется в гальюн, совмещенный с умывальником. Там оглушительно воняет хлоркой и в бетонных «очках» пищат крысы.
Сделав свое дело, моряки ополаскивают лица под кранами с парящей от холода водой и утирают их подолами роб.
– В камеру, – бросает конвойный и ведет их обратно.
Потом начинается завтрак и каждый получает по кружке горячего кофе, миске гречневой каши и птюхе белого хлеба с кубиком масла.
– Опять эта каша, – брюзжит один из моряков с лодки и отпихивает от себя миску.
– Не скажи, – активно орудует ложкой сосед. – У нас на «пээмке» по утрам чай, «шрапнель» и черняшка. А тут лафа, жить можно.
После завтрака всех губарей заставляют вытащить из камер во двор «самолеты» – для проветривания.
– Хотел бы я знать, какая сука придумала эту хрень?, – таща на горбу свой лежак, – пыхтит один из матросов.
– А это, братишка, что б служба раем не казалось, – ухмыляется старшина.
В восемь утра арестованных выстраивают во дворе у высокой ограды, с караульной вышкой и часовым на ней, и перед шеренгами возникает сам начальник гауптвахты, прапорщик Чичкарев, в сопровождении начальника караула.
– Р-равняйсь! Смир-р-на!, – по петушиному орет он, и где-то за забором взлаивают собаки.
Грозно нахмурившись и скрипя начищенными ботинками по снегу, прапор медленно идет вдоль строя и уничижительно цедит, – кр-расавцЫ.
В нахлобученных на уши шапках, измятых шинелях без ремней и заправленных в яловые сапоги широких штанах, «красавцЫ» стоят с безразличным видом и тупо пялятся на начальство.
– Слушай наряд, лишенцы! – вернувшись к центру, извлекает из-за обшлага шинели бумагу Чичкарев.
– На снег – двадцать, на цемент – двадцать, в порт десять! – Разводите, старший, – кивает он начкару, прячет бумагу и отправляется внутрь, шмонать камеры.
Через десять минут три расхлябанных группы, первая из которых вооружена лопатами и скребками, в сопровождении конвойных выходят наружу и плетутся в сторону поселка. Там одна остается на площади у ДОФа и начинает вяло грести снег, вторая спускается к строительным складам, а третья направляется в сторону небольшого порта, что рядом с базой.
В ней все моряки из второй камеры и еще четверо арестованных.
– Вить, а ты уже работал в порту? – спрашивает матрос с лодки шагающего рядом старшину.
– Ну да, – кивает тот. – На прошлой неделе.
– И как?
– Сам увидишь, – заговорщицки подмигивает старшина и просит у конвоира закурить.
Тот, опасливо оглянувшись, достает из кармана мятую пачку «Примы» и сует старшине в руку. Губари на ходу закуривают, прячут сигареты в рукавах и топают дальше.
На территории заметенного снегом порта, где у бетонной стенки стоят несколько пришвартованных барж, группу встречает статная дама в финской дубленке и валенках.
– Прибыли, мальчики? – весело оглядывает она моряков. – Значит так, – показывает рукой в вязаной варежке на одну из барж. – До вечера нужно ее разгрузить. В трюме продукты, апельсины и вино. Справитесь?
– А то! – басит старшина и сдвигает на затылок шапку.
– О, Витя! – удивляется женщина. – Ты опять к нам?
– Ну да, Петровна, – разводит руками старшина. – Куда ж я от вас денусь?
Остальные переглядываются и одобрительно гогочут.
– Ну, тогда за работу, – говорит женщина. – Сейчас подойдет машина.
Весело переругиваясь и балагуря, моряки взбегают по трапу на баржу, отдраивают затянутые брезентом лючины и спускаются вниз.
– Ты смотри, сколько всего, – восхищенно тянет старший матрос с «пээмки», оглядывая заиндевевший трюм, доверху набитый всевозможными мешками, ящиками и коробками.
– «Марокко», – читает кто-то наклейку на одной из коробок. – А тут вино, – расплывается в улыбке усатый подводник и тычет пальцем в картонную коробку. – «Старый замок», нам такое в море дают.
– Ну ладно, кончайте треп, – покосившись на коробку, изрекает старшина. – Вино от нас не уйдет, а пока за дело. Ты, Васька, – кивает он усатому, – бери четверых и дуйте наверх. Будете принимать и грузить в машину. Ну, а мы тут «пошуршим».