Кровь и лунный свет - Эрин Бити

Прошу. Кто-нибудь.

Я поддаюсь внезапному порыву. Ноги несут меня обратно, так что вскоре я, подталкиваемая необъяснимым стремлением, спускаюсь по столбам и прыгаю по переплетенным камышовым платформам. А оказавшись на земле – бегу трусцой туда, откуда появился человек в плаще. В глубине души я понимаю, насколько глупо ввязываться в это в одиночку. Но магистр Томас, даже если Перрета ушла, никогда не согласится бродить по улицам в такое время, особенно из-за таких неубедительных доводов.

Я сворачиваю на улицу, соединяющую площадь святилища с древним Храмом Солнца – святыней Адрианской империи, которая утвердила нашу религию. Хотя на табличках указано название «Путь молитвы», чаще всего улицу эту называют «Дорога удовольствия» – очень уж там много борделей. Многих девочек-сирот и подкидышей в Коллисе воспитывают в монастырях, но есть и те, кто отказывается принять обеты сестер Света. Им, к сожалению, редко удается найти достойную работу. Поэтому они оказываются здесь.

Когда я прохожу мимо четвертого квартала, на меня обрушивается волна чувств, вынуждая остановиться и, хватая ртом воздух, оглядеться. Лучи яркого лунного света не только освещают улицу, но добавляют резких, угловатых теней, которые расчерчивают окружающее пространство на неровные куски. Но дрожь вызывает именно сладкий металлический привкус в воздухе. В последний раз я ощущала нечто подобное, проходя мимо мясной лавки, на крыльце которой закололи свинью.

Кровь. Много крови. Но я ее не вижу.

Холодный ветер щекочет опавшими листьями мои лодыжки, вынуждая опустить глаза на землю, – и я замечаю в грязи большой след. Вернее, несколько следов: они ведут в сторону святилища, но появились из темного переулка справа от меня. Я проскальзываю под навес соседнего здания, осторожно выглядываю из-за угла и тихо зову:

– Эй!..

Но мне никто не отвечает. Лунный свет освещает полосой противоположную стену, и она кажется такой яркой, что все остальное просто не разглядеть. Я не помню, чтобы хоть раз бывала здесь, но странное ощущение, будто это место мне знакомо, толкает меня в скрытый тенями переулок.

Тьма смыкается вокруг меня, словно занавес. Запах крови становится таким невыносимым, что мне приходится закрыть рот и нос рукой. Вторую я вытягиваю вперед, чтобы ни на что не наткнуться в кромешной темноте. Делаю один нерешительный шаг к свету, затем второй. Отпихиваю ногами какой-то мусор – вернее, мне хочется надеяться, что это мусор. А добравшись до освещенной стены – вижу дугу из алых брызг, жутко напоминающую ту, что привиделась мне при падении со спины горгульи.

Это невозможно. Хотя сейчас я понимаю, что стена, увиденная мной в тот момент, была не безупречно гладкой, как в святилище, а неровной и запачканной. Как грубо отштукатуренный плетень.

Один участок, примерно посередине, выглядит иначе – словно кто-то пытался ухватиться за стену мокрой рукой. Кончики пальцев на левой руке слегка болят, словно это их след я вижу. Как загипнотизированная, я протягиваю ладонь, чтобы понять, отличается ли реальность от воспоминания.

Когда до стены остается всего несколько сантиметров, переулок внезапно озаряется светом, словно рядом зажгли тысячу свечей. И все вокруг становится видно, как днем: стены, ящики, бочки, кучи мусора, снующие крысы… и тело женщины на земле.

Она лежит навзничь, ногами ко мне. Из-под измятой юбки выглядывают бледные икры и поношенные туфли на деревянных каблуках. Вместо живота – месиво из разорванной ткани и внутренностей, которые я раньше видела лишь у забитых животных. Кровь, словно темные чернила, растекается вокруг головы и плеч. Ее так много, что притоптанная земля пропиталась ею, а на поверхности все равно осталась неглубокая лужа, в которой отражаются звезды и плывущие облака.

Открывшаяся мне картина ужасна, но ужаснее всего другое.

Нижняя челюсть женщины отвисла в беззвучном крике, видно, что половины зубов нет. Лицо вдавлено, вместо глаз – темные провалы с месивом из разодранной кожи и мышц. Из окровавленных глазниц, словно слезы, стекают струйки крови – вниз, мимо родинки на щеке.

Стоит вдохнуть поглубже, как у меня перехватывает дыхание: я узнаю цветочный аромат, который смешался с плотным запахом крови. И понимаю, кто передо мной.

Перрета.

Глава 3

Рука застывает в воздухе, так и не коснувшись стены, пока я смотрю на залитый ярким светом переулок. Сейчас здесь светло, как днем, а то и светлее: вряд ли сюда часто заглядывает солнце.

Я и раньше видела мертвые тела. Видела смерть от болезней, несчастных случаев, насилия. Но ни одна из тех смертей не сравнится с этой.

Пожалуйста. Кто-нибудь. Помогите мне.

Влага пропитывает носок одного из моих кожаных ботинок. Осознав, что наступила правой ногой прямо в лужу крови, я невольно отшатываюсь назад – и в тот же миг переулок снова окутывает темнота.

Лишившись возможности что-то рассмотреть и сориентироваться в пространстве, я пытаюсь сбежать подальше, но запинаюсь о собственные ноги и падаю.

Помогите мне…

От удара о землю зубы резко стучат друг о друга, а покрытую синяками поясницу сводит от невыносимой боли, но мне на это плевать. Меня волнует лишь то, что сейчас пропитывает землю и мою одежду. Поэтому, перекатившись, я поднимаюсь на четвереньки и ползу к входу в переулок.

…Кто-нибудь…

Крики эхом отражаются от стен, и лишь спустя несколько мгновений, когда выбираюсь на улицу, я понимаю, что они лишь усиливаются – и что это я кричу. Рухнув на мостовую, я извергаю содержимое желудка на булыжники. Меня рвет, пока я не чувствую себя опустошенной. Я тяжело дышу, я рыдаю – но никак не удается избавиться от воспоминаний о том, что осталось у меня за спиной.

Собравшись с силами, я сажусь на корточки, и в этот момент на втором этаже в нескольких зданиях от меня с грохотом открывается ставень. Из окна выглядывает женщина, которую я вижу невероятно четко. Под ее глазами – темные круги, платье свободно болтается на теле. Из-за ее спины доносится тихий плач.

– Заткнись, пьяница, – кричит она. – Только уложила дочку!

Прежде чем я успеваю отреагировать, она захлопывает ставню, оставляя меня в одиночестве.

Я оглядываюсь по сторонам. Кажется, больше никого не беспокоят мои вопли, но, полагаю, раз никто не обратил внимания на крик женщины, которую убивали, вряд ли стоит удивляться. Судя по вкусу крови во рту, я прикусила язык, падая. Поднимаю руку, вытираю лицо тыльной стороной ладони – алый след тянется по ней от запястья до костяшек пальцев.

Что мне делать? Перрета мертва. И ей никто не может