Надежда - Андре Мальро

«Есть справедливые войны, — говорит руководитель республиканской разведки Гарсиа, — как наша сейчас», и в этой мысли заключается одна из важнейших тем романа. Сто восемьдесят пять (из двухсот!) генералов с благословения церкви подняли мятеж против законно избранного правительства; их всячески поддерживают режимы Муссолини и Гитлера. Мальро показывает, как неразрывно сопротивление испанского народа путчистам связано с его стремлением к революционным изменениям в стране — праву на труд, образование, человеческое достоинство. Летчик Маньен видит, что неграмотные крестьяне яростно сражаются с охотничьими ружьями в руках, чтобы отстоять свое право на землю, — первое условие их достоинства. «Я хочу, чтобы люди знали, ради чего они работают», — говорит Маньен. Старый виноградарь Барка никогда не мог смириться с презрительным отношением помещиков к крестьянам, с тем унизительным положением, при котором крестьяне обязаны выказывать почтение своим хозяевам. В госпитале, страдая от полученных ранений, он тем не менее уверен в своей правоте, только «братство», считает он, может противостоять «унижению». Ученый-этнограф Гарсиа надел военную форму не потому, что ждет от народного фронта «самого благородного правительства», а потому, что хочет, чтобы «изменились условия жизни испанских крестьян».

Коммунист Рамос убежден, что в любой местности, занятой Франко, восстанавливаются еще более тяжкие формы гнета — вот почему простой люд сражается. Писатель-католик Гернико, наблюдая за женщинами, которые после штурма казарм Ла-Монтанья сдают свою кровь для раненых республиканцев, видит «народ Испании» и понимает, что эта война, «что бы там ни было» — его война, и решает оставаться всегда там, где испанский народ.

Мальро не упрощает вопроса. Республиканцы ведут справедливую войну, но насколько она разумна? Может быть, худший компромисс с националистами предпочтительнее сотен тысяч жертв и бесчисленных страданий при победе любой ценой, тем более при возможном, несмотря на героические усилия, военном поражении республиканцев?

Не раз персонажей романа поражает пронзительное и понятное читателям чувство: чего стоят слова, произведения искусства, самые высокие идеи при виде растерзанных тел и чудовищных ран? В финале романа Гарсиа даже предвидит возможность того, что Франко в конце концов будет вынужден пойти на определенные уступки в социальной политике, чтобы избежать бесконечной герильи. «Что меня больше всего беспокоит, — говорит он, — так это видеть, как много на любой войне каждый берет у своего врага, хочет он того или нет». Не направить ли усилия на самоусовершенствование? Старый и мудрый Альвеар после страшного ранения сына замкнулся в своем горе и утратил надежду. «Если бы каждый, — говорит он, — направил на себя треть усилий, которые он затрачивает сегодня, чтобы создать желаемое правительство, в Испании стало бы возможно жить».

Но Мальро отказывается от искушения замкнуться в мораль «качества человека», и персонажи романа ответили на этот вопрос не предположением, а по существу: для того, чтобы люди могли духовно возвыситься, им надо обрести жизнь, при которой они смогут почувствовать свою душу.

Конечно, освободить человека экономически — еще далеко не все, но это основа того, чтобы он стал хозяином своей судьбы. Центральное место в романе занимает проблема организации Народной армии. Рисуя мозаичную картину республиканского лагеря, Мальро показывает людей самых разных политических и моральных убеждений, разных вкусов и темпераментов, но объединенных единой целью. Их первые победы и героический энтузиазм, лихорадочно-восторженную атмосферу счастья и безумства — «хоть раз пожить по велению сердца, а там будь что будет!» — он называет «лирической иллюзией». Однако против самолетов, танков и регулярных частей Франко баррикады и отчаянная самоотверженность республиканцев победы принести не смогут. В первых главах «Надежды» плохо вооруженная и недисциплинированная республиканская вольница переживает Апокалипсис, бесстрашно идет на смерть и празднует, как внезапное откровение, сбывшуюся на какой-то миг мечту о Свободе, Справедливости, Достоинстве и Братстве. Но Апокалипсис братства хочет всего и сразу и по самой своей природе лишен будущего. Анархисты умеют драться, погибать на баррикадах, «мужество становится их родиной», но они не умеют воевать. Апокалипсис должен преобразиться в боеспособную армию или погибнуть. Самой трудной победой республиканцев в романе Мальро будет организация Апокалипсиса, победа эффективности над «лирической иллюзией».

Молодой коммунист Мануэль проходит нелегкий путь от командира роты до командира бригады. Он упорно учится руководить бойцами, и эта наука дается ему не без духовных потерь. Стремление к победе может потребовать от него выбора между эффективностью и простыми человеческими чувствами, например, жалостью к слабым. Трудно действовать, не умаляя братства. Мануэль не отменил смертного приговора двум добровольцам, которые, поддавшись страху, бежали с поля боя. И в то же время он чувствует, что, стремясь во что бы то ни стало к эффективности, он все больше отдаляется от людей и становится все менее человечным. Католик Хименес знает, что братство может быть обретено только во Христе, и советует Мануэлю восполнить этот углубляющийся разрыв укоренением в лоне партии, на что Мануэль отвечает: «Не имеет смысла укореняться в партии, если это удаляет от тех, ради кого партия работает. Какими бы ни были усилия партии, эта связь живет, может быть, только благодаря усилиям каждого из нас».

Мануэль хочет делом завоевать любовь своих солдат, никогда «не соблазняя их, не соблазняя и себя», учится терпению, организованности, суровости и постепенно начинает как бы «физически» ощущать, что такое боевая бригада. Когда ему удалось остановить бежавших с поля боя добровольцев, вернуть им боевой дух, организовать оборону, накормить, устроить на ночлег, наконец, раздобыть мыла, он «впервые ощутил, как братство принимает форму действия». Те же чувства переживает и летчик Скали. Как бы предвосхищая пафос «Земли людей» Сент-Экзюпери, он говорит: «Людям, объединенным надеждой и любовью, доступны области, к которым они не приблизятся поодиночке. Целое нашей эскадрильи благороднее, чем почти все, кто в нее входит».

Ставя при этом вопросы революционной нравственности, цели и средств на материале конкретной действительности, Мальро заставляет некоторых из своих героев переживать трагические коллизии, расширяет их исторический и психологический опыт и даже доводит до полного душевного разлада. Такова судьба Морено, познавшего камеру смертников; старого Альвеара, сын которого ослеп в бою; капитана Эрнандеса, столкнувшегося с низостью, названной «объективной необходимостью» в политике. «Люди с трудом могут поверить в низость тех, с кем они вместе сражаются», — замечает Скали.

Особое значение в романе приобретает в этой связи трагическая судьба Мигеля де Унамуно, реальные обстоятельства которой приводятся на многих страницах романа. «Этическая оппозиция» великого испанского писателя призвана оттенить «ангажированность» героев Мальро, а само название романа — «Надежда» — контрастирует с «отчаянием» — понятием, которым Унамуно определил исток разрушительной стихии испанской революции. Вот почему войне в романе Мальро предстает и как война идеологическая, в ходе которой постоянно ощущается преисполненная драматизма связь политики с моралью.

«Политики не сделаешь с вашей моралью», — говорит коммунист анархисту. «Ни с любой другой», — слышится в ответ. «Сложность, — обобщает Гарсиа, — и, может быть, драма революции в том, что и без морали ее не сделаешь». Ход мысли здесь по-своему ясен: человек, вовлеченный в действие, живет представлениями, которые противоречат одно другому: миролюбие и необходимость защищаться, христианское чувство вечности и земное строительство, справедливость и эффективность действия. Ясно и то, что вседозволенность и забвение справедливости во имя благих целей роковым образом искажают конечные результаты. Персонажи Мальро чувствительны к этой проблеме, видя, однако, свою насущную задачу в том, чтобы как можно скорее преобразовать Апокалипсис в армию. Мужество для них — тоже вопрос организации.

Гарсия понимает, что многие ждут от Апокалипсиса решения своих собственных проблем, в частности, этических, которые Революция не решает, она может лишь создать для этого благоприятные условия. Для таких людей жить, твердо следуя определенной морали, — всегда драма, как в Революции, так и вне ее. Эрнандес, кадровый офицер и честный человек, будучи в армии, то есть участвуя в политике, поглощен, как замечает Гарсиа, сравнением того, что он видит, с тем, о чем он мечтает. «Действие мыслится только в понятиях действия, — настаивает Гарсиа. — Политическая мысль возможна только в сравнении одной конкретной вещи с другой конкретной вещью, одной возможности с другой возможностью. Наши или Франко, одна организация или другая организация, а не организация против какого-либо желания, мечты или апокалипсиса». Моральное совершенство, испанское благородство, считает Гарсиа, — проблемы индивидуальные, и революция далека от того, чтобы быть в них прямо вовлеченной.