Дикое поле - Андрей Посняков

Таксист попался неразговорчивый, все курил да слушал свой шансон… нет, не Азнавура или Жильбера Беко, и уж, тем более, не Брассанса, а то, что по российским радиоволнам обычно гоняют — песенки из жизни и быта уголовных зон. Чем подобная музыка народ привлекает, Ратников, честно говоря, не очень понимал — можно подумать, будто в России-матушке буквально каждый второй либо сидел, либо в самое ближайшее время сесть собирался.

А вот Ганзееву, кстати, нравилось! Ишь, сидел, головой в такт мотал… ну, оно и понятно — опер. С кем поведешься, от того и наберешься.

— Далеко еще? — дождавшись очередной паузы меж музыкальными номерами, негромко спросил Михаил.

— Да не очень, — водитель — лезгин или татарин — неопределенно хмыкнул и поправил на голове кепку. — К утру точно будем. Как рассветет, считайте — приехали. Вам там в какое место надобно?

— Сказали же — в детский лагерь! — Веселый Ганс неприязненно покосился на водилу.

— Там лагерей много.

— В «Рассвет», — пояснил Ратников. — Знаете, где это?

— В конце поселка, — таксист кивнул и снова закурил сигарету. — На окраине самой. Ничего — скоро уже доедем.

Снова все замолчали, а из колонок лился неумолчный шансон — «базар-вокзал» и все такое прочее.

— Светает уже… — Михаил показал вперед и чуть влево.

— Светает… — тут же согласился Василий, рад был, что дружок его хоть немного разговорился. — Давно хотел сказать, да как-то к слову не пришлось… Помнишь, о чем мы с тобой на озере говорили?

— Ну да, не забыл, — Ратников пожал плечами… даже, пожалуй, с некоторым удивлением. — А что?

— Так вот… так клиника, в Украине, что с бывшим директором детдома связана, — она ведь здесь рядом находится, в Токмаке — мы только что его проехали. Не сразу и нашли.

— А почему не сразу? — Михаил, видя усилия своего сотоварища, счел необходимым поддержать заявленную беседу.

— Потому что клиника-то — ведомственная! — довольно ухмыльнулся опер. — Какой-то «Физтехприбор», что ли…

— Вах! «Физтехприбор», говоришь, уважаемый? — неожиданно обернулся шофер.

Ганзеев хлопнул глазами:

— А что? Э, ты на дорогу-то смотри, уважаемый!

— Ха! Я эту дорогу с закрытыми глазами знаю… А на заводе «Физтехприбор» двадцать лет отработал, с младшего лаборанта начал. И сейчас бы работал, кабы не развалили все, уроды… Эх, и времена раньше были…

Водитель ностальгически вздохнул и даже чуть прикрутил звук, как видно, намереваясь предаться воспоминаниям.

— Такой заводище был — огромный! Поликлиника своя, ПТУ, три пансионата, больница — вы, верно, про нее сейчас и говорили — тоже в девяностые продали, прихватизаторы хреновы! Кстати, пионерлагерь этот, «Рассвет», куда вы едете, — он ведь тоже раньше физтехприборовским был. Во-он, видите — поселок? Еще километра три.

По краям шоссе потянулись заборы, ворота, частные домики, потом снова пошли тополя и снова заборы с воротами…

— Ну все, приехали, уважаемые, — заложив крутой разворот, водила остановил свою «семерку». — Сейчас багажник открою… Ага… Во-он туда, за тополя, гляньте-ка!

— А что? Это усадьба маркиза Карабаса?

— Сами вы маркизы, я извиняюсь… Это физтехприборовский санаторий… бывший. Ныне — уж и не знаю, кому принадлежит.

— Поня-атно! — усмехнулся Веселый Ганс. — Слышь, Миш — у них тут этот завод — вместо маркиза Карабаса, куда ни глянешь — все тут физтехприборовское.

— Так я ж вам и говорю — такой был заводище!

Взяв дипломат и рюкзак, приятели расплатились с таксистом и, переглянувшись, подошли к выкрашенным в тоскливый серовато-зеленый цвет воротам, с красно-белой вывеской «ДОЛ „Рассвет“». ДОЛ, да… Детский оздоровительный лагерь.

— Эй! — несколько раз нажав кнопку расположенного на стойке ворот звонка и не дождавшись результата, Ганзеев что есть мочи забарабанил по железным створкам кулаком. — Эй, есть тут кто?

Между прочим, уже совсем рассвело, и за лесополосой, над крышами поселка, выкатывалось ласковое желтое солнышко. Улыбалось, жмурилось — мол, что еще, лежебоки, спите? А вот, сейчас я вас!

— Чего хулиганите? — за оградою наконец показался сторож — худой и лохматый старик в потертой джинсовой куртке и малиновой баскетке с надписью «Ай лав Нью-Йорк». — Я сейчас в милицию позвоню!

Василий лишь ухмыльнулся, но «корочки» доставать не стал, лишь спросил — чего все спят-то?

— Солнышко-то — оно вон где!

— Солнышко-то вон где, а времени-то еще полшестого! — вполне здраво возразил старик. — Людям еще спать да спать, тем более — детям. Так что попрошу вас, граждане, не хулиганьте! А то ведь у меня этого того… быстро!

— Да ты, отец, не кипятись, — посмурнев лицом, вздохнул Ратников. — Мы ведь не просто так шумим — по делу приехали, издалека… Мальчик тут у вас… утонул…

— А-а-а, вон оно что, — сторож тут же завозился с запорами. — Так что ж вы сразу-то… Я ведь понимаю… Вы что же — родственники ему, значит… Ай-ай-ай… Артемка. Артемка — хороший парнишка… был. Эх, как же так… как же так-то…

Мише тоже очень хотелось поинтересоваться — а как же так-то? Но не у сторожа же спрашивать. А вот Ганзеев, ничего, спросил:

— А что, отец, как все случилось-то? Может, расскажешь?

— Да уж, чтой-то и я слыхал. Что знаю — поведаю. Во-он, в сторожку пока идите, сейчас я чайку…

— А тело-то, конечно, в морге, отец?

— А? Ах, да, да… там. В райцентре. Да тут недалеко, на шоссе выйдете — там и автобусы ходят, и маршрутки, да и так, на попутках можно.

— А тут мы просто вещи Артемины заберем…

— А как же! Я понимаю — память… Эх, ну, что ж за судьба такая злая, это ж надо — безвинное дите… Вон, на софу присаживайтесь. Сейчас, сейчас… В восемь у нас подъем, но вожатые и начальство раньше поднимаются — в семь. Планерка у них. Вот в это самое время они купаться-то и убежали… не иначе, как бес попутал! Ну, понятно еще было бы — кабы ночью, а то с утра пораньше вдруг. Сашок, вожатый, их и без того баловал — купаться каждое утро водил, хоть и не особенно близко тут.

— Чего же они поперлись-то?

— А поди знай! Я ж и говорю — бес.

Набрав в чайник воды из зеленого жестяного бачка, сторож достал из тумбочки пачку печенья, сухари, вазочку с сахаром. Развел руками:

— Уж попрошу, не обессудьте.

Ратников хотел было отказаться — как-то не до чая было, но передумал — зачем обижать старика?

— Так, значит, пацаны с утра купаться ушли, — между тем продолжал выпытывать Василий. — Пока вожатые на планерке были…

— Ну да, ну да, — сторож затряс головой. — Так. Втроем и убежали — Артемка и дружки его — Вовка с Русланом. А потом, уже в восемь, на подъеме, их и хватились — где да как? Сашок с вожатыми — живо к морю… А он уж, Артемка-то, и не дышит. Вовка-то с Русланом его вытащили — да поздно.

— Да-а-а, — сглотнув слюну, Ратников вытащил сигареты. — Слышь, отец, тебя как зовут-то?

— Иван Федотычем кличут.

— А я, стало быть, Михаил, отец Темки… приемный. А это — друг мой, Василий. Кури, Федотыч.

— Благодарствую.

Все трое закурили, меж тем поспел и чайник, старик Федотыч принялся заваривать какой-то особый чай с пахучими степными травами, мол, такого чая гости отродясь не пивали. Чаек и в самом деле оказался на удивленье вкусным, Миша выпил вприкуску сразу две чашки, а Ганзеев — три.

— Вещички Артемкины вам Матвеевна, начальница, отдаст… Может, вы и поговорить с кем хотите? Вчера милиция приезжала, Вовку с Русланом расспрашивали… а потом, вечером, родители за ними приехали, увезли. Мол, что уж им тут теперь… Понять можно.

— Та-ак… значит, дружков Темкиных здесь и нету!

— Нету, нету! Говорю же — родители вчера увезли. Они там друг другу какие-то родственники…

— Ага… — набычившись, кивнул Василий. — Ну, а место происшествия нам хоть кто-нибудь здесь может показать?

— Да хоть кто! Вон, хоть вожатого, Сашка, спросите.

Пока чаевничали, пока разговаривали, время и пролетело. В десять минут восьмого Федотыч привел гостей в кабинет начальницы лагеря, Алевтины Матвеевны, оказавшейся дамой лет под пятьдесят, весьма приятной наружности, из тех, кого в здешних местах называют — «бедовой». Типа — коня на скаку, и в огонь, и воду.

— Ай, ай, — едва узнав, кто перед нею, начальница тяжко вздохнула и даже смахнула слезу. — Вещички сейчас заберете… а пока садитесь, сейчас, я скажу — чайку…

— Да мы пили уже, спасибо. Федотыч, вот, угостил. Нам бы поговорить.

— Так вы присаживайтесь… Господи! Все мы виноваты, — женщина на пару секунд закрыла лицо руками. — За неделю до конца смены… да-а… Артем, Артем… хороший у вас парнишка, Михаил… э-э…

— Можно просто — Михаил.

— Да вы не стесняйтесь, спрашивайте, я ж понимаю — горе! Уж теперь, чем смогу… Вот, кстати, альбом, — начальница кивнула на лежащие на столе рисунки. — Тема ваш оформлял, с друзьями. Хотите забрать? Или… тяжело будет?