Бесспорное правосудие - Филлис Джеймс

Венис поблагодарила ее и села. Ей было немного жаль Руфуса. Ведь в вечер убийства миссис Скалли могла и не пожаловаться на плохое зрение. Но только очень наивные люди верят, что случай не играет роли в криминальном судопроизводстве.

На следующий день в четверг 12 сентября Венис поднялась, чтобы привести доводы в пользу подзащитного. Она уже накануне многое сделала для этого в перекрестном допросе. Теперь ей осталось вызвать только одного оставшегося свидетеля – обвиняемого.

Она знала, что ей придется пригласить Эша на свидетельскую трибуну. Он все равно настоял бы на этом. Во время бесед с ним Венис постигла глубину его тщеславия, смесь заносчивости и бравады, которая могла разом разрушить то, чего ей удалось добиться на перекрестном допросе свидетелей обвинения. Но Эш не собирался упустить последнюю возможность покрасоваться перед публикой. Все эти часы терпеливого сидения на скамье подсудимых были для него чем-то вроде прелюдии к моменту, когда он выступит от своего имени, и тогда или победит, или проиграет. Она узнала его достаточно хорошо, чтобы понять: ему претит сознание того, что он вынужден сидеть и молчать в то время, как другие спорят по его поводу. Ведь это он главная персона в зале суда. Ради него член Высокого суда, облаченный в алую мантию, сидит справа от резного королевского герба, ради него двенадцать мужчин и женщин час за часом внимательно следили за процессом, а прославленные адвокаты в мантиях и париках допрашивали свидетелей и спорили между собой. Венис также знала, что ее подзащитный понимает: сам по себе он всего лишь незначительный предмет для реализации амбиций других людей – система просто использует его, чтобы ее члены могли продемонстрировать свой ум, свои таланты. А вот теперь и у него есть шанс. Венис понимала, что тут есть риск: если его тщеславие и бравада возьмут верх над самоконтролем, их ждет поражение.

Но уже в первые минуты допроса ей стало ясно – волноваться не о чем. Его представление – а она не сомневалась, что это именно представление, – было прекрасно продумано. Эш, конечно, подготовился к первому вопросу, но вот она никак не ожидала такого ответа.

– Гарри, вы любили свою тетю?

Недолгое молчание, и потом:

– Да, я был очень привязан к тете и жалел ее. Но я не уверен, что знаю значение слова любовь.

Это были его первые слова в суде, если не считать отказ признать себя виновным, произнесенный твердым, спокойным голосом. Венис нутром чувствовала реакцию присяжных. Конечно, не знает, откуда ему знать? Мальчик, никогда не знавший отца, брошенный родной матерью, когда ему не было еще восьми лет, росший в приюте, кочевавший из одной приемной семьи в другую, из одного детского дома в другой, никому не нужный с самого рождения. Он никогда не знал ласки, бескорыстной привязанности. Как он мог знать, что такое любовь?

Во время следствия Венис не оставляло чувство, что они два актера, много лет проработавшие вместе и потому хорошо чувствующие друг друга: где надо, они выдерживали паузы, давали коллеге возможность блеснуть, показать себя в выигрышном положении – не из симпатии и даже не из взаимного уважения, а потому что это был дуэт, успех которого зависел от инстинктивного понимания, что нужно делать, чтобы победить. Достоинство его истории крылось в последовательности и простоте. Сейчас он рассказывал в суде то, что раньше говорил полиции, – никаких изменений или приукрашиваний.

Да, в ресторане они с теткой поцапались. Возобновился старый спор: она хотела, чтобы он фотографировал ее с клиентами во время секса, а он не хотел больше этим заниматься. Была не то чтобы серьезная ссора, а скорее, просто разлад, но тетя сильно опьянела, и он решил, что будет лучше уйти, погулять в одиночестве по улицам и подумать, не пора ли от нее съехать.

– Значит, вы хотели покинуть тетю?

– И да, и нет. Я привязался к ней. Думаю, она нуждалась во мне, и еще я обрел дом.

Эш бродил по улицам в районе Уэствэя и, когда решил вернуться, был уже у Шепердз-Буш. На улицах было немного народу. Знакомых он не заметил. И даже точно не помнит, по каким ходил улицам. Домой он пришел сразу после полуночи, увидел тетку, безжизненно лежавшую на диване в гостиной, и тут же позвонил в полицию. Нет, к телу он не прикасался. Войдя в комнату, он сразу понял, что тетя мертва.

Эш твердо держался своих показаний в перекрестном допросе, а на некоторые вопросы быстро отвечал, что того-то не помнит, а в том-то не уверен. На присяжных он не смотрел, они же, сидя по правую сторону, не спускали с него глаз. Когда он наконец покинул свидетельскую трибуну, Венис не могла понять, почему раньше она не вполне доверяла ему.

В своей заключительной речи она пункт за пунктом опровергла все доводы обвинения. Венис как бы доносила до присяжных истинную суть дела, которое поначалу, не без оснований, насторожило их и ее, но теперь открылось в подлинном, справедливом и даже, можно сказать, невинном свете. В чем мотив преступления? Предполагали, что Гарри надеялся на наследство, но дом был единственной собственностью тетки, а денег после его продажи не хватит даже на покрытие долгов. Племянник знал, что деньги утекают у нее сквозь пальцы, она тратила много на выпивку, ее преследовали кредиторы, сборщики долгов часто заглядывали в их дом. На что он мог надеяться? Со смертью тети Гарри ничего не получал, только терял дом.

Остаются следы крови на душевом кране и два пятна крови на лестнице. Существовало предположение, что голый Эш убил тетку, принял душ, а потом вышел из дома, чтобы обеспечить себе алиби. Но один из клиентов миссис О’Киф – особенно если это был постоянный клиент – мог знать, что кран над раковиной в ванной плохо работает, и только естественно, что он помыл обагренные кровью руки под душем.

Обвинение делало главную ставку на одного свидетеля, соседку убитой, миссис Скалли, которая на предварительном допросе сказала, что видела, как Гарри в 23.15 вечера покинул дом через парадную дверь. Присяжные видели миссис Скалли на свидетельской трибуне. Она не могла не показаться им, как и всем в зале суда, честным человеком, намеренным говорить только правду. Но она видела – и то очень короткое время – только мужскую фигуру при свете натриевых ламп, которые хорошо освещают мостовые, но бросают зыбкие тени на фасады домов. Тогда на ней были очки, в которых она с трудом различала лица на телевизионном экране, расположенном примерно в десяти футах. На перекрестном допросе миссис Скалли сказала: «Думаю, я могла видеть кого-то похожего на Гарри. Но тогда я решила, что это он». Присяжные могут почувствовать, что нельзя полагаться на первоначальное свидетельство миссис Скалли – самое важное у обвинения.

В заключение Венис сказала:

– По словам Гарри Эша, он пошел гулять ночью по городу, потому что не хотел видеть тетю в пьяном виде, какой, он знал, она вернется из ресторана. Ему требовалось время, чтобы обдумать их совместную жизнь, свое будущее, решить, не стоит ли ему вообще съехать. Как он сказал, стоя на свидетельской трибуне: «Я должен был понять, как мне жить дальше». Так как, к моему глубокому сожалению, вам пришлось видеть приложенные к делу неприличные фотографии, вы можете задать вопрос, почему подсудимый не ушел от тети раньше. Гарри сказал нам об этом. Она была его единственной живой родственницей. Ее дом был единственным постоянным пристанищем, какое он когда-нибудь знал. Он считал, что тетя в нем нуждается. Господа присяжные, трудно бросить того, кому ты нужен, даже если тобой пользуются в такой извращенной и неприятной форме.

И вот он незаметно ушел из ресторана, бродил по ночным улицам, а когда вернулся, застал дома жуткую картину – гостиная была залита кровью. На одежде Гарри полиция не нашла следов крови, на ноже тоже нет его отпечатков. Любой из многочисленных любовников миссис О’Киф мог навестить ее тем вечером.

Господа присяжные, никто не заслуживает такой ужасной смерти. Человеческая жизнь священна, даже если ты не святой, а проститутка. В смерти, как и в жизни, мы все равны перед законом. И миссис О’Киф тоже не заслужила, чтобы ее убили. Но она, как все проститутки – а она была ею, господа присяжные, – из-за своего образа жизни находилась в группе риска. Вам рассказали, какую жизнь она вела. Вы видели фотографии, которые она попросила или заставила сделать племянника. У нее был необузданный сексуальный аппетит, она могла быть любящей и щедрой, но в алкогольном опьянении становилась яростной и жестокой. Мы не знаем, кого она впустила в свой дом тем вечером и что между ними произошло. Медицинское освидетельствование говорит, что непосредственно перед убийством жертва не вступала в сексуальный контакт. Разве не напрашивается мысль, господа присяжные, что убил один из ее клиентов, убил из ревности, в приступе ярости, неудовлетворенности, ненависти или вожделения? Чудовищно жестокое убийство. В состоянии опьянения жертва открыла дверь убийце. Для женщины это обратилось в трагедию. Но не только для нее, а и для молодого человека, который сидит сейчас в зале суда.