Время «Икс»: Пришельцы - Роберт Силверберг

Он ничего не имел против трудных вопросов, но, открывая книгу, верил, что автор попытается найти достойные ответы на них, и ожидал от Уэллса чего-то более убедительного, чем гибель непобедимых марсиан от неизвестной земной бактерии как раз в тот момент, когда армии Земли выдохлись и оказались беспомощны перед наступлением врага. Уэллс, конечно, проявил фантазию и описал все это довольно искусно, но «неправильно». Он не оставил простора для проявления людьми умения мыслить и мужества. Он лишь придумал такое стечение обстоятельств, когда одно внешнее событие перечеркивает другое, вроде как если бы ужасный ливень внезапно потушил разбушевавшийся лесной пожар, а пожарники стояли бы вокруг и ковыряли в носу.

Ну а сейчас, удивительное дело, книга Уэллса как будто ожила. Марсиане, самые настоящие, действительно приземлились, хотя, конечно, прибыли не с Марса. Возникли точно из ниоткуда — интересно, подумал Полковник, чем занималась в этот момент наша система раннего предупреждения, все эти летающие на орбите телескопы, которые, как предполагается, круглосуточно сканируют астероиды и прочие мелкие космические «подарки»? И вот теперь, судя по тому, что он видел на экране, если это, конечно, не розыгрыш, пришельцы расхаживают повсюду с видом завоевателей. Волей-неволей Земля оказалась втянута в войну, и, очевидно, с созданиями, владеющими гораздо более высокой технологией, раз они сумели долететь сюда с какой-то другой звезды, что для нас пока недостижимо.

Оставалось выяснить, конечно, что им тут нужно. Может, это вовсе не вторжение, а просто посольство, приземлившееся, скажем так, немного неуклюже, если учесть вызванные ими пожары. «Но если это война,— подумал Полковник,— и если эти создания имеют оружие и способности, выходящие за пределы нашего понимания, то мы получаем свой шанс найти решение той самой проблемы, которую сто лет назад Уэллс поставил и разрешил столь хитроумным способом».

Мозг Полковника тут же заработал, перебирая всяческие возможности, обдумывая, кому следует позвонить в Вашингтон, и задаваясь вопросом, позвонит ли кто-нибудь ему. Если в самом деле предстояла «война», а ему интуитивно казалось, что дело обстоит именно так, он не собирался оставаться в стороне.

Сама по себе война Полковнику не нравилась, он вовсе не жаждал оказаться вовлеченным в нее, и не только потому, что вот уже больше десяти лет назад ушел в отставку,— он никогда не поддавался очарованию войны. Грязное, тупое, отвратительное дело, свидетельствующее, как правило, о провале разумной политики. Его отец, Энсон II, Старый Полковник, участвовал — и весьма активно, о чем свидетельствуют полученные им шрамы,— во Второй мировой войне. И тем не менее уготовил всем троим своим сыновьям участь солдат. Старый Полковник любил говорить: «Люди вроде нас идут на военную службу, чтобы никто и никогда больше не воевал». Его старший сын Энсон всегда верил в это.

Иногда, впрочем, на вас нападают, не оставляя вам возможности выбора. И тогда нужно сражаться или погибнуть; похоже, сейчас наступило как раз такое время. В этом случае, несмотря на отставку, Полковнику было что предложить. В конце концов, психология чужеродных культур была его главной специальностью еще со времен Вьетнамской войны, хотя ему никогда даже в голову не приходила возможность столкновения с «такой» чужеродной культурой. И все же существовали определенные общие принципы, которые, вероятно, могут быть применены даже в этом случае…

Внезапно эти бесконечно повторяющиеся сцены на экране начали раздражать и даже злить Полковника. Он покинул дом.

При взлете самолет Кармайкла швыряли дикие порывы восходящих потоков воздуха. Поначалу возникло несколько неприятных моментов, но он легко справился; руки, казалось, действовали самостоятельно, получая импульсы из глубин подсознания. Это очень важно, считал он, чтобы пальцы, плечи, бедра знали, что делать, а не ждали приказаний от мозга. Путь от сознания к мышцам мог оказаться слишком долгим, и в критических ситуациях должно включаться подсознание — или ты будешь мертв.

По сравнению с тем, что ему пришлось пережить во Вьетнаме, это были сущие пустяки. Сегодня, по крайней мере, никто не будет обстреливать его снизу. Кстати, именно во Вьетнаме он научился всему, что знал о полетах в восходящих потоках горячего воздуха.

В сухие сезоны — так в болотистой южной части этой несчастной страны называли то время года, когда крестьяне выжигали жнивье на своих полях и на земле все горело и дымилось,— видимость даже днем не превышала тысячу ярдов. Но он-то по большей части летал ночью. Приходилось поднимать машину в небо и в дождливые сезоны, отличительной особенностью которых были густые завесы косого дождя,— время, почти столь же скверное для полетов, как и сезон выжигания полей. Вьетконговцы и их приятели из северовьетнамских батальонов предпочитали передвигаться в самую отвратительную погоду, когда ни один нормальный человек, по их понятиям, летать не станет. Ну и, конечно, Кармайкл как раз в это время оказывался у них над головами.

Уже тридцать с лишним лет, как эта война осталась для него позади, но она была все так же жива в памяти, точно последние шесть дней он провел в Сайгоне, а не в Нью-Мексико. Потому что, хотя Майк в своей семье и был «плохим мальчиком», отказавшись служить в армии, как от него ожидали, он, тем не менее, в достаточной степени был Кармайклом, чтобы даже не мечтать уклониться от выполнения своего долга, когда страна нуждалась в его помощи. Во время войны он служил в военно-воздушных силах и в составе легкой атакующей четвертой эскадрильи, действовавшей в районе Бинтай, летал на турбовинтовых «ОВ-10».

Он прослужил двенадцать месяцев — с июля тысяча девятьсот семьдесят первого по июнь тысяча девятьсот семьдесят второго. Этого, по его мнению, было вполне достаточно. «ОВ-10» проектировались как самолеты ближней разведки, но во Вьетнаме играли, скорее, роль авиационной поддержки, были оснащены ракетами, двадцатимиллиметровыми пушками и несли на борту гроздья бомб и много чего еще. С полным грузом их «потолок» не превышал трех с половиной тысяч футов. По большей части они летали ниже облаков, иногда почти задевая верхушки деревьев, не выше ста футов,— и так без выходных и праздников, в основном по ночам. Кармайкл считал, что выполнил военный долг перед своим народом, и даже с лихвой.

Но долг каждый год сражаться с этими пожарами — нет, его никогда не выполнить до конца.

Почувствовав, что самолет наконец стал послушным, Майк усмехнулся. «ДС-3»были выносливыми старыми птицами. Ему нравилось летать на них, хотя последние самолеты этого типа были выпущены еще до его рождения. Ему нравилось летать на чем угодно. Кармайкл зарабатывал себе на жизнь не полетами — вообще-то, теперь он уже никак не зарабатывал себе на жизнь,— но, кроме полетов, не занимался больше ничем. Бывали месяцы, когда он проводил в воздухе больше времени, чем на земле. Или, по крайней мере, такое у него возникало ощущение, потому что время на земле часто проскальзывало быстро и незаметно, а в воздухе всегда требовало собранности, напряжения и потому, наверно, тянулось гораздо дольше.