Ты против меня (You Against Me) - Дженни Даунхэм

– Вчера видел в пабе маму твою. Говорит, на этот раз он точно выйдет.

– Это потому что копы заключили сделку с его адвокатом. И скоро он будет по улицам гулять, как будто и не сделал ничего.

– А ты как собираешься быть?

– Не знаю. Но что-то нужно делать, однозначно. Карин твердит, что никогда больше нос из дому не высунет.

Джеко долго и пристально смотрел на него.

– Серьезно?

– Я ей сказал, что его к ней близко не подпустят, но не помогло.

– Козел.

Майко кивнул. Он знал, что Джеко поймет.

– Я тут опять к нему домой ходил. Хотел врезать, но его не было.

– Один ходил?

– Разозлился я сильно. Надо было что-то сделать. – Майки выбросил бычок в лужу, послушал, как шипит горящий кончик. – А потом, ты был на работе.

– Я бы все бросил… – Джеко хлопнул Майки по спине. – Сам знаешь.

И Майки рассказал ему все – про разводной ключ, путь к тому дому, праздник в честь выхода под залог… Просто стоять и говорить об этом с кем-то было так приятно. У Майки на душе потеплело.

– У них там еда из ресторана и все такое. Виде^ его мать и сестру – подумали, что я его друг, даже пригласили на эту чертову вечеринку.

Джеко присвистнул:

– Чувак, да ты безумец просто.

– Представь, если б Карин об этом узнала. Каково бы ей было?

– Не рассказывай ей, это уж слишком. – Джеко швырнул окурок от самокрутки в лужу под ногами. Теперь два промокших бычка плавали рядом, как лодки.

Они стояли и молчали, и у Майки зародился план. План был безумный, и Майки попытался отогнать мысли о нем, но стратегия сама вырисовывалась в мозгу. Он вспомнил о своих, подумал, что надо бы погулять во дворе с Холли, чтобы та не обижалась, что он не повел ее в школу, сходить в магазин, если мать забыла. Но план все крутился и крутился в голове. Придется его родным как-то обойтись без него разок – не может же он быть с ними круглосуточно.

– Ты сегодня что делаешь?

Джеко медленно расплылся в улыбке:

– Мы идем на вечеринку?

– Я обещал Карин, что я его достану. Так почему не сделать это в вечер, когда он меньше всего этого ожидает?

– Хочешь, позову ребят?

Джеко имел в виду Вуди, Шона и Марка – друзей, с которыми они вместе учились в школе и долгие годы дрались бок о бок на детских площадках и в подростковых войнах за территорию. Они по-прежнему часто встречались, играли на бильярде, пили пиво, но у всех теперь была своя жизнь. Вуди женился, и его жена ждала ребенка. Шон с Марком устроились подручными строителей. В ночь, когда Карин вернулась из полицейского участка и Джеко позвонил им, они ни секунды не думали, что ответить. Гнев, что обуял их в ту ночь, все еще был свеж в памяти, но просить их о том же снова… это было бы неправильно. В конце концов, Карин – его сестра, и это его война.

– Если нас будет много, нас заметят.

Джеко кивнул. Майки знал, что тот сейчас обдумывает основные детали плана, тактику грамотного проникновения на вражескую территорию. В их школьных битвах Джеко всегда был лучшим стратегом. Не зря, видать, часами играл в компьютерные игры.

На пороге появилась Сью и показала на часы.

– Там будет полно народу, – пробурчал Джеко, когда они вслед за ней вернулись в бар. – Но темнота сыграет нам на руку.

Он приоткрыл дверь кухни. Деке, как обычно, слушал кантри-канал по радио: все песни там были о разводе, разбитом сердце и пасторах. Он помахал им картофелечисткой:

– Вот они, мои ребята! Джеко склонился к Майки:

– Хочешь, я сяду за руль?

– Так ты со мной?

– Конечно, с тобой, дружище. Я для тебя что хочешь сделаю.

Майки улыбнулся. Впервые за много дней хоть что-то у него складывалось.

Четыре

Элли Паркер сидела на ступеньках в патио и махала руками, как антеннами, на солнце. Было странно, потому что весь сад при этом как будто затих. Она затаила дыхание – не хотела портить такую красоту. На секунду ей показалось, будто ей подчиняется вся Вселенная. Потом женщина из ресторана протопала мимо с коробками в руках, а ее мать со своей папкой подошла и проговорила:

– Слава богу, дождь кончился.

Элли сорвала лавровый лист с дерева, разломила его пополам, понюхала и разорвала на маленькие кусочки. Ошметки листка с острыми краями рассыпались по крыльцу. Она сорвала еще и еще один, сминая и терзая зеленые листья в руках.

Мать села рядом и склонилась к ней:

– Ты не переживай, милая. С братом все в порядке, он уже в машине – едет домой.

– Что, если в полиции передумают?

– Это же судебное решение. Его принимают раз и навсегда.

– Но что, если у них вдруг появятся новые сведения? Мать покачала головой и уверенно улыбнулась:

– Папа все держит под контролем, прорвемся, говорю тебе. Увидишь.

Как Элли ни хотелось ей верить, порой она закрывала глаза и вспоминала то, что не давало ей покоя. Видела, как Тома уводят на допрос – бледного, испуганного. Фургон с надписью «СУДМЕДЭКСПЕРТИЗА», припаркованный на дорожке, и следователей в черных костюмах, выходящих из дома с ноутбуком Тома, его постельным бельем и одеялом, упакованными в целлофановые мешки. Ребят в машине, которые наблюдали за происходящим с улицы, и ясно было, что к утру новость разнесется по всему городу. Копа, навесившего замок на дверь комнаты Тома и опутавшего ее полицейской лен -той. «Не трогайте, пожалуйста, комната теперь – место преступления», – сказал он. А отец ответил: «Что, даже в собственном доме у нас теперь будут запреты?» Мать сидела на лестнице и плакала, глотая слезы.

Элли сосредоточилась, пытаясь успокоиться. Чувство было такое, словно у нее в животе что-то засело и просилось наружу. Она оглядела сад – пустые столы, штабеля стульев, коробки с фонариками, только ждущие, чтобы их развесили, стремянка у забора, – и больше всего ей захотелось, чтобы сегодня вечером они остались только вчетвером и очутились в их прежнем доме за много миль отсюда, с едой, заказанной из ресторана, и взятым напрокат кино.

Мать толкнула ее под локоть, словно прочитав мысли:

– Элли, все будет хорошо, правда. Мы вернули Тома. Давай попробуем сегодня не унывать.

Элли кивнула, но в глаза ей смотреть не могла.

– Мам, можно тебе сказать кое-что?

Улыбка матери погасла, она напряглась всем телом.

– Ты же знаешь, что можешь рассказать мне обо всем.

– Карин Маккензи отказалась сдавать экзамены. Она вообще в школу не ходит.

Повисла неловкая тишина. Элли кусала губу. Не надо было ничего говорить, но так трудно было держать в себе столько всего. Бывало, и что полегче выскальзывало наружу.

– У меня была подруга, – проговорила мать, – на которую напали двое мужчин, затащили в машину. Она не придумала, все было на самом деле. Ужасная жестокость, но она нашла способ изменить свою жизнь, и изменила.

– И что это значит?

– Это значит, – ответила ее мать, вставая и смахивая с брюк несуществующие пылинки, – что мы сами строим наше счастье. Мне надо поговорить с установщиками шатра. Услышишь машину – зови. Не хочу пропустить его приезд. И если тебе нечем заняться, развесь шарики.

Иногда Элли представляла Карин Маккензи как какое-то чудовище в плаще с капюшоном и когтями. Заливаясь маниакальным смехом, чудовище затаскивало Тома в зловонную яму. Но в реальной жизни Карин была всего лишь девчонкой, высокой, худенькой, с длинными темными волосами, и жила в многоквартирном доме на другом конце города. Том ей нравился, причем, судя по всему, уже давно. В тот субботний вечер она явно пыталась привлечь его внимание: яркие красные ногти, фиолетовая помада и пылающе – оранжевая мини-юбка, плотно обтягивающая бедра. В школе Карин славилась тем, что хорошо рисовала, а в других предметах, в общем-то, и не преуспела. Но все равно глупо отказываться от экзаменов – даже пара зачетов уже могли быть пропуском в колледж, началом неплохой карьеры. Бросишь все в одиннадцатом классе, и некоторые возможности упустишь навсегда.

Мимо прошла девушка с двумя серебряными подносами в руках. Одного с Элли возраста, может, чуть старше; в черной юбке и белой блузке. Поравнявшись с Элли, она остановилась и спросила:

– Ты сестра, да? – И, наклонившись ближе с заговорщическим видом, добавила: – И как держишься? Странно, наверное, все это? – Она была сильно накрашена.

– У вас что, дел других нет? Вот и делайте, – ответила Элли. Потом встала, обошла дом и встала на дорожке перед крыльцом.

Иногда паника была физической, будто стены медленно надвигались со всех сторон. Иногда психологической – необъяснимый страх, осознание, что еще минута этого кошмара, и она вспыхнет, как спичка. Она знала лишь один способ справиться с этим чувством – отключиться, подумать о чем-то еще, но в последнее время сделать это становилось все сложнее. Гораздо проще было взять и уйти. Далеко она не собиралась – не взяла куртку; решила всего лишь прогуляться по гравию до электрических ворот. Нажала кнопку, подождала, пока ворота откроются, и вышла на улицу. Дорога была вся в рытвинах и грязных лужах; в траве подрагивали на ветру первые нарциссы. Ворота за спиной захлопнулись.