Сирены - Джозеф Нокс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Такой начитанный человек, как вы, скорее всего, помнит, в связи с чем Изабель в последний раз упоминали в новостях.
— Она упала в обморок, — сказал я. — От переутомления.
Росситер не шелохнулся.
— Попытка самоубийства?
Он кивнул.
— Изабель страдает депрессией. В какой-то степени это наследственное, по материнской линии. Попытки самоубийства были и раньше, но такая серьезная — впервые. Много крови, много шума. Разумеется, газетчики пронюхали. Мы скормили им версию переутомления. — Он смотрел куда-то в сторону, видимо заново переживая случившееся. — Я лично встречался с главными редакторами, умолял их.
— Представляю, как это тяжело, — сказал я.
— Правда? — Он посмотрел на меня, переформулировал вопрос: — А знаете, что самое страшное? Страшнее того, что ваша дочь ножом пропорола себе шею?
Я покачал головой.
— Самое страшное — когда дочь возвращается домой из больницы и ненавидит вас за то, что вы спасли ей жизнь. — Он допил коньяк. — Мы с ней тогда поговорили, Уэйтс. Она сказала, что понимает свое состояние, понимает, что ее ждут тяжелые дни. И очень спокойно объяснила, что этот день был не из таких. Она все прекрасно осознавала и не могла простить мне, что я вызвал «скорую».
— Долгой же была та извилистая дорожка, которая привела дочь министра к Зейну Карверу.
— Да, дорожка была и долгой, и извилистой, — кивнул Росситер. — Моя дочь познакомилась с ним через кого-то из друзей. Насколько мне известно, она уже месяц живет в Фэйрвью.
— Месяц?
Он промолчал.
Фэйрвью — так называлась резиденция Карвера. Большой викторианский особняк в южном пригороде, полном молодежи и студентов. Дом Карвера приобрел скандальную известность благодаря вечеринкам, куда стремились попасть все, от университетских сердцеедов до местных знаменитостей.
— Не знаю, что обещал вам Паррс, но мне даны указания не лезть в гущу событий. Я слежу, как передают деньги за товар, выпиваю с дилерами помельче…
— Оно и видно, — сказал он. — Но с сегодняшнего дня ваша задача изменилась. Придется перейти черту. Еще больше запятнать себя. Вступить в контакт с ключевыми фигурами.
— И с вашей дочерью?
— Нет, нельзя, чтобы домой ее вернула полиция. Слишком рискованно.
— При всем уважении, сэр, если газетчики однажды уважили ваши просьбы, то проявят понимание и в этот раз. Да и вообще, что значит скандал по сравнению с тем, что она вернется?
— Скандал? — переспросил Росситер. — Да я, не задумываясь, ушел бы в отставку, если бы это помогло вернуть Изабель.
Я верил ему и пропустил первый тревожный звоночек. Таким тоном говорят о покойниках.
— Не хочу, чтобы из-за меня она наложила на себя руки, — сдержанно сказал он. — Понимаете?
Может быть, если бы я отчетливо видел его лицо, то понял бы, но нас окутывала тьма.
Я пожал плечами.
— Вы молоды. Вот погодите, на все будете готовы ради своих детей.
— И что же я должен сделать ради ваших?
Он помолчал, будто бы тщательно обдумывая ответ.
— Можете подобраться к ней? Проверить, все ли в порядке?
— Я могу ее лично спросить.
— В прямой контакт лучше не вступать.
— Не сказал бы, что вы облегчаете мне задачу, мистер Росситер.
— Я не хочу, чтобы дочь вернули домой насильно. И уж точно не с помощью полиции.
— Она и не поймет, что я полицейский, — возразил я. — Даже ваш особист в коридоре не сразу понял.
Росситер ничего не сказал.
— Послушайте, это опасные люди.
— В какие неприятности они ее втянули? Секс? — Он с запинкой произнес это слово.
— Вряд ли. Карвер считает себя джентльменом. Бизнесменом.
— Это ведь хорошо, да?
— Зависит от того, с какими бизнесменами вы общаетесь. Повторяю, этот человек очень опасен. Девушку с громкой фамилией можно втянуть во многое. В городе есть наркодилеры, которые обошлись бы с ней гораздо хуже. От них она бы быстро вернулась домой залечивать психологические травмы. И думать бы забыла, что вас ненавидит.
Он хотел ответить на мой выпад, но сдержался.
— А что Зейн Карвер?
— Он другой. Скорее всего, знает, кто она. Скорее всего, постарается ей понравиться. Он торгует «восьмеркой»[4] и…
— Восьмеркой?
— Героином, — пояснил я. — Слово звучит вполне невинно, если произнести его на улице или в клубе.
— Это исключено. У Изабель есть проблемы, но она не станет употреблять…
— Поначалу все так думают. Пробуют, а потом втягиваются. Это университетский район. Вот уже несколько лет Карвер снабжает наркотиками молодежные вечеринки. Он знает, что Изабель — ваша дочь?
— Наверное. — Росситер сглотнул. — Хотя обычно она стыдится об этом упоминать.
— А если знает, то играет с огнем. Ему ведь не известно, что вы не отправите за ней полицию.
— Хм… — сказал он, задумчиво крутя на пальце обручальное кольцо.
— Она и раньше сбегала из дома?
— Только в пятизвездочные отели, с моей кредиткой.
— У вас есть ее фотография?
Росситер достал из нагрудного кармана фотокарточку и протянул мне, прикрыв ладонью, будто огонек свечи. Изабель была бледной, симпатичной девушкой с пепельно-русыми волосами и умными голубыми глазами. На фотографии она смотрела чуть выше линзы объектива. Наверное, на того, кто ее фотографировал.
— Послушайте… — Росситер подался вперед. — Простите мою неуместную шутку про то, что вы выпиваете с наркодилерами. Вам сейчас нелегко.
Какое-то время мы сидели в тишине.
— Вам нужна еще какая-нибудь информация? — спросил он.
— Кто познакомил ее с Карвером?
— Боюсь, я ее никогда не видел.
— Ее?
— Его, их, не знаю.
— Может, ваша жена знает?
— Алекса — больной человек. Не надо ее тревожить.
— Ясно. Почему же вы решили действовать именно сейчас?
Он изогнул бровь.
— Изабель отсутствует уже месяц.
— Верно подмечено. — На его скулах заиграли желваки. — Должен признаться, что я сейчас нахожусь между двух огней, Уэйтс. Алекса тоже страдает депрессией. Уже какое-то время между нами… все сложно. Изабель пропала в разгар наших семейных неурядиц.
— Как мне с вами связаться?
Он протянул мне визитку с рельефной печатью. Я провел пальцами по выпуклым буквам.
— Звоните по этому номеру в любое время дня и ночи.
— Спасибо за коньяк. Буду держать вас в курсе.
Когда я уходил, он все так же сидел на диване — усталый и поникший.
5
«Рубик» был одним из тех огромных заведений, которые к вечеру превращаются в ночные клубы. На пике своей популярности он не уступал «Гасиенде»[5]. В «Рубике» давали концерты лучшие постпанк-группы. Но те времена давно прошли. Он располагался близ Динсгейт-Локс, у канала, пересекающего весь город. Собственно пивной зал освещала лишь красноватая подсветка, прямой свет не попадал сюда даже днем.