Дорогие гости Пятигорска. Пушкин, Лермонтов, Толстой - Вадим Хачиков

Но если наши сомнения по поводу дома Реброва все же справедливы, то возникает вопрос, а где же могли жить знаменитые гости? Ведь для размещения важной персоны с довольно большой семьей и множеством сопровождающих лиц требовалась именно такая усадьба, которая появилась позднее у Реброва – с большим домом, флигелями, кухнями, погребами, конюшнями, сенниками, сараями для экипажей. Была ли к тому времени на Горячих Водах такая усадьба? Да, была, несмотря на то, что поселение в Горячеводской долине и небольшая солдатская слободка при нем состояли тогда в основном из глинобитных, турлучных, в лучшем случае, деревянных домиков.

Дело в том, что кавказский губернатор М.Л.Малинский, назначенный на эту должность в 1812 году, решил перенести центр губернии из города Георгиевска на Горячие Воды. Высочайшего согласия на это не последовало. Однако Марк Леонтьевич не отступился от своего намерения, о чем свидетельствуют слова Елены Соболевой о том, что дома ее отцом были построены «по приглашению и убеждению главного начальства». А таковым для чиновной публики был, конечно, губернатор, призыву которого строить дома на Водах она последовала. И даже не просто призыву, а личному примеру, ибо Марк Леонтьевич, одним из первых, возвел себе дом у целительных горячих ключей. Подтверждение? Пожалуйста: в книге «Пятигорск в исторических документах» опубликовано письмо Ермолова Малинскому: «…прошу ваше превосходительство сделать распоряжение, чтобы вновь никаких не было производимо партикулярных строений, особливо по обеим сторонам дома, вашему превосходительству принадлежащего, ибо сии места остаются одни несколько более прочих удобные». (выделено мною —В.Х.).

Место, где стоял губернаторский дом, довольно легко вычислить. Сегодня на этом месте находится Центральная питьевая галерея. А на плане Пятигорска 1831 года это домовладение значится под №13. Правда, к тому времени у него был другой владелец, генерал С. Д. Мерлини. Это вполне объяснимо. В 1819 году Малинский, вызывавший недовольство генерала Ермолова, сложил свои полномочия и тут же уехал с Кавказа, подальше от всевластного «проконсула». Свой дом на Водах, он, конечно же, продал. Как раз в это время на Водах появился С. Д. Мерлини, пожелавший приобрести здесь жилье. И губернаторский дом, видимо, показался ему наиболее подходящим, поскольку был «каменного строения… о десяти покоях разной величины», имел большой земельный участок и все необходимые службы. Надо полагать, что за год Станислав Демьянович и его супруга, Екатерина Ивановна, еще не успели обжиться в нем, и охотно приняли предложение сына генерала Раевского, Александра, сдать на лето усадьбу его отцу. Об этой супружеской паре нам еще предстоит вести разговор. Пока же заметим: хотя никаких документальных подтверждений тому не имеется, но лучшего помещения для семейства Раевского, чем усадьба генерала Мерлини, в то время было не найти.

Увы, до наших дней усадьба не дожила. При строительстве Центральной питьевой галереи были разрушены все ее постройки, в том числе, и здание, в котором могли жить во время пребывания в Пятигорске Александр Сергеевич Пушкин и прославленный военачальник Николай Николаевич Раевский.

Встреча с английским шпионом

Программа развлечений посетителей Вод обязательно включала поездку в расположенную неподалеку от Горячих Вод колонию Каррас. Ее основали в 1802 году шотладские миссионеры. Но, не сумев наладить нормальную жизнь, пригласили в помощь себе хозяйственных немцев, которые уже несколько лет спустя стали основными обитателями колонии. В письме генерала Раевского читаем: «Мы ездили в называемую неправильно шотландскую колонию, ибо их только две фамилии, кои миссионеры лондонского Библейского общества, остальные же разные немцы».

Поездка туда была, конечно же, очень интересна Пушкину. В отличие от представителей досужего «водяного общества», воспринимавших шотландскую колонию лишь как некий экзотический уголок «просвещенной Европы» в «дикой Азии», Александр Сергеевич мог серьезно заинтересоваться деятельностью посланцев Библейского общества, их трудной жизнью в чуждой стране. К тому же скромные миссионеры были для него представителями романтической Шотландии, так ярко представленной в произведениях любимого им Вальтера Скотта. И, несомненно, беседуя с еще остававшимися на Кавказе шотландцами – Александром Патерсоном и Джеймсом Галловаем, – Пушкин расспрашивал их о далекой родине, ее истории и культуре.

Беседа, как предполагают современные историки, могла вестись на немецком языке, который знали обе стороны. А вот языком собеседников Пушкин не владел, и досада этому поводу могла подтолкнуть его к изучению английского, которым он, как известно, занялся на Водах. Впрочем, возможно, что толчком к этому послужили наблюдаемые им уроки языка, которые брала дочь генерала Раевского, Мария, у сопровождавшей ее гувернантки, мисс Мятен.

Есть и еще один «английский след» в пушкинском бытии того лета – встречи поэта с Джорджем Виллоком, чиновником английской миссии в Персии и братом английского поверенного в этой стране. Виллока не без основания считали английским шпионом и вели за ним скрытое наблюдение. Но Пушкина этот англичанин интересовал, прежде всего, как представитель страны, в которой жил и творил Байрон, кумир многих тогдашних образованных россиян. Виллок дважды посещал генерала Раевского. Тем не менее, Пушкин захотел увидеться с ним еще раз и в сопровождении друзей навестил англичанина на его квартире.

Местонахождение этой квартиры краеведам не известно. Но помощь в ее отыскании может оказать другой замечательный гость Пятигорска, М.Ю.Лермонтов, а точнее его двоюродный дядя, генерал-майор Павел Иванович Петров, который еще в 1818 году побывал в наших краях, как ремонтер, закупавший лошадей для Александрийского гусарского полка. «Ведомости посетителей Горячих Вод» сообщают о том, что этот «ротмистр и кавалер» прибыл 7 июня и остановился «у Макеевой». Простое упоминание фамилии домохозяйки, без каких-либо пояснений, заставляет предположить, что это какая-нибудь унтер-офицерская вдова, имевшая домик в Солдаткой слободке.

Но вот другой документ, уже связанный с. Пушкиным. Осуществлявший тайный надзор за Виллоком майор Красовский докладывал по начальству: «…английский чиновник Виллок с состоящим при нем персидским переводчиком, по прибытии 20-го числа июня на горячие минеральные воды… остановился в нанятом им доме у вдовы губернской секретарши Анны Петровны Макеевой, платя за оную в сутки по три рубля медью». Вот тебе и унтер-офицерская вдова! Конечно, чин губернского секретаря, который имел супруг Анны Петровны, соответствовал всего-навсего армейскому поручику. Но иметь его могли лишь лица дворянского сословия. Стало быть, дом вдовицы едва ли был хибаркой, иначе вряд ли знатный иностранец нанял бы его.

Встречу, которая произошла на квартире Виллока, в доме Макеевой, зафиксировал тот же, наблюдавший за подозрительным ным гостем, офицер: «21 числа поутру (Виллок) был в старых ваннах, купался… по возвращении на квартиру приходили к нему …ротмистр Николай Николаевич Раевский (сын генерала) и недоросль, состоящий в свите Его Высокопревосходительства генерала Раевского, Александр Сергеевич Пушкин». «Недорослем», как мы помним, из озорства записал себя в книгу приезжих сам Пушкин, а насчет нахождения его в генеральской свите домыслил уже Красовский. Впрочем, это не столь существенно. Важно то, что поэт в доме Макеевой был, а раз так, значит, дом этот, бесспорно, может считаться одним из пушкинских мест Пятигорска.

Как же все-таки отыскать его? В основных источниках наших сведений о жителях раннего Пятигорска – списках домовладельцев, составленных в начале 30-х годов Х1Х столетия Иосифом Бернардацци и доктором Конради, – фамилия Макеевой не значится. Характерные приметы, иногда очень помогающие в поисках, у дома тоже отсутствуют. Известны лишь имена двух его постояльца и годы, когда они пользовались гостеприимством Анны Петровны.

Первый вывод, который нам подсказывают эти скудные данные, таков: социальное положение, как самой Макеевой, так и ее постояльцев – английского дипломата и гусарского ротмистра – свидетельствуют, что дом не мог находиться ни в Солдатской слободке, расположенной у западной окраины Горячеводского поселения, ни тем более, в слободке при Константиногорской крепости, достаточно далеко отстоящей от источников. Домовладение «губернской секретарши» явно находилось в границах самого поселения, а это значительно суживает район поисков.

Второй вывод должен опираться на даты: раз дом существовал уже в 1818 году, его надо искать только в Горячеводской долине. Строительство домов за ее пределами, как мы уже говорили, началось позднее, в 20-е годы. Таким образом, в поле нашего зрения попадают два небольших ряда домов: по северной стороне, напротив нынешнего «Цветника» и по южной – от нынешней курортной поликлиники до начала подъема к Академической галерее. Согласно плану, составленному Иосифом Бернардацци, на этой территории имелось всего двенадцать участков, два из которых предназначались для казенных зданий и застроены не были. Остается десять. Территория напротив нынешнего «Цветника», наиболее удобная для строительства, явно была отведена чиновникам достаточно высокого ранга. Губернского секретаря Макеева или его вдову вряд ли допустили бы туда.